Стиг Ларссон - Девушка с татуировкой дракона
– Послушайте, если вам нужен сторож, вы можете сходить и подобрать кого-нибудь в бюро по трудоустройству. Я ведь могу разузнать любую чертовню о ком угодно, и если вы не в силах найти мне лучшего применения, чем сортировать почту, то вы просто идиот.
Арманский до сих пор помнил, как сидел, утратив от нахлынувшей ярости дар речи, а она спокойно продолжала:
– У вас вот один тип потратил три недели на то, чтобы написать совершенно пустой отчет о том яппи, которого собираются сделать председателем правления того дот-кома. Я вчера вечером копировала ему этот дерьмовый отчет и сейчас вижу его у вас на столе.
Поискав взглядом отчет, Арманский в виде исключения повысил голос:
– Вы не имеете права читать конфиденциальные документы.
– Вероятно, так, но правила безопасности на вверенном вам предприятии не лишены некоторых изъянов. Согласно вашим директивам, он обязан копировать такое сам, однако он вчера швырнул отчет мне, а сам отправился в кабак. И кстати, его прошлый отчет я несколько недель назад обнаружила в столовой.
– Неужели? – потрясенно воскликнул Арманский.
– Успокойтесь. Я отнесла отчет к нему в сейф.
– Он дал вам шифр от своего персонального сейфа? – задыхаясь, спросил Арманский.
– Не совсем. Он записал его вместе с паролем для входа в компьютер на бумажке, что лежит у него на столе под книжкой. Но суть в том, что эта ваша пародия на частного детектива провела никудышное исследование личных обстоятельств. Он упустил, что у парня имеются крутые карточные долги и что он поглощает кокаин, как пылесос, а, кроме того, его подружка искала защиты в женском кризисном центре, когда он задал ей жару.
Она умолкла. Арманский несколько минут сидел молча, перелистывая тот самый отчет. Он был квалифицированно оформлен, написан хорошим языком, имел множество ссылок на источники и высказывания друзей и знакомых объекта. Наконец Арманский поднял взгляд и выговорил два слова:
– Докажите это.
– Сколько у меня времени?
– Три дня. Если вы не сможете подкрепить свои утверждения до вечера пятницы, я вас уволю.
Тремя днями позже она, не сказав ни слова, подала отчет, в котором не менее обстоятельные отсылки к источникам превращали приятного на первый взгляд молодого яппи в неблагонадежного мерзавца. Арманский за выходные несколько раз перечитал отчет и в понедельник посвятил часть времени перепроверке ее утверждений. Впрочем, без особого энтузиазма: еще даже не приступив к делу, он понимал, что информация окажется верной.
Арманский был озадачен и зол на самого себя за то, что явно недооценил ее. Ведь он считал ее тупой, чуть ли не умственно отсталой. Кто бы мог предположить: девчонка, прогулявшая в школе так много уроков и даже не получившая аттестат, сумела выдать отчет, не только написанный хорошим языком, но и содержащий такие наблюдения и информацию, что он не мог и вообразить, откуда она это раздобыла.
Он был уверен, что никто другой из сотрудников «Милтон секьюрити» не сумел бы заполучить выдержки из конфиденциального журнала врача женского кризисного центра. Попытавшись расспросить ее, как она действовала, Арманский получил лишь уклончивые ответы. Она не собиралась выдавать свои источники и твердо на том стояла. Постепенно Арманскому стало ясно, что Лисбет Саландер вообще не намерена обсуждать свои методы работы, ни с ним, ни с кем-либо другим. Это его беспокоило, но не настолько, чтобы устоять перед искушением испытать ее снова.
Несколько дней он раздумывал.
Ему вспомнились слова Хольгера Пальмгрена, сказанные, когда тот направлял девушку к нему: «Каждому человеку необходимо дать шанс».
Он подумал о своем мусульманском воспитании, из которого усвоил, что помогать отверженным – его долг перед Богом. В Бога он, правда, не верил и мечеть не посещал с юности, но Лисбет Саландер казалась ему человеком, нуждающимся в реальной помощи и поддержке. А за прошедшие десятилетия он не слишком отличился на этом поприще.
Вместо того чтобы ее уволить, Арманский пригласил Лисбет Саландер для индивидуальной беседы, во время которой попытался разобраться, что же за человек эта трудная девушка на самом деле. Он еще раз убедился, что Лисбет Саландер страдает каким-то серьезным отклонением, но обнаружил, что при резкой манере держаться она обладает незаурядным умом. Она казалась ему болезненной и отталкивающей, но тем не менее – к его собственному изумлению – начинала ему нравиться.
В последующие месяцы Арманский взял Лисбет Саландер под свое крыло. Если уж быть до конца откровенным, то он рассматривал ее как маленький, свой личный социальный проект. Он поручал ей простенькие исследования и пытался подсказывать, как лучше действовать. Она терпеливо слушала, а потом уходила и выполняла задание исключительно по собственному усмотрению. Он попросил технического руководителя обучить ее основам компьютерной грамотности; Саландер покорно просидела за партой полдня, после чего технический руководитель с некоторым раздражением доложил, что она, похоже, и так лучше разбирается в компьютерах, чем большинство сотрудников предприятия.
Вскоре Арманский убедился, что, несмотря на беседы об эффективном ведении дел, предложения пройти курс обучения персонала и использовать всякие другие возможности, Лисбет Саландер вовсе не собиралась подстраиваться под принятый в офисе «Милтон секьюрити» порядок. Это ставило его перед неприятной дилеммой.
Для остальных сотрудников Лисбет продолжала оставаться источником раздражения. Арманский прекрасно сознавал, что ни от кого другого не потерпел бы появления на работе, когда ему или ей заблагорассудится, и в обычной ситуации быстро поставил бы ультиматум, потребовав изменить поведение. Он также догадывался, что Лисбет Саландер в ответ на ультиматум или угрозу увольнения просто пожмет плечами. Следовательно, ему приходилось выбирать: либо отделаться от нее, либо смириться с тем, что она работает не так, как все нормальные люди.
Еще большая проблема Арманского заключалась в том, что он никак не мог разобраться в собственных чувствах к этой молодой женщине. Она была, словно неотвязная чесотка, отталкивающей и вместе с тем притягательной. О сексуальном влечении речь тут не шла, так, во всяком случае, думалось Арманскому. Женщины, на которых он обычно посматривал, были пышными блондинками с пухлыми губами, будившими его фантазию; кроме того, он уже двадцать лет как состоял в браке с финкой по имени Ритва, которая даже в зрелом возрасте с лихвой отвечала всем его требованиям. Жене он никогда не изменял; ну, возможно, изредка и случалось такое, что, стань ей об этом известно, она могла бы неправильно его понять, но брак их был счастливым, и у него имелись две дочери возраста Саландер. В любом случае, его не волновали плоскогрудые девушки, которых издали можно принять за худеньких мальчиков. Это было не в его стиле.
Тем не менее он стал ловить себя на неподобающих мечтаниях о Лисбет Саландер и признавал, что ее присутствие не оставляет его полностью равнодушным. Но притягательность ее, считал Арманский, состояла в том, что Саландер казалась ему неким чужеродным существом. С таким же успехом он мог бы влюбиться в изображение греческой нимфы. Саландер являлась представителем какого-то нереального мира, к которому он тянулся и не мог туда попасть, – да и если бы он мог, девушка ему бы этого не позволила.
Как-то раз, когда Арманский сидел в уличном кафе на площади Стурторгет в Старом городе, к заведению неторопливым шагом приблизилась Лисбет Саландер и уселась за столик неподалеку. С ней были три девицы и парень, одетые точно в таком же стиле. Арманский с любопытством наблюдал за ней. Она казалась столь же сдержанной, как и на работе, однако почти улыбалась, слушая девицу с пурпурными волосами.
Арманскому стало интересно: как бы отреагировала Саландер, приди он однажды на работу с зелеными волосами, в потертых джинсах и разрисованной кожаной куртке с заклепками? Но скорее всего, она бы просто-напросто посмеялась над ним.
Она сидела к нему спиной, ни разу не обернувшись и, по всей видимости, не замечая, что он тут. Ее присутствие странным образом не давало ему покоя, а когда он через несколько минут поднялся, собираясь незаметно уйти, она вдруг повернула голову и посмотрела прямо на него, словно все время знала, что он здесь, и держала под наблюдением своего радара. Ее взгляд был словно внезапная атака, и Арманский поспешно покинул кафе, притворившись, что не заметил девушку. Она не поздоровалась, но проводила его глазами, и только когда он завернул за угол, этот взгляд перестал жечь ему спину.
Смеялась она редко или даже вообще никогда не смеялась. Однако со временем Арманскому стало казаться, что ее отношение к нему немного потеплело. Она обладала, мягко говоря, сдержанным чувством юмора, временами вызывавшим у нее лишь кривую язвительную усмешку.
