Ричард Матесон - Посылка
— Хорошо, простите меня, я очень измучен,— мягко сказал он ей.— Спасибо вам за то, что вы пришли, но я не верю, что можно что-то сделать.
— Тогда что с вами творится, как по-вашему? — спросила Лорис.
— Но я и сам толком не знаю, что случилось! — воскликнул Ланг.
— А я думаю, что вы все знаете,— с силой сказала Лорис,— и я сама все знаю! Джу-джу — это самое сильное языческое колдовство во всем мире. Люди веками верили в то, что джу-джу обладает разрушительной силой, и оно правда имеет такую силу. А вы, мистер Ланг, должны это прекрасно чувствовать!
— И откуда же вы все так хорошо знаете, мисс Хауэлл? — поинтересовался Питер.
— Когда мне было двадцать два года,— ответила она,— я провела в Зулу целый год, и жила я в деревне, где занималась сбором сведений для своей работы. Так вот, когда я жила там, одной старой нгомбо я очень понравилась, и она обучила меня всему, что знала сама!
— Нгомбо? — переспросила Пэт.
— Ну да, деревенской колдунье,— с отвращением ответил Питер.
— А я-то думал, что колдунами бывают только мужчины,— заметил Дженнингс.
— Нет, большинство из них — женщины,— сказала Лорис,— мудрые, добрые женщины, которые знают свое дело и трудятся не покладая рук.
— Мошенницы,— сказал Питер.
Лорис улыбнулась ему.
— Да,— сказала она.— Да, они обманщицы, мошенницы, бездельницы, шарлатанки. И еще,— ее улыбка стала не безмятежной, а беспощадной,— как вы думаете, Питер, что заставляет вас чувствовать, будто тысячи пауков покрывают все в этой комнате, покрывают вас самого, все ваше тело?
В первый раз за все время с тех пор, как он попал в эту квартиру, доктор Дженнингс увидел на лице Питера страх.
— Ты знаешь об этом? — спросил Питер девушку.
— Я знаю обо всем, что вам пришлось испытать,— сказала Лорис,— я сама прошла через это.
— Когда? — удивился Ланг. В его голосе больше не было неприязненной насмешки.
— В тот самый год,— сказала доктор Хауэлл.— Колдун из соседней деревни наслал на меня смертельное заклятие, джу-джу, а старая нгомбо Куринга спасла меня от этого заклятия.
— Расскажи мне об этом,— попросил Питер, дотрагиваясь до девушки.
Дженнингс заметил, что дыхание Ланга учащается. Это значило, что эффект второй инъекции подходит к концу.
— О чем вам рассказать? — спросила Лорис.— О пальцах с длинными когтями, которые разрывают ваши внутренности? Об ощущении, что вы тяжелый шар, потому что иначе нельзя раздавить змей?
Питер во все глаза смотрел на Лорис.
— О чувстве, будто ваша кровь превратилась в жгучую кислоту, а кости высосаны и пусты и вы рассыплетесь, если пошевелитесь?
Губы Питера задрожали.
— Или о том, как стаи голодных крыс поедают ваш мозг? Грязных, голодных крыс? Или о том, что глаза ваши расплавились и вот-вот потекут по вашим щекам, как студень? Или...
— Хватит.— Тело Ланга тряслось, как при спазмах.
— Я говорила вам все это только для того, чтобы вы поверили мне,— сказала Лорис,— я помню свою боль так же ясно, как если бы я пережила ее вчера вечером, а не пять лет тому назад. Я помогу вам, если вы хотите этого. Забудьте о своем недоверии. Или вы не верите мне, или вы здоровы и полны сил, разве вы не понимаете этого?
— Милый, пожалуйста,— сказала Патриция. Питер посмотрел на нее, потом снова на мисс Хауэлл.
— Ждать больше нельзя, мистер Ланг,— сказала мисс Хауэлл.
— Хорошо! — Он закрыл глаза.— Хорошо, попробуйте. Я уверен, что хуже мне уже не будет.
— Быстрее же! — умоляюще сказала Пэт.
— Хорошо.— Лорис Хауэлл повернулась и подошла к своей красивой вместительной сумке, стоящей на полу.
Дженнингс успел заметить, что в сумке лежит что-то очень странное и яркое. Лорис взглянула на доктора и его дочь.
— Пэт, можно тебя на минутку? — спросила Лорис.
Они отошли в сторону и стали о чем-то говорить. Дженнингс заметил, что обе посматривали на Ланга. Молодой мужчина снова начал дрожать. «Начинается»,— подумал Дженнингс. «Джу-джу — это самое сильное языческое колдовство во всем мире»,— пронеслось в его голове.
— Что? — послышался голос Пэт.
Дженнингс взглянул на девушек. Пэт в шоке смотрела на мисс Хауэлл.
— Прости меня, я не сказала тебе об этом с самого начала, но никакой другой возможности спасти его нет.
Пэт подумала.
— Так значит, по-другому нельзя? — спросила она.
— Нельзя,— грустно подтвердила доктор Хауэлл.
Патриция вопросительно посмотрела на Питера. Затем медленно кивнула.
— Хорошо, только поскорее,— сказала она.
Без единого слова Лорис Хауэлл прошла в спальню со своей сумкой. Дженнингс заметил, что Пэт напряженно смотрит на дверь, за которой скрылась негритянка. Он ничего не понимал. Но ему было ясно, что Пэт боится чего-то совсем другого — другого, чем раньше.
Дверь спальни отворилась, и оттуда вышла доктор Хауэлл. Дженнингс, повернувшись к ней, чуть было не задохнулся. Лорис была обнажена до пояса, а вместо юбки на ней красовалось нечто вроде нескольких ярких платков, связанных вместе. Ее стройные длинные ноги были открыты, а ступни — босы. Дженнингс оторопело уставился на молодую женщину. Юбка и блузка, в которых она появилась здесь, скрывали и ее красивую, чувственную грудь, и ее женственные, округлые бедра. Неожиданно смутившись собственной бесцеремонности, Дженнингс перевел взгляд на Пэт. Теперь стало понятно, что за страхи одолевали его дочь — та ревниво смотрела на Лорис.
Дженнингс взглянул на Питера. Его лицо было сплошной маской боли, никакие другие чувства Лангу не были доступны.
— Пожалуйста, поймите меня правильно,— разбила напряженное молчание Лорис,— я никогда раньше не делала ничего подобного.
— Мы все понимаем,— ответил Дженнингс, не в силах отвести от нее взгляд.
На каждой ее щеке было нарисовано по ярко-красному кружочку, а блестящие смоляные кудри венчал диковинный головной убор — маленькая шапочка с пышным плюмажем из павлиньих перьев, и на каждом пере — переливающийся глазок. На ее шее и груди висели ожерелья — из разноцветных бусин, ракушек, блестящего металла, цветных кусочков кожи и зубов каких-то животных. На ее левом предплечье был маленький щит, опушенный по краям мехом и чудесно разрисованный.
Контраст между современной сумкой и ее содержимым был достаточно разительным. Эффект необыкновенного преображения Лорис в манхэттенской квартире вызвал в докторе Дженнингсе двойственное чувство: зыбкий страх перед чем-то неизвестным и восхищение. Она вышла из спальни с робким, почти что детским вызовом — словно ее стыдливость уравновешивалась сознанием того, что она молода, красива и здорова. Дженнингс заметил, что ее тело татуировано: сотни тонких красных точек вокруг ее пупка образовывали узор из концентрических кругов.
— Эту татуировку мне сделала Куринга,— ответила Лорис, когда Дженнингс спросил ее об этом,— так я заплатила ей за то, что узнала все ее секреты.— Она легко улыбнулась.— Но в самый решительный момент мне удалось уговорить ее не спиливать мои зубы.
Дженнингс почувствовал, что Лорис смущена, но девушка была полна решимости. Она открыла свою сумку и стала вынимать из нее еще какие-то предметы.
— Такой узор получается, если немного проколоть кожу и в каждый укол втереть особенную пасту.
Она выложила на кофейный столик пузырек с какой-то темной жидкостью и горсть тонких отполированных косточек, принадлежавших ранее некоему зверьку.
— А эту особую пасту я должна была сделать сама. Пришлось голыми руками поймать краба и оторвать ему одну клешню. Клешню завернуть в кожицу, снятую с живой лягушки, и еще прибавить ко всему этому обезьянью челюсть.— Лорис выложила на столик связку тонких инструментов, похожих более всего на тонкие хирургические ланцеты.— И вот из клешни, шкурки и челюсти, растертых вместе с еще кое-какими растительными компонентами, получилась эта паста.
Дженнингс в изумлении заметил, что Лорис вынимает из своей сумки небольшой магнитофон и ставит его на столик перед ним.
— Как только я скажу: «Пора!», доктор, пожалуйста, включите магнитофон — вот эта кнопка.
Дженнингс машинально кивнул, зачарованно глядя па нее. Казалось, что она совершенно уверена в том, что делает. Не обращая никакого внимания на прищуренные глаза Ланга, на неопределенную выжидательность Патриции, Лорис принялась рисовать на полу странные линии и круги. Когда она присела на корточки, Пэт не сдержала изумленного вздоха: по-видимому, под юбочкой из пестрых платков на Лорис ничего не было.
— Ну, я, может быть, и помру,— заявил совершенно бледный Питер,— но похоже, что в моей смерти будет немало очаровательного!
Лорис перебила его.
— В кругу должны находиться только трое,— сказала она спокойно.
Строгий звук ее голоса прозвучал так странно! Дженнингсу казалось, что ее губы — это губы языческой богини, и он, удивляясь про себя, подошел поближе к Лангу, чтобы помогать Лорис.
