Пётр Кожевников - Год людоеда. Игры олигархов
Вообще, смерть — это особый пункт в моей жизни, да, без сомнения, и в жизни любого другого мыслящего человека. Несмотря на то что мне уже скоро двадцать два, я все еще не отношусь к возможной смерти как к чему-то действительно неизбежному. До сих мне кажется — да нет, я в это истово верю, — что со мной почему-то все произойдет иначе: то ли свершится некое чудо, то ли подоспеет замечательное изобретение, но я не умру!
Когда я хожу по кладбищу (а я очень люблю это делать!), я многократно репетирую свою смерть. Мне было бы очень любопытно отследить все дальнейшие события, связанные с моей безвременной (а как же иначе?) кончиной. Я бы мечтал увидеть, как находят мое тело (если последний вздох произойдет вне дома), как сообщают о постигшем их невыносимом горе растерянным родителям (особенно отцу, который, как мне казалось, в последние годы своей жизни уже ничем не интересовался, кроме своих заработков и карьеры), как мою безучастную плоть кромсают патологоанатомы, как происходит отпевание, как я (то есть мой прах) оказываюсь под землей, как меня (да-да! мой бренный прах!) начинают поглощать черви. Конечно, я стараюсь не забывать про свою бессмертную душу, и это, пожалуй, составляет для меня наибольшую головную боль. Что я заслужил? Куда попаду? Что такое небытие? Есть ли ад и рай? Иногда это меня очень серьезно волнует. Я просто не нахожу себе места! Но кто мне сможет ответить? Какой умный человек? Пока я такого не знаю. Точнее, пока я никому не верю!»
Глава 48. Вычитание убийц
Он выехал на набережную канала Грибоедова, снизу вверх взглянул на Спас-на-Крови, притормозил перед знакомыми ухабами и свернул в подворотню. Мысль оставить машину во дворе между набережной и Малой Конюшенной пришла к нему внезапно и показалась очень удачной: действительно, какова вероятность, что кто-то из знакомых ее здесь обнаружит?
Рамиз заглушил мотор и огляделся: школьники с портфелями и ранцами, врачи в белых халатах, выбивающихся, словно густой пар, из-под зимних пальто, пенсионеры с клюками и кошелками, — вроде все спокойно и ничего ему не угрожает. Шалманбеков включил обе секретки, хотя мало волновался в отношении возможного угона, и вышел из машины.
Ему так и не удалось поспать этой ночью, и сейчас он себя чувствовал словно пьяным, когда между тобой и окружающим миром возникает невидимая, но ощутимая преграда. К тому же все происходило слишком медленно и как-то очень подчеркнуто, будто на каком-то уроке, когда нерадивым ученикам чересчур наглядно объясняют совершенно элементарные вещи. Рамизу постоянно хотелось каким-то образом прервать это состояние — то ли встряхнуться, то ли удариться обо что-то головой или просто крепко выматериться.
Как назло, со вчерашнего вечера не отзывался Игорь Кумиров. Он-то куда мог запропаститься? Вообще-то он говорил, что его тоже могут прихлопнуть, но кто же на это решился? Кумир, кажется, никогда не расстается с охраной, — а о такой истории сразу стало бы известно на весь Петербург. С другой стороны, Игорь Семенович такой хитрец, что мог и специально затаиться, чтобы проверить преданность своих людей. Нет, господин кандидат, мы на эту блесну не клюнем, не надейтесь!
Перед встречей с Кумировым у Шалманбекова оставалось еще одно задание — Ангелина Шмель. Хотя ему уже было примерно ясно, как он все исполнит, Рамиз постоянно испытывал сомнения в том, стоит ли избавляться от этой и без того слишком несчастной сейчас женщины. Конечно, она погрязла в криминале, ну а кто сейчас не погряз, только трусы. Такое время, что люди должны быть злее любых зверей. Не они это время заказывали, и не им перед этим временем за все отвечать! Кстати, то, что касается лично Шалманбекова, так он бы, не случись развала Союза и других заморочек, так и брал бы себе взятки да пьяных шмонал и ни за что бы не полез в эти игры олигархов. Да и олигархов никаких раньше вроде бы не значилось?
Если бы ему лет десять назад сказали, что когда-нибудь он станет бесстрастным убийцей, Рамиз, наверное, счел бы это за глупую шутку. Он всегда помнил себя добрым и незлобивым. Он когда и в милицию пришел, так ему первые годы очень тяжело пришлось, — сколько раз даже увольняться задумывал, да как-то не получилось, и вот чем все это кончилось. Да нет, дело-то не в милиции! Он мог и на гражданке со всем этим познакомиться! Между прочим, как раз гражданские-то и убивают кого попало!
Нет, здесь все-таки дело случая: встретил одного человека, познакомился с другим, тот тебя вывел на третьего, вместе вычислили четвертого, — так и покатилось! И то правда — не случилось бы на его пути этой команды одноклассников да однокашников, служил бы он себе участковым и не помышлял о таких высотах, на которые, оказывается, можно только по человеческим головам подняться!
На ходу Шалманбеков часто вертел головой, отслеживая приглянувшихся ему женщин. Нет, он никогда не испытывал в этих вопросах дефицита: как участковый инспектор, он знал не один десяток всегда доступных для него проституток, их можно было снять с точки, на которой они работали, или выдернуть из дому. В записной книжке капитана были подробно записаны все необходимые в этих случаях адреса. Главное — что никто не смог бы к этим записям придраться, — это же его работа!
Рамиз с завистью посмотрел на торговцев, расположившихся на мосту вблизи Конюшенной площади. Здесь были выставлены сувениры, картины, меха, возле которых с беспечными лицами выхаживали иностранцы. Здесь пахло СКВ! Да, был бы это его участок, он бы тут еще то лаве имел! Ну ничего, осталось уже немного, — скоро выборы, скоро его удача попрет, как брага из лопнувшей бутыли!
«Не слишком ли много Игорь Кумиров от меня хочет и не слишком ли много он мне теперь должен? — думал Рамиз Шалманбеков, заходя в парадную, в которой жила Ангелина Германовна. — Он меня самого потом под откос не пустит? От этого маньяка можно чего угодно ожидать! Да он точно ненормальный! Сколько он еще будет убивать? И главное, все чужими руками! А что будет, когда он к власти придет? Вот тут-то и начнется! Неужели люди не видят, не понимают, за кого они голосуют? Или им необходимы такие губернаторы и президенты, чтобы они их самих, как мух навозных, истребляли? Что это — закон такой или всеобщее помутнение мозгов? А от чего зависит — от Луны или от Солнца? Вот сколько загадок!»
— Здравствуй, милый! — Ангелина приняла гостя в свои цепкие объятия и коротко укололась своей нежной щекой о его неизбежную щетину. — Ты чего с таким баулом, из дому ушел? Можешь у меня пожить, — я теперь совсем одна!
— Да нет, Ангел, мне по работе кое-что надо отнести. Ты как спала? Когда похороны? — Капитан поставил на пол в прихожей свою объемную черную сумку и начал раздеваться. — Проблем нет?
— Спасибо, с этим все нормально. Мы с Кумиром решили в один день со всеми проститься: и с его мамочкой, и с моими горемыками. Его мамочку из-за следствия так долго продержали: одна экспертиза, вторая, а что там выяснять, если ее малолетние подонки забили? Да и у меня та же ситуация: все до чего-то хотят докопаться! А людей-то не вернешь! В общем, похороны назначены на послезавтра. Игорек дал задание все оформить своему секретарю, мне, сам понимаешь, сейчас не до этого. Я пока ни читать, ни писать не могу, в глазах туман, руки трясутся. Видишь, что со мной творится? — Хозяйка вытянула перед собой руки: ее пальцы заметно вибрировали. — Иногда хочется взять молоток, да себе самой по башке треснуть, чтобы проснуться!
— Ты знаешь, я сегодня тоже как вареный. Вчера было столько работы, что я еле управился. Вот времена, да? Я сейчас, когда к тебе шел, как раз об этом и думал: что мы все, с ума посходили? Ты посмотри, что делается: те, кто вчера работали столярами, шоферами, инженерами, похватали пистолеты и стали людей убивать. Это нормально? — Шалманбеков сунул ноги в предложенные ему глубокие меховые тапки и по-свойски углубился в недра квартиры. — Ты одна? Никого не ждешь?
— А кого мне теперь ждать, гробовщиков? Мои америкашки только завтра вернутся. — Шмель двинулась следом за капитаном, на ходу оглаживая свои бедра. — Не знаю, Рамиз. Я сама об этом часто думаю: докатились бы мы до такой черты, если бы у нас была нормальная страна? Жить-то вообще никак невозможно! Люди-то гибнут, как в Гражданскую войну! Может, это она и есть, гражданская?
— Похоже на то. Ты только посмотри: раньше о чем могли попросить — справочку липовую дать, какого-нибудь дебошира попугать, еще чего-то в этом же масштабе. А сейчас? — Шалманбеков резко повернулся к Ангелине и возмущенно развел руками. — Этого зарежь, этого сожги, этого съешь! Когда все это закончится?
— Мне кажется, у нас это надолго! Я в эти дни все ревела, а сама думала: что мне дальше делать, как жить? И вот придумала: надо отваливать! Я, наверное, дольше всех здесь держалась. Ну как-то всегда находила себе место под солнцем. А теперь — все! Ничего больше не хочу! И не смогу ничем заниматься! Одна мысль — вырваться отсюда, пока еще границы не закрыли!
