Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла
— Он застрелился. Он мертв. Его больше нет с нами. Теперь ты понял, что произошло? Всю ночь он пил горькую в одной гостинице на Таймс-сквер. И между прочим, оставил посмертную записку, в которой велел своим адвокатам спустить на Джи-би-эн всех собак. В записке упоминалось и твое имя, Роберт, дорогой… Адвокаты уверяют, что Лоуренс пытался связаться с тобой ночью, чтобы уладить возникшие между вами проблемы.
Так вот кто это звонил… Господи, бедный Хорас…
— Высшее начальство уже в курсе происшедшего, Роберт. И наши боссы пребывают сейчас в раздраженном недоумении. Вот такие пироги, дружище… — продолжал Джон.
Откуда? Откуда Лоуренс узнал номер его домашнего телефона? Хорас ему сказал?
— Ты меня слышишь, Роберт?
— Слышу. Да, он звонил мне ночью. Назвал меня глупцом, идиотом и сказал, что мне пришла пора сдохнуть. Вот таким образом, Джон, он пытался уладить возникшие между нами проблемы. И, судя по тем звукам, которые до меня доносились, пока я выслушивал его оскорбления, он проводил свое время в гостинице довольно весело.
— Что ты ему сказал в итоге?
— Я послал его ко всем чертям. Я не знал, что это Лоуренс. Честно говоря, думал, что мне по ошибке позвонил какой-то пьяница. Боже, какой бред…
— Не психуй. Разумеется, мы, в свою очередь, натравим на них своих адвокатов. Никто не утверждает, что это ты его убил.
— Джон!
— Конечно, ситуация неприятная, что тут скажешь… Ты его просто послал? Может быть, еще что-то говорил?
— Нет.
— Роберт, строго между нами… Есть люди, которые будут счастливы повернуть всю эту историю против тебя. Я-то, конечно, на твоей стороне, но ты держи ухо востро. Времена настали трудные…
— Джон, чего ты ждешь от меня? Увольнения? Чтобы я положил на твой стол жетон и табельное оружие?
— Не говори ерунду.
— Он был пьян в стельку, я тебе клянусь!
Роберту пришлось давать объяснения адвокатам Джи-би-эн — это называлось предварительными консультациями. Ситуация была для него на редкость унизительной. Действительно, угораздило же его вляпаться в такую историю… Он был рассержен, обижен и напуган, хотя и старался не подавать вида. В какой-то момент Роберт вновь попытался вызвонить Хораса, но опять безуспешно. Не подошла к трубке и Кэтрин, хотя он, честно говоря, и не знал, что ей сказать, потому и не оставил сообщения на автоответчике. С кем ему повезло, так это со Скоттом из юридического департамента, свойским парнем, с которым он съел не один пуд соли на всевозможных исках, которые недовольные интервьюируемые то и дело вешали на него. Роберт по дружбе попросил сейчас Скотта держать руку на пульсе и, чуть что, сигнализировать ему.
А ближе к обеду Джон позвонил снова.
— Слушай, развейся. Отправляйся домой, — предложил он с ходу.
— Что?
— Ты уходишь в оплачиваемый отпуск до конца недели. Мы все тут в шоке от этих событий, но понимаем, что ты пострадал больше всех. Тебе надо отдохнуть.
— Я не нуждаюсь в отдыхе, Джон, — раздраженно бросил в трубку Роберт. — Это возмутительно!
— Вполне допускаю, что тебе кажется, будто ты не нуждаешься в отпуске, дружище. Но это не важно. Важно то, что компании кажется обратное. К тому же надо провести… э-э… небольшое внутреннее расследование.
Он произнес это таким тоном, словно предлагал пройти Роберту принудительную колоноскопию.[9]
— Я никуда отсюда не уйду!
— Ты уйдешь.
А в следующее мгновение Роберт увидел, что за стеклянной перегородкой, отделявшей его кабинет от корреспондентского зала, возникли два лба из службы безопасности — Джерри и Дейв.
— Джон, прошу тебя, не делай этого.
— Счастливо отоспаться, Роберт. До понедельника.
Роберт лишился дара речи и молча проследовал в сопровождении бравых отставников Нью-Йоркского департамента полиции до лифта. Самым обидным было то, что по дороге он поймал на себе несколько сочувственных взглядов коллег. Это было унизительнее всего…
На негнущихся ногах он миновал роскошный вестибюль и вышел на Лексингтон-авеню. Дождь к тому времени давно кончился. Роберт сразу же повернул направо, прошагал мимо парадного крыльца отеля «Уолдорф-Астория» и вновь повернул направо — на Сорок девятую улицу, которая вела в сторону Парк-авеню. Проходя мимо бронзовых дверей лифта, которым спускались на платформу частной железной дороги, принадлежавшей отелю, он вспомнил, что всегда хотел побывать там, спуститься хоть разок. Впрочем, вспомнил и тут же забыл об этом. Сердце его душили гнев и страх. Он и сам не понял, как оказался у крыльца церкви Святого Варфоломея.
Смотрелась она в центре современного Манхэттена экзотично и довольно нелепо, несмотря на свой величественный византийский фасад. Церковь походила на древнюю черепаху, которую каким-то дурным прибоем занесло в современный аквапарк и она не в силах сдвинуться с места от полученного шока.
Роберт вошел внутрь и задержался в холле около церковной лавки, чтобы глаза привыкли к царившему в храме полумраку. Его окружала богатейшая роспись на стенах, запечатлевшая в золотых красках различные эпизоды Нового Завета.
Все это туфта! При всем желании у Хенкота не было ни малейших шансов привязаться конкретно к нему. А Джи-би-эн отлупит его адвокатов, как детей, чтобы другим неповадно было. Показательно… Да и Скотт там не дремлет — выручит, если что…
Вспомнив о друге, Роберт набрал его номер и оставил на автоответчике сообщение о том, что его попросили с работы, и просьбу звякнуть, если что.
В чем-то Джон был прав. Роберт пребывал последние пару часов в таком душевном смятении, что работать, пожалуй, и правда не смог бы. Хотя это и не оправдывало хамское решение его боссов… Ну ничего, когда все кончится, он на них отыграется! И Джон еще тысячу раз пожалеет о том, что так с ним обошелся. В Джи-би-эн такими методами карьеру себе делать не принято!
Роберт вошел в храм, направился по узкому проходу к самому алтарю и сел около него на первую попавшуюся лавку. Он никогда не отличался набожностью и в общем-то лишь по большим праздникам захаживал в церковь, однако в последнее время, особенно после беды с Моссом, что-то зачастил. Просто чтобы посидеть, подумать, чтобы вокруг никто не вертелся и не мешал…
Итак, что, если им придет в голову выставить иск не Джи-би-эн, а ему персонально? Это будет, конечно, великая подлость. Особенно сейчас… после того, как он так потратился на новый дом и на беременность Кэтрин…
Роберт сидел, обхватив голову руками и чуть покачиваясь из стороны в сторону. Страх подступил ближе и впервые за сегодняшний день всерьез пощекотал сердце. Всю жизнь он убивался ради того, чтобы все у него было стабильно и хорошо, чтобы ни с какой стороны не дули сквозняки, чтобы все в радиусе пяти миль от него было предсказуемо. Роберт прекрасно знал, что окружающий мир по большому счету страшен и опасен — в нем полно места для страха, смерти, ненависти, — но он умел держаться — и держать своих близких — от всего этого подальше. А теперь… он устал и чувствовал, что если сумрак сомкнется вокруг него, он, наверно, и не сможет ему противостоять. Сумрак умеет соблазнить, обмануть, приклеиться так, что не оторвешь…
Он вздрогнул от низкого басового гула, затопившего вдруг все помещение храма: проснулся церковный орган. Это была не музыка, не мелодия — просто отдельный протяжный звук, у которого имелась своя магия. Он пробирал до костей, а когда вдруг оборвался и в храме вновь повисла тишина, Роберт будто оказался уже в другом мире. Затем орган вновь ожил и выдал целую серию более высоких нот, а потом вновь низких, самые последние из которых были едва различимы для человеческого уха, но от них у Роберта трепетала душа…
Он вдруг осознал, что в кармане пиджака надрывается телефон, настроенный на виброзвонок. Оказалось, что, зачарованный органом, он пропустил два звонка. Звонивший, отчаявшись, оставил ему сообщение.
— Роберт, — услышал он в трубке голос несчастного Хораса. — Это я. У нас страшные новости, друг мой, которые касаются Лоуренса. Впрочем, ты же журналист, так что наверняка уже в курсе. Я был сегодня у него в компании, меня там просто измучили… Я хотел сказать тебе сейчас, чтобы ты не вздумал винить себя ни в чем… Понимаешь? Ни в чем. Пожалуйста, позвони мне, когда сможешь.
Роберт тупо уставился в розовый витраж справа от алтаря. Лишь спустя минуту или две он вдруг ощутил физическую потребность куда-то срочно идти и что-то срочно делать. Вскочив с лавки, он бросился по узкому проходу на улицу. Оказавшись на крыльце церкви, тут же набрал номер Хораса.
Голос его друга подрагивал, Хорас явно еще не оправился от шока. Покорно и терпеливо выслушав многословные соболезнования Роберта, он вдруг тихо произнес:
— Скажи, ты знаешь человека по имени Адам Хейл?
