Джин Корелиц - Ты должна была знать
Грейс было трудно сосредоточиться. Она заставила себя устремить пристальный взгляд на Робертсона Шарпа-третьего и уставилась ему куда-то между бровей. Впрочем, у густобрового Шарпа и между бровями пролегало что-то вроде мостика. Конечно, зрелище не слишком красивое, зато, во всяком случае, любопытное.
– Не понимаю, почему многие считают, будто среди персонала больницы не может быть психопатов. Во всех остальных местах может, а у нас нет? Врачи не святые, они тоже люди, – рассмеялся Шарп, по-прежнему избегая ее взгляда. Видимо, эти слова он считает менее важными, чем вопрос, знает ли собеседница, что такое аорта. К тому же такой человек, как Шарп, должно быть, не замечает, что у Грейс от подобных заявлений перехватило дыхание. Самым легкомысленным тоном брошенное слово пронзило ее, точно острое копье. А потом Шарп как ни в чем не бывало повторил его.
– Любой человек может оказаться психопатом, а врач – тоже человек. Вот вам, пожалуйста, – продолжил он и вскинул руку, подзывая официанта. Видно, хотел заказать что-то еще.
– Говорят – ну как же, вы ведь целители, у вас гуманная профессия, и так далее. В общем, громоздят одну ни на чем не основанную банальность поверх другой, а получается полная чушь. Любому, кто работал в больнице, прекрасно известно – других таких козлов нигде не сыщете! – Шарп засмеялся. Видимо, эта врачебная мудрость была в их среде чем-то вроде неустаревающей шутки. – В своем деле толк знают, больных на ноги ставят, а все равно полные козлы. Был у меня один коллега, имени называть не буду. Сейчас в Мемориальном центре не работает. Откровенно говоря, не уверен, занимается ли он еще медициной, а если нет, то и слава богу. Как-то раз проходила у нас встреча с директором организации волонтеров. Ну там игровые комнаты в больнице, клоуны, все в таком духе. После встречи я взял да и пожаловался ему, как долго этот благотворитель разглагольствовал. А он знаете, что ответил? «А я люблю благотворителей. Они ведь о ближних заботятся, а значит, и обо мне». Вот так.
В первый раз Грейс пришло в голову, что она не обязана все это выслушивать, а значит, может просто встать и уйти. В любое время, когда пожелает.
– Мне кажется, Джонатан заботился о пациентах, – осторожно произнесла Грейс, хотя сама не понимала, почему продолжает отстаивать его интересы.
– Не знаю. Может, да, а может, нет. И вообще, трудно сказать, что для таких людей, как Сакс, означает «заботиться». – Шарп откусил еще один большой кусок сэндвича и принялся жевать точно жвачное животное. – Во всяком случае, на коллег вашему Джонатану было глубоко плевать. О них-то он не заботился. Говорю же, любил всякие драмы, всякие свары… Двигал по доске, точно шахматные фигуры, стравливал друг с дружкой. Станет скучно – возьмет да и передаст одному врачу, что другой какую-нибудь гадость про него сказал. Или распустит слух про чью-нибудь интрижку. По большей части врал, но может, иногда и правду говорил. Кто теперь разберет? В команде работать не умел, идти к общей цели был попросту неспособен. Особенно если в команду входил человек, который Джонатану не нравился. Вашему мужу многие не нравились… А о пациентах заботился, потому что с этого было что поиметь. Сколько труда тратил, чтобы с родителями отношения наладить! Все только диву давались. Бывало, и коллег тоже пытался очаровать, если в этом была какая-то выгода. А когда пользы для себя не видел, вообще внимания на человека не обращал, даже если каждый день видел. Да и зачем – стараешься, стараешься, а выгоды никакой! Только он таких людей не замечал, а они его – очень даже. Надо сказать, интересно было наблюдать за его приемчиками. И за тем, как он старается поддерживать маску и изображает из себя добренького. Простите, что не в психологических терминах – у вас это явление, наверное, как-нибудь называется, – немного подумав, прибавил Шарп.
Действительно. Однако Грейс поняла, к чему он клонит.
– И эти люди замечали многое. Все неприятные проявления. Как Сакс отпускал колкие комментарии, как игнорировал коллег. Если созывают собрание, а Сакс думает, что ему там делать нечего, и злится, что его заставили прийти, – возьмет да начнет вставлять палки в колеса, причем просто из вредности. Собрание от его выходок, наоборот, еще дольше затягивается. Никогда не понимал, какой в этом толк. Да и коллег на сорта делить – не самая удачная идея. Попробовал бы дружить со всеми, не стали бы за ним следить и ждать, когда проколется. Это Сакса и сгубило.
Шарп сделал паузу и сунул вилку в сыроватую бумажную тарелку с салатом кол ело. Когда Шарп поднес вилку ко рту, с нее капало.
– В первый раз мне про его интрижку доложил рентгенолог. Вызвал Сакса к себе в кабинет, а он – сама любезность! Жаловался, что в семье проблемы, просил никому не рассказывать, чтобы по больнице сплетни не пошли. Клялся, что они с этой женщиной уже расстались. – Шарп положил вилку и, упершись обеими руками в стол, принялся барабанить по столешнице пальцами, будто исполнял на пианино сложную пьесу. – А потом – бац! Еще одна интрижка, на этот раз с медсестрой. Я говорю: «Уж поверь, ни малейшего желания не имею лезть в твою личную жизнь. Меня твои дела не касаются. Только сделай одолжение, не заводи любовниц в больнице». Согласитесь, требование справедливое. Джонатан каждый раз извинялся, принимался оправдываться, говорил, что больше такого не повторится. А один раз вообще заявил, что какая-то женщина его преследует, покоя не дает, на шею вешается. Даже совета спросил, что с ней делать. В результате всю встречу изучали на этот предмет больничные правила и обсуждали, стоит ему подать на эту навязчивую особу жалобу или нет. Тут Джонатан взял да заявил, что я для него – пример для подражания и, если он когда-нибудь дослужится до моей должности, постарается быть таким же хорошим начальником, как я… В общем, полная чушь. Но невольно сидишь и слушаешь развесив уши. Короче, в тот раз Сакс все уладил – во всяком случае, больше я от него про ту женщину не слышал. А потом – что бы вы думали? Закрутил роман с Реной Чанг. Доктором Чанг. И снова проблемой пришлось заниматься мне. Ее начальство пришло жаловаться. Но на этот раз вызывать Сакса в кабинет не пришлось – Рена Чанг уволилась. Уехала куда-то на юго-запад. Кажется, в Санта-Фе.
«Нет, в Седону», – вздрогнув, подумала Грейс.
– Слышал, у нее ребенок родился, – прибавил Робертсон Шарп-третий.
– Извините, – вежливо проговорила Грейс. И только услышав собственный голос, поняла, что что-то сказала. Потом вскочила со стула и нетвердым шагом побрела в туалет. Там села на унитаз и опустила голову между колен.
О боже, подумала Грейс, не понимая, зачем только назначила эту встречу. Ну для чего ей понадобились эти подробности? Во рту стоял неприятный вкус тунца. Сердце быстро билось. Значит, Рена Чанг. Та самая любительница благовоний, сторонница «параллельных стратегий лечения». Джонатан еще смеялся над ней. Они оба смеялись. Когда это было? Грейс постаралась припомнить точно, но, к сожалению, не могла. До рождения Генри? Нет, после. Точно после. Когда Генри был совсем маленький? Когда пошел в школу? Впрочем, Грейс не понимала, почему для нее так важна эта подробность. Она и сама не заметила, сколько времени просидела в туалете, но, когда вернулась за столик, официант успел убрать обе тарелки. Грейс села и принялась потягивать остывший чай. На столе лежал мобильник Шарпа. Видимо, ожидая собеседницу, решил заняться делами.
– Доктор Шарп, – продолжила Грейс. – Мне известно, что у Джонатана было дисциплинарное слушание. Я бы хотела знать подробности.
– Вы про которое? У него их было несколько, – чуть ворчливо ответил Шарп. С чего он вдруг разворчался сейчас, хотя всю встречу был в более или менее ровном настроении, Грейс не поняла. – Первое – за то, что принял, так сказать, крупный денежный подарок от отца пациента. Доказательств, правда, не было, – прибавил Шарп. – Отец с нашим юристом говорить отказался. Пришлось, так сказать, закрыть дело. Второе слушание – по поводу драки на лестнице с Уэйкастером.
На той самой лестнице, на которой Джонатан якобы споткнулся и сломал зуб. Пришлось ставить коронку, и теперь этот зуб у него по цвету отличается от остальных – не так чтобы очень заметно, но все же. А потом оказалось, что Джонатан вовсе не споткнулся…
– С кем он подрался? С Уэйкастером? – переспросила Грейс.
– Именно. С Россом Уэйкастером. Сначала он был руководителем Сакса. Думал, они нормально ладят. Никаких споров, ссор, конфликтов. Но тут Уэйкастер взял да и высказал Саксу все в лицо по поводу ситуации с матерью Альвеса. А потом такая сцена разыгралась! Свидетелей было человек пять. Уэйкастеру швы накладывать пришлось. Я, конечно, настоял, что такое дело спускать нельзя. Слушание, естественно, состоялось. А потом еще одно, отдельное, по поводу интрижки с Альвес.
Тут Шарп наконец-то замолчал и посмотрел на Грейс так, будто только сейчас заметил.
