Дуглас Престон - Ледовый барьер
— Направьте туда группу контроля. Мне нужен отчёт о повреждениях и число жертв, и они требуются мне немедленно! Господин Уорнер, запускайте трюмные помпы.
— Так точно, мэм, запускаю трюмные помпы.
Очередной порыв ветра ворвался на мостик, принося с собой новый поток брызг. По мере того, как падала температура на мостике, брызги начали намерзать на настиле и панелях. Но Бриттон едва ли чувствовала холод.
Подошёл Ллойд, стряхивая осколки с одежды. Жуткий порез на лбу обильно кровоточил.
— Господин Ллойд, обратитесь в госпиталь…, — машинально начала было Бриттон.
— Не надо молоть чепухи, — нетерпеливо сказал он, вытирая с брови кровь и смахивая её в сторону. — Я хочу чем-нибудь помочь.
Взрыв, казалось, вернул его к жизни.
— Тогда достаньте нам всем зимнюю одежду, — ответила Бриттон, жестом указав на рундук в задней стороне мостика.
Рация щёлкнула, и ответил Ховелл.
— Ожидаю список пострадавших, мэм. Группа контроля сообщает о пожаре в машинном отделении. Прямое попадание.
— Можно ли сдержать пламя ручными огнетушителями?
— Нет. Оно распространяется слишком быстро.
— Используйте встроенную систему подачи CO2. Водяной туман на внешние переборки.
Бриттон бросила взгляд на Глинна. Тот быстро втолковывал что-то своему оператору у консоли ЭИР. Мужчина встал и испарился с мостика.
— Господин Глинн, мне нужен отчёт из трюма, пожалуйста, — сказала она.
Тот повернулся к Ховеллу.
— Дайте мне Гарзу.
Минутой позже динамик над головой затрещал.
— Боже, что за чертовщина у вас происходит? — Спросил Гарза.
— Два новых попадания. Ваше состояние?
— Взрывы произошли во время крена. Сломались дополнительные швы. Мы работаем как можем быстро, но метеорит…
— Продолжай, Мануэль. Торопись.
Ллойд вернулся от рундука и принялся раздавать одежду команде мостика. Бриттон приняла свою, натянула на себя и бросила взгляд вперёд. Ледовые острова теперь вырисовывались над ними, слегка голубоватые в лунном свете, едва ли в двух милях впереди, вздымающиеся над водой на две сотни футов или ещё выше. Прибой бился о их основания.
— Господин Ховелл, положение вражеского корабля?
— Ровно в трёх милях, и приближается. Они опять стреляют.
У бимса на левом борту раздался очередной взрыв, взметнулся гейзер воды, чтобы немедленно и почти горизонтально изогнуться под мощью panteonero. Теперь Бриттон слышала отдалённые звуки самих выстрелов, странным образом разнесённые со взрывами вблизи. Раздался очередной грохот, судно содрогнулось, и её передёрнуло, когда раскалённый добела метал просвистел мимо окон мостика.
— Скользящее попадание, главная палуба, — произнёс Ховелл, и посмотрел на неё. — Огонь сдерживают. Но серьёзно повреждены обе турбины. Взрывом выбило и турбину высокого давления, и турбину низкого. Мы теряем тягу, и быстро.
Бриттон опустила взгляд и смотрела на цифры, высвечивающие скорость судна. Вот она упала до четырнадцати узлов, затем до тринадцати. По мере того, как падала скорость, судно всё хуже слушалось руля. Бриттон чувствовала, как шторм берёт верх, сжимает корабль хваткой хаоса. Десять узлов. Огромные волны с силой швыряли танкер — из стороны в сторону, вверх, вниз, в причудливом отвратительном танце. Она никогда не думала, что море способно так играть с судном таких размеров. Затем Бриттон сконцентрировалась на панели.
Зажглись лампочки, сообщая о поломке двигателей. Они не сказали капитану ничего такого, чего бы Бриттон уже не знала: она чувствовала под ногами отдалённое биение искорёженных турбин — напряжённое, запинающееся, прерывистое. И затем лампочки мигнули снова, когда окончательно отказала силовая установка, и в ход пошла аварийная система.
Никто не проронил ни слова, пока огромное судно вспахивало море. Потрясающая инерция продолжала нести корабль вперёд, но каждая набегающая волна уносила из его скорости очередные один-два узла. «Рамирес» приближался всё стремительнее.
Бриттон оглядела своих офицеров на мостике. У всех были бледные, решительные лица. Гонка закончилась.
Молчание нарушил Ллойд. Кровь с израненного лба капала в правый глаз, и он рассеянно смахивал её ресницами.
— Полагаю, это всё, — сказал он.
Бриттон кивнула.
Ллойд повернулся к МакФарлэйну.
— Знаешь, Сэм, мне так жаль, что я сейчас не в трюме. Я, вроде как, хотел бы с ним попрощаться. Полагаю, это звучит как бред. Ты не думаешь, что это звучит как бред?
— Нет, — ответил тот. — Я так не думаю.
Уголком глаза Бриттон увидела, как при этих словах Глинн повернулся к тем двоим. Но он продолжал молчать, а тёмные тени ледяных островов подходили всё ближе.
«Алмиранте Рамирес», 17:15— Прекратить огонь, — сказал Валленар тактическому офицеру.
Команданте поднёс к глазам бинокль и осмотрел повреждённый корабль. Клубы чёрного дыма, тяжёлые и низко стелящиеся, исходили с кормы танкера и быстро улетали поверх залитого лунным светом моря. По меньшей мере два достоверных попадания, в том числе, похоже, прямое попадание в машинное отделение и обширное повреждение мачты связи. Потрясающий по своей точности обстрел при таком волнении: достаточно, чтобы оставить судно мертвым в воде, в точности, как он надеялся. Валленар уже видел, что они теряют теряют скорость — на самом деле теряют скорость. На этот раз они не притворяются.
Американский корабль продолжал идти к ледовым островам. Они дадут им жалкое, временное укрытие от его орудий. Но женщина-капитан продемонстрировала большую храбрость. Она не сдаст корабль, пока не исчерпает всех возможностей. Он может понять такого капитана. Спрятаться за островом — благородный, хотя и бесполезный, жест. И, конечно же, никто не возьмёт их в плен. Американцев ждёт смерть.
Валленар бросил взгляд на часы. Через двадцать минут он войдёт в просвет и придвинется к «Рольваагу». Спокойные воды в укрытии островов обеспечат ему ровную платформу для точного обстрела.
Команданте живо представил себе, как это случится. Ошибок не будет, расстрел неотвратим. Он выведет эсминец на расстояние по меньшей мере в милю, чтобы упредить новые подводные экскурсии. Осветит всё вокруг фосфорным пламенем. Спешки не будет: операция будет проведена осмотрительно. Но Валленар не будет и терзать их, совершая казнь чрезмерно медленно: он же не садист, а женщина-капитан в особенности заслужила почтительной смерти.
Лучше всего будет прострелить корму танкера, решил он: на уровне ватерлинии, так, что тот пойдёт ко дну кормой вперёд. Самое важное — чтобы никто не убежал, чтобы не осталось живых свидетелей того, что здесь произошло. Он направит сорокамиллиметровые орудия на первые спасательные шлюпки: так он заставит их оставаться на борту до самого конца. Когда корабль начнёт тонуть, выжившие столпятся на полубаке, где он рассмотрит их получше. В особенности он должен убедиться, что сдохнет тот вкрадчивый, лживый cabron. Именно он стоит за всем. Если кто-то и отдал приказ казнить его сына, так только он.
Танкер, теперь замедлившись до пяти узлов, вклинивался между ледовых островов, проходя близко к большему. Чересчур близко, если уж на то пошло; возможно, повреждён руль. Острова казались такими высокими, такими отвесными, что «Рольвааг», казалось, проскальзывал в какой-то чудовищный ангар сверкающей синевы. Когда корабль скрывался из виду меж островов, Валленар увидел, что судно принялось поворачивать влево. Это движение выведет их за больший из островов, и приведёт судно в укрытие, во временную недосягаемость для его орудий. Печальное, безнадёжное усилие.
— Сонар? — Спросил Валленар, наконец, опуская бинокль.
— Всё чисто, сэр.
Ну, вот и всё — никакого неожиданного подводного льда, идеально ровный разлом с вершины и до подножия ледового острова. Время завершать операцию.
— Направляйтесь в разлом. Следуйте их курсом.
Команданте повернулся к тактическому офицеру.
— Ждите моей команды, чтобы открыть огонь.
— Слушаюсь, сэр.
Валленар повернулся к окну, снова поднося к глазам бинокль.
«Рольвааг», 17:20«Рольвааг» прошёл между ледовых островов, скользнув в сумеречный мир спокойствия. Ветер стих, он больше не врывался в разбитые окна мостика. Внезапно корабль высвободился из зловещей хватки шторма. Бриттон обнаружила, что внезапная тишина в разгар шторма выбивает её из колеи. Она глазела на обрывы, что вздымаются с обоих сторон, отвесные, будто расколотые топором. Под ней, на уровне ватерлинии, молот прибоя с наветренной стороны выточил причудливого вида полости. В лунном свете лед светился чистым, богатым голубым цветом, настолько глубоким, что это зрелище показалось ей одним из самых прекрасных в её жизни. Забавно, подумала она, как близость смерти пробуждает в человеке чувство прекрасного.
