Александра Сашнева - Наркоза не будет!
Коша пристально посмотрела на Риту. Та старательно трудилась над подделкой документов.
Мир опять опрокинулся перед Кошей, точно узор в трубке калейдоскопа. Чуть шевельнешь — и стеклышки посыпались…
— Ты поедешь жить в Голландию, — весело сказала Рита, когда все было закончено. — Постарайся там что-нибудь украсть. Там очень хорошие тюрьмы. Отдохнешь. Поправишься. А потом найди себе девчонку. Там это очень модно.
Кошино лицо задорно смотрело с чужого паспорта. Коша с сомнением осмотрелась, снова не понимая, что происходит. Открылась дверь. Роня вернулся с билетами.
Он шумно вздохнул:
— Ну, и историю вы мне накрутили. Лет через пять, когда все уляжется, я напишу роман и заработаю кучу денег.
Коша заторможенно прислонилась к стене. Пространство сузилось до размера стеклянного шарика, лежащего на Ронином столе. Блик на поверхности стекла расплылся в глазах. Мыслей в голове не было никаких.
— Эй! Ты чего? — услышала она издалека Ритин голос и очнулась.
— Так… — ответила Коша и отодвинулась от стены.
Рита взяла ее за руку и отвела на стул посреди комнаты. Огромными ножницами, которыми Роня стриг кусочки бумаги к макету, отхватила волосы. Потом выщипала густые черные брови. Потом они перекрасились в разные цвета и поменялись одеждой.
Коша растерянно оглядывала себя и все повторяла:
— Надо же! Кто бы мог подумать…
— Чем ты грузишься? — заметила Рита.
— А-а-а… — Коша махнула рукой.
— Э-э-э! Ты чего? — Рита заглянула в Кошины грустные глаза.
Та молча покачала головой.
Роня что-то обдумывал, чиркая на бумажке.
Рита села рядом с ним и щелкнула пультом телевизора. Голубой отблеск экрана упал на ее лицо. Она пробежала по всем программам.
— Я не могу понять… — вдруг начала Коша неожиданно возбужденно. — Я не могу понять, что было на самом деле. Я попросила Риту прочитать всю историю. И в принципе я согласна с ее версией насчет психического воздействия на меня. Это может быть! И это было бы удобно…
Роня в этот момент перестал писать и прислушался, не отрывая взгляда от бумаги.
— Я не хочу быть членом общества сумасшедших. Поэтому мне нравится эта версия. Я согласна быть просто тупым человеком, подвергшимся психическому воздействию. Чтобы нормально жить среди людей, не надо быть круче их. Не надо быть чувствительнее или избраннее! Чем больше ты похож на всех остальных, тем проще. Людей пугает непредсказуемость. Лучше всего хором петь песни и мыть стаканы… Я заметила, когда моешь стаканы, мир становится однозначным.
— Типа… — умудренно сказал Роня, подняв глаза. — Так становятся «широ». Кстати, не обязательно стаканы… Но идея правильная!
— Но… — остановила его Коша. — Я не хочу быть предателем. Я не хочу предать Чижика… Даже если он меня обманул, он меня не подставил. Я вдруг поняла, что мне… Это важно! Мне — все равно, что было. Но я не хочу отказываться от того, чем я так дорожила… Я не могу отказаться от себя! Тогда это будет не моя жизнь, а чья-то другая. Но ведь у меня не будет второй!
Коша растерянно посмотрела на Роню. Почему-то сама собой всплыла фраза из далекого лета. Верить порою непросто…*
Рита спокойно отложила пульт и взяла калейдоскоп.
— На посмотри!
— Конечно! Вам это не интересно! — усмехнулась Коша. — У вас таких проблем нет… Роня просто говорит, что я сама все придумала. А ты сочинила версию про какой-то дурацкий гипноз.
Рита улыбнулась и уже мягче попросила еще раз:
— Посмотри! Пожалуйста! Иначе я не смогу показать.
Коша уступила просьбе с ленивым недоумением.
— Ну? Я уже смотрела сегодня… И что? — спросила она, когда разноцветные стеклышки сложились в поле светящихся цветов.
— А теперь смотри, что на самом деле… — Рита резко стащила с трубки кольцо со стеклом и высыпала на стол стеклышки.
Жалкое зрелище. Оказалось — всего несколько неровных осколков. Просто разбитые стекла.
— Но кто превращает эти осколки в чудо? — спросила Коша.
Вопрос повис в воздухе.
ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА
Когда стемнело, вышли к заливу, чтобы сжечь дневник. В тусклых сумерках три темных силуэта. В снегу огонь выгрыз гнездо и прыгая перед ними, как котенок, выпрашивающий кусочки пищи, жадно хватал оранжевыми лапками листы дневника. Буквы, которые хранили жуткую тайну, сначала пропадали на почерневших страницах, потом снова проявлялись, зеленели, желтели, и наконец ветер отрывал белые, до тла сгоревшие, хлопья и уносил их в сторону моря.
Роня прутиком шевелил листы, чтобы они быстрее сгорели.
ПРОЩАЙ!
Роня с Ритой стояли на посадке. Роня что-то бубнил под нос. Рита нервно постукивала ботинком.
— Ты что там, молишься, что ли? Твою мать!
— Нет… так. Я говорю, что будет все хорошо. — Роня сложил руки на животе. — Я знаю, все будет хорошо.
Рита толкнула его:
— Дай сигарету.
— У меня нет.
— Ну так возьми у кого-то. Купи!
Она снова толкнула его, но Роня даже не шелохнулся.
Тихо сказал:
— Любовь — это когда тебе хорошо от того, что хорошо тому, кого ты любишь… Даже если он не с тобой.
— Подожди! Еще не все! — усмехнулась девушка. — Сглазишь!
Теперь паспортный контроль. Коша стояла перед ментом, с таким лицом, будто у нее в кишках было килограмм пять героина.
Прощай, Рита! Прощай, Роня! Она искала их взглядом — это были последние люди, которым она была не по фигу. Последние люди, которые знали, что было и как все закончилось.
Все.
Рита подхватила Роню под локоть.
— Пойдем! Ты больше никогда ее не увидишь. Выкинь все из головы. Мне нужно выпить. Срочно! Не надо отрезать кошке хвост по кусочкам. Рви сразу с корнем! Все равно, теперь… Идем!
Она тащила его за собой и чувствовала, что тот все равно, свернув голову, смотрит назад. Они вышли из здания аэропорта. На пандусе толклись в медленной очереди машины.
— На тачке? — спросила бывшая Рита.
— Да… Все равно, — Роня пожал плечами.
Из такси прямо перед ними на пандус вышел крупный человек неопределенного возраста в черном пальто. На его высоком выпуклом лбу отчетливо просматривался совсем свежий звездообразный шрам. Бывшая Рита вдруг поняла, что она уже видела этого человека. Точно видела! И когда он, почти коснувшись рукавом, прошел мимо, она почувствовала, как внутри ее тела жарко вскипела волна ужаса смешанная с восторгом.
— Ты видел?
— Что? — Роня поднял голову и встал с корточек.
— Это он! — Бывшая Рита жестко сжала губы. — Он — живой!
Роня истерически расхохотался:
— Еще одна! Ничего я не видел! Я завязывал шнурок! У меня развязался шнурок! Понимаешь?
Бывшая Рита оглянулась — человек уже скрылся за стеклянными дверями.
— Черт! Все не так просто… — пробормотала она в задумчивости и подтолкнула Роню. — Пойдем!
Роня мрачно двинулся к экспрессам. Пространство между ними треснуло и стало холоднее.
(Коша)
Коша уже летела в самолете. Она машинально сунула руку в карман Ритиной куртки и напоролась на какой-то маленький камешек. Задумчиво глядя в иллюминатор, продолжала какое-то время теребить в руке. Потом какое-то беспокойство заставило посмотреть и оказалось, что это маленький рубин. Вытащила из брюк колечко — камень точно стал на место, будто всегда там и был.
На минуту захватило дух. Неужели у этой истории есть продолжение? Она верила! Всегда верила, что это кольцо особенное.
Стюардесса прикатила тележку с выпивкой.
Коша, пардон — теперь уже Рита Танк — протянула руку и хотела взять бокал с коньяком, но потом вспомнила, что Рита всегда предпочитала водку — и взяла текилу… Коша пригубила стаканчик и осторожно отставила его, стараясь сделать так, чтобы дно стаканчика не стукнуло о пластиковый столик. Надо напиться. Надо. Надо напиться в последний раз до потери пульса. Напиться так, чтобы весь полет в памяти пропал. Чтобы очнуться уже там.
Да. Так она и сделает. Только сначала запишет еще один текст. Он крутится в голове и не дает покоя. Жизнь все-таки самая сильная неприятность, какая может случиться с тобой, если ты беззащитен перед этой жизнью, если ты в ней — ни к чему. И в конечном счете в ней нет никакого иного смысла, кроме того, чтобы узнать на что ты годишься. Но тогда приходится жить без наркоза.
Коша достала блокнот и начала писать:
Мне опять до конечной.
Неудобная поза.
Я от встречи до встречи,
Как от дозы до дозы.
Нет исхода у битвы,
И ослепшему ясно.
Мы как лезвия бритвы
Обнажено опасны.
Наркоза не будет, не надо.
Я не хочу пощады.
Я колдую словами
Ищу совпаденья,
Но не понимаю,
где взлет, где паденье.
И меня разрывает,
Как гранату на части.
Я глаза закрываю,
Умирая от счастья.
Наркоза не будет, не надо.
Я не хочу пощады.
Мне опять до конечной,
Неудобная поза.
Улыбаясь, калечит
нас любовь без наркоза.*
Санкт-Петербург — Москва
