Виктор Пронин - Ошибка в объекте
На работу я не пошел, и мы весь день слонялись по улицам, заходили в магазины, ездили на рынок, смотрели какой-то фильм, обедали в ресторане, заглядывали к Галке. Уточняю, что Галка — это продавец пивного ларька, все ее знают, потому что она давно работает и не разбавляет пиво.
Возвращаться вечером ко мне Николай отказался, объяснив это тем, что нас скорее всего уже поджидает милиция. Думаю, причина была еще и в том, что он забрал в доме все деньги. И меня Николай не отпустил домой, опасаясь, что, оставшись один, я его выдам. Он вдруг стал очень подозрительным. Например, выпив у Галки пива, куском газеты протер кружку, чтобы на ней не оставалось следов его пальцев. А когда были в ресторане, боялся прикоснуться к бутылке, чтобы не оставить на ней отпечатков пальцев, хотя знал, что бутылки тут же уберут и свалят в общую кучу. Тогда мне показалось, что у Николая была какая-то тихая истерика и он не соображал, что делает.
Ночь мы провели в тепловозном депо. Там круглые сутки работает столовая, да и пройти можно без труда. Под утро, когда на нас с Николаем уже стали поглядывать с подозрением, а кто-то спросил, кто мы такие, Николай бросился в дверь. Мы вместе побежали через пути, несколько раз падали, а когда остановились, то увидели, что за нами никто не гонится. И я предложил забраться в кабину тепловоза. Там мы и переночевали.
Утром мы опять пошли бродить по городу. Деньги у нас уходили быстро, потому что Николай хотел обедать и ужинать только в ресторане и обязательно заказывал водку или коньяк. Он говорил, было бы глупо не воспользоваться этой возможностью, потому что там, он не уточнял, где именно, дают только баланду и хлебать ее придется не один год.
Вторую ночь мы провели в парке, в газетном киоске, для этого пришлось взломать дверь. Это было нетрудно, потому что задней стенкой киоск выходил к кустам. Чем объяснить то, что Николай не покидал города, хотя и опасался задержания, не знаю. Могу сказать только, что он часто менял мелочь у продавцов, выпрашивал у них двухкопеечные монеты и звонил куда-то. У него был длинный список телефонов, десятка два или больше, и по этим номерам он звонил. Я видел, как после очередного звонка он вычеркивал один из номеров. А когда все номера оказались вычеркнутыми, Николай собрался уезжать.
На третий день у нас кончились почти все деньги, их хватило только на то, чтобы купить два железнодорожных билета до какой-то станции, названия ее не помню. Мы проторчали на ней весь день — Николай ожидал, сам не зная чего. Но мне все это надоело, и я прямо ему сказал, что решил вернуться в Москву. Он попытался меня припугнуть, но я настоял на своем и первым же поездом, который шел в сторону Москвы, вернулся домой…»
Глава 5
Рожнов внимательно прочитал показания Сухова, мимоходом взглянув, правильно ли все оформлено, сколол листки скрепкой, положил их на стол, придавил сверху двумя большими тяжелыми кулаками.
— Что ты намерен делать? — спросил он, помолчав.
— Возбуждать уголовное дело по факту явки с повинной.
— Возбуждай, — кивнул Рожнов. — Сегодня же.
— Если вы не против, я это сделаю вечером. А сейчас надо бы с оперативной группой выехать на место.
— Вряд ли в этом есть смысл, — Рожнов пожал плечами. — Вторая неделя пошла… Что изменится, если ты приедешь туда на полчаса раньше? Давай не будем нарушать закон. Возбуждай дело, оформляй документацию и выезжай с богом.
— Закон позволяет в случае, когда…
— Закон много чего позволяет. Но не надо злоупотреблять этим. Такие вещи плохо сказываются на законе. Лучше все-таки, когда он соблюдается до самых последних кавычек.
— Даже в ущерб…
— Закон не может соблюдаться в ущерб чему бы то ни было, — с нарочитой назидательностью проговорил Рожнов. — Закон может соблюдаться только во благо. Даже если это благо не проявляется сию минуту. Если ты, Демин, с кем-то поступил, как тебе кажется, справедливо, но противозаконно, это значит, ты сорвал чужие аплодисменты. Человек, возможно, будет благодарен тебе, но в законе он усомнится. И в конечном итоге ты добьешься противоположного результата, нежели тот, к которому обязан стремиться по долгу службы. Ты меня понял?
— Да, вполне, — сухо ответил Демин. — Закон есть закон. Я могу идти?
— Тебя покоробило мое нравоучение? — Рожнов усмехнулся. — Напрасно. Мы оба в данный момент находимся в служебном кабинете. А служебный кабинет — это не только помещение, это третий собеседник. Да, нас здесь трое — он, ты и я. И последнее слово за ним. Некоторые, я заметил, тяготятся служебными отношениями и стремятся их как-то облегчить, придать им характер приятельских. Я не сторонник подобных усовершенствований. Приятельские отношения, несмотря на всю их привлекательность, чреваты необязательностью. Невелика беда, если это происходит в театре или в…
— Я все понял, Иван Константинович. Мне можно идти?
— Иди, — Рожнов отрешенно наблюдал, как Демин взял показания Сухова, приставил стул, направился к выходу. — Хотя постой… Подойди, пожалуйста, сюда. Присядь. Хочешь совет?
— Конечно.
— Не надо так щепетильно относиться к своему самолюбию. Оно от этого только страдает. Его нужно почаще окатывать холодной водой, выносить на свежий воздух, встряхивать. Не стоит холить и нежить его, как комнатный цветок. В конце концов, самолюбие — это тоже рабочее качество, и надо, чтобы оно приносило пользу, а не усложняло жизнь, не трепало нервы, не портило настроение.
— Это интересно, — усмехнулся Демин.
— Смотрю я на тебя, Демин, и думаю… — произнес Рожнов свою привычную фразу. — Ведь ты еще не следователь в полном смысле этого слова, хотя и не согласишься со мной…
— Кто же я, по-вашему, Иван Константинович?
— Не надо, Демин, на меня обижаться… Вернее, хватит на меня обижаться. Постарайся выслушать меня внимательно и не думай, что я хочу тебя поставить на место… Мне скучно этим заниматься… Демин, ты находишься в процессе утруски, усушки, уминки — не знаю, как еще можно сказать. Вот ты сейчас загорелся, готов тут же сорваться с места, мчаться куда-то, что-то выяснять… Но тебя зажгла не сама предстоящая работа, а необычность происшествия. И я опасаюсь, что ты и в дальнейшем при расследовании будешь искать нечто из ряда вон, а?
— Вы полагаете, что ничего необычного в этой истории уже не будет?
— Да, именно так. Полагаю. Все странное кончилось. Дальше пойдет проза. Тяжелая, трудоемкая, вязкая проза нашей работы.
— Не возражаю, — ответил Демин.
— Отлично, — похвалил Рожнов. — Еще одно… У меня такое ощущение, будто ты иногда стесняешься задавать людям жесткие вопросы, уличающие их в неблаговидных поступках, ты будто боишься — как бы они не решили, что ты думаешь о них плохо.
— Совершенно верно! — подхватил Демин. — Я отношусь с уважением к людям, которых допрашиваю. Ведь только суд может назвать их виновными, разве нет?
— Не лови меня на слове, Демин, это легко, но никому не нужно. Я медленно соображаю, но мои мысли прямее, тебе не кажется? Да, у меня меньше скорость, но я выбираю более короткий путь. Так вот, мне кажется, будто ты слегка, самую малость, стесняешься своей профессии, будто тебе неловко оттого, что ты встретился с человеком в такой вот роли. Да, ты умеешь разговаривать с людьми, умеешь расположить их, добиться контакта, они нередко признаются тебе в тех вещах, в которых не признались бы тому же Кривицкому. Но взглянем правде в глаза — не потому ли они ведут себя так, что чувствуют твою слабинку? Они надеются тебя разжалобить. Вот здесь, — Рожнов ткнул пальцем в показания Сухова, — все написано так, будто этот человек заранее уверен в твоем сочувствии.
— Разве это плохо? Было бы хуже, если бы он заранее был уверен, что я его никогда не пойму.
— Ладно, опять ты поймал меня на слове, — хмыкнул Рожнов. — Здесь, — он положил плотную ладонь на листки, — есть бравада, но есть и надежда на прощение.
— Кроме бравады и надежды, там есть уйма деталей, там есть искренность и откровенность. Там есть и лукавство, но кто в его положении мог бы удержаться от этого? Он жизнь свою спасает.
— Может быть, ты и прав, — медленно проговорил Рожнов. — Хорошо хотя бы то, что поговорили об этом. Теперь о деле… Сегодня выезжать поздновато. Пока приедешь — стемнеет.
— Водолазы нужны, Иван Константинович.
— Вот видишь, и водолазы нужны. Это я беру на себя, мне есть с кем договориться. Итак — завтра утром?
— Годится.
* * *Оперативная группа остановилась наверху, на краю обрыва. Вниз, к реке, вела узкая прерывистая тропинка, оканчивающаяся в камышах у самой воды. Сухов вылез из машины первым и, подойдя к бордюру, ссутулился, сунув руки в карманы своего зеленого скрежещущего плаща и отвернув лицо от холодного ветра.
— Вон там, — сказал он Демину, дернув рукой в кармане. — На той полянке внизу… Мы со стороны реки подплыли…
