Джон Гришэм - Время прощать
— Я об этом и не думал.
— Есть немалая вероятность, что старичка упрячут за решетку до конца жизни. Если он не захочет, его нельзя заставить выступать в суде.
— Разумеется, Люсьен. Но меня гораздо больше беспокоит верификация. Она невозможна, пока кто-то из нас не поедет и не поговорит с ним. Не забывайте, здесь его ждет кругленькая сумма. Он может оказаться более сговорчивым, чем мы думаем.
Глубоко вздохнув, Люсьен принялся ходить вокруг стола. Порция была слишком неопытна, к тому же молодая чернокожая женщина — совсем не тот тип «дознавателя», который может выведать секреты у старого белого человека, который всю жизнь бежит от кого-то или от чего-то. Оставался только он, единственный имевшийся в наличии член команды.
— Я поеду, — вздохнул Люсьен. — Передайте мне всю возможную информацию.
— Вы уверены, Люсьен?
Не ответив, Люсьен закрыл за собой дверь.
«Надеюсь, он сумеет несколько дней продержаться трезвым», — вздохнул Джейк.
Оззи заехал ненадолго в четверг к вечеру. Гарри Рекс и Порция были в «штабной» комнате — корпели над именами и адресами кандидатов в присяжные. Джейк наверху, у себя в кабинете, разговаривал по телефону, тщетно пытаясь разузнать хоть что-нибудь о сорока пяти новых свидетелях Уэйда Ланье. Пока работа приносила одни разочарования.
— Хотите пива? — спросил шерифа Гарри Рекс. Холодная банка «Бад лайта» стояла на столе.
— Я на службе и вообще не пью, — ответил Оззи. — Надеюсь, вы не за рулем? Мне было бы неприятно видеть вас задержанным за вождение в состоянии опьянения.
— В этом случае я найму Джейка, чтобы он отсрочил суд навсегда. Разузнали что-нибудь?
Оззи вручил ему лист бумаги.
— Немного. Оскар Пелтц, что живет возле Лейк Вилледж, мы о нем говорили вчера, посещает ту же церковь, что и семья Ростон.
Порция взяла карточку, на которой сверху черным маркером было написано «ОСКАР ПЕЛТЦ».
— Я бы держался от него подальше, — посоветовал Оззи.
Гарри Рекс заглянул в свои бумаги.
— Даем ему пять баллов — не слишком желателен, — вынес он вердикт.
— Мистер Реймонд Гриффитс. Живет за сельским магазином Паркера, к югу отсюда. Что у нас есть на него?
Порция взяла другую карточку.
— Белый мужчина, сорок один год, работает на подрядчика по строительству оград.
— Разведен, — добавил Гарри Рекс, — женат вторично, отец погиб в автомобильной катастрофе лет пять назад.
— Я бы и от него держался подальше, — сказал Оззи. — Один мой источник утверждает, что его брат был связан с Кланом три года назад, во время процесса над Хейли. Не думаю, что он сам принадлежал к Клану, но находился слишком близко. Они ведь могут выглядеть весьма приличными людьми, а на самом деле — банда головорезов.
— Дам ему четыре балла, — решил Гарри Рекс. — Я думал, вы нам расскажете обо всех черных кандидатах.
— Напрасная трата времени. Для этого суда все черные автоматически получают десять баллов.
— Сколько их в списке, Порция?
— Двадцать один из девяноста семи.
— Их всех можно брать.
— А где Люсьен? — поинтересовался Оззи.
— Джейк куда-то послал его. Что-нибудь удалось узнать о Пернелле Филипсе? Вы говорили, Мосс-младший может знать его.
— Он — троюродный брат жены Мосса-младшего, но они избегают семейных сборищ. Баптистское болото. Я бы много ему не дал.
— Порция?
— Дадим ему три, — отозвалась она с авторитетом ветерана — консультанта по присяжным.
— В том-то и проблема с кандидатским пулом, — вздохнул Гарри Рекс. — Слишком много троек и четверок и явно недостаточно девяток и десяток. Нас разделают под орех.
— Где Джейк? — спросил Оззи.
— Наверху, воюет по телефону.
Люсьен доехал на машине до Мемфиса, оттуда перелетел в Чикаго, далее, на другом самолете, всю ночь до Сиэтла. В полете пил, но вовремя заснул, чтобы не перебрать. Шесть часов пришлось убить в аэропорту Сиэтла, прежде чем подвернулся двухчасовой рейс до Джуно.
Зарегистрировавшись в одном из центральных отелей, он позвонил Джейку, поспал часа три, принял душ, даже побрился и облачился в старый черный костюм, который не надевал лет десять. В белой рубашке и пестром галстуке он вполне мог выдать себя за адвоката, что и собирался сделать.
С потрепанным портфелем в руке он направился в больницу и спустя двадцать два часа после отъезда из Клэнтона пил кофе с местным детективом, который снабжал его последними новостями. Впрочем, новостей было мало. Инфекция спровоцировала осложнение на мозг, и Лонни к общению пока не проявлял способности. Врачи рекомендовали покой, так что в тот день детектив с ним не разговаривал. Он показал Люсьену фальшивые документы, найденные в ночлежке, а также выписку из приказа о демобилизации. Люсьен, в свою очередь, показал детективу две увеличенные фотографии Сета Хаббарда — может, тот найдет хоть отдаленное сходство, а может, нет.
Это был выстрел с дальним прицелом. Детектив позвонил хозяину бара и настоял, чтобы тот приехал в больницу. Поскольку он хорошо знал Лонни, требовалось, чтобы он взглянул на фотографии. Он взглянул, но ничего не увидел.
После того как хозяин ушел, поскольку делать особо было нечего, Люсьен объяснил детективу цель визита. Они разыскивают Энсила уже полгода, но пока так и не напали на след. Его брат, тот, который на фотографиях, по завещанию оставил ему кое-какие деньги. Не то что златые горы, но достаточно, чтобы сковырнуть Люсьена с места и перенести из Миссисипи на Аляску.
Детективу не было дела до судебного процесса, проходящего где-то далеко. Его больше занимал кокаин. Нет, он не верил, что Лонни Кларк — наркодилер. Но они вплотную подошли к тому, чтобы накрыть синдикат, действующий в Ванкувере, и у них имелась кое-какая информация. Они предполагали, что Лонни за хороший куш прятал товар. Конечно, за это ему тоже придется отсидеть, но тут срок измерялся месяцами, а не годами. Нет, ему не позволят поехать в Миссисипи ни под каким предлогом, даже если его настоящее имя Энсил Хаббард.
После ухода детектива Люсьен побродил по больнице, чтобы разобраться в лабиринте коридоров, развилок и тупиков. Палату Лонни он нашел на третьем этаже. У двери стоял человек. Он листал журнал и усиленно старался не заснуть. Люсьен догадался, что это полицейский.
Когда стемнело, он вернулся к себе в отель, позвонил Джейку, чтобы доложить последнюю информацию, и отправился в бар.
Это был то ли пятый, то ли шестой день его пребывания в сырой мрачной комнате с никогда не открывающимися окнами и каким-то образом лишенной света даже днем. Медсестры входили и выходили, иногда легко стучали в дверь, прежде чем войти, иногда появлялись у постели без предупреждения. В обе руки его были воткнуты какие-то тонкие длинные трубки, над головой работал монитор. Ему сказали, что он не умрет, но после пяти или шести дней практически без еды, зато напичканный медикаментами и уставший от беспрестанного мелькания докторов и медсестер, он бы не возражал против долгого забытья. Голова разрывалась от пульсирующей боли, поясницу ломило от лежания на спине, временами отчаянно хотелось выдернуть все трубки, провода и рвануть из этой комнаты.
Электронные часы показывали 11.10.
Может ли он отсюда уйти? Волен ли покинуть больницу? Или за дверью стоит охрана, которая моментально водворит его на место? Никто ничего ему не говорил. Он несколько раз спрашивал у наиболее дружелюбных медсестер, охраняют ли его, но ответы были неопределенными.
Вообще многое было неопределенно. Иногда экран телевизора виделся ясно, иногда по нему словно бежала рябь. В ушах постоянно звенело. Врачи неизменно отвечали, что все пройдет, а медсестры совали очередную таблетку. В любое время суток по палате бродили какие-то тени, кто-то беспрерывно заглядывал в дверь. Возможно, это были студенты-практиканты, возможно, бесплотные тени.
Ему часто меняли лекарства, чтобы посмотреть, как будет реагировать организм. Давайте попробуем это от боли. Это — от ряби в глазах. Это — от теней. Это — для разжижения крови. Это — антибиотик. Десятки и десятки таблеток, и так круглые сутки.
Он снова задремал, а когда очнулся, часы показывали 11.17. В палате царила непроглядная тьма. Единственным источником света был красный индикатор на мониторе у него над головой, которого он не видел.
Дверь тихо отворилась, но из коридора не просочился свет. Это была не медсестра. Мужчина, незнакомый, подошел прямо к его кровати: седые волосы, черная рубашка — пожилой человек, которого он раньше не видел. Глаза у него слегка косили, но взгляд был проницательный. Когда он склонился над кроватью, запах виски ударил Лонни в нос.
— Энсил, что случилось с Сильвестром Риндсом? — спросил мужчина.
Сердце у Лонни замерло, он в ужасе уставился на незнакомца, который мягко положил руку ему на плечо. Запах виски усилился.
