Майкл Коннелли - Поэт
— Иди сюда! — закричал он, обращаясь ко мне. — Где ключи?
— Ключи от чего?
— От гребаного магазина!
— Не ори. Я здесь не работаю.
— А кто работает?
Он направил ствол на Кумбса.
— В кармане. Ключи у меня в кармане.
— Иди закрой входную дверь. Попробуешь выбежать, и я прострелю тебя, как эту камеру.
— Да, сэр.
Кумбс сделал, как было приказано, после чего Гладден заставил нас двоих отойти к дальней стене торгового зала и сесть на пол у задней двери, блокируя это направление от возможных выстрелов. Потом он перевернул оба стола, чтобы загородить обзор или, возможно, уберечь себя от пуль, и пригнулся, спрятавшись за столом, где лежал Торсон.
Со своего места я хорошо видел тело. Куртка, бывшая недавно белой, насквозь пропиталась кровью. Полузакрытые глаза не двигались. Из горла торчала рукоятка ножа. Я содрогнулся. Ведь только что Торсон дышал, и независимо от моего к нему отношения мы какое-то время были напарниками. А сейчас это лишь труп.
Тут я подумал, что Бэкус, возможно, в панике. Раз видеонаблюдения больше нет, он ничего не знает о состоянии Торсона. Если посчитает, что Торсон жив, тогда скоро Боб введет в действие группу захвата, с их свето-шумовыми гранатами и прочими спецсредствами. Если же он поймет, что Торсон мертв, то, возможно, мне придется провести здесь всю ночь.
— Если ты здесь не работаешь, тогда кто ты? — спросил Гладден. — Откуда я тебя знаю?
Я замялся. Кто я? Сказать ему правду?
— Ты из ФБР?
— Нет. Я не из ФБР. Я репортер.
— Репортер? Что, пришел за моей историей, да?
— Да, если захочешь рассказать. А можешь поделиться с ФБР, просто дотянись до телефона. Наверное, они позвонят сами.
Тут он взглянул в сторону валявшегося на полу телефона, корпуса и трубки. Из трубки доносились короткие гудки. Добраться до телефона он мог, не покидая укрытия. Гладден подтянул аппарат к себе и положил трубку на рычаг. Потом он взглянул на меня.
— Я тебя вспомнил, — сказал Гладден. — Ты...
Тут раздался звонок, и он снял трубку.
— Говорите, — распорядился он.
Наступила томительная пауза, в конце которой он ответил на все, что бы ни было сказано.
— Ладно, ладно, агент Бэкус, хорошо, что мы встретились снова. Я много чего узнал о вас с момента прошлой встречи во Флориде. И о вашем отце, разумеется. Прочитал его книгу. Всегда верил, что мы встретимся... Вы и я... Как понимаете, это уже невозможно: у меня здесь два заложника. Вам придется потрахаться со мной, Боб, а мне... мне придется сделать с ними то же самое... Так что, когда войдете, вы не поверите собственным глазам. Помните Аттику? Подумайте, агент Бэкус. Подумайте, как бы с этим справился ваш отец. Теперь я должен идти.
Он положил трубку и обернулся ко мне. Стащив с головы парик, Гладден сердито швырнул его через комнату.
— Какого черта ты здесь делаешь, репортер? ФБР никогда не разрешает...
— Ты убил моего брата. Поэтому меня взяли в группу.
Гладден пристально посмотрел на меня.
— Я не убил ни одного человека.
— Они считают, что убил. И что бы ты с нами ни сделал, они тебя возьмут. Тебя ни за что отсюда не выпустят. Они...
— Отлично, и заткнись на хер! Я не обязан слушать.
Гладден снял трубку и начал набирать номер.
— Пригласите Краснера, это срочно... Уильям Гладден... Да, именно тот.
Пока он ждал ответа, мы молча смотрели друг на друга. Мне хотелось бы выглядеть спокойным, хотя внутри бушевала настоящая буря. Никакого другого выхода я не видел — только смерть одного из нас.
Гладден же не производил впечатления человека, способного поддаться на уговоры и выйти с поднятыми кверху руками, чтобы оказаться через несколько лет на электрическом стуле или, как вариант, в газовой камере. Исход определялся лишь штатом, где вынесут приговор.
Наконец Краснер взял трубку, и следующие десять минут Гладден объяснял ему суть происходящего, приходя в ярость от любого из вариантов, которые пытался предлагать адвокат. В итоге он раздраженно бросил трубку.
— Иди ты на хер!
Я сидел тихо, полагая каждую из проведенных минут очком, засчитанным в мою пользу. Должно быть, ФБР готовило некую акцию. Снайперы, команда спасения и все такое.
За окнами постепенно угасал день. Я смотрел на улицу сквозь зеркальную витрину магазина и видел на той стороне здание торгового центра. Глаза искали на его крыше что-то вроде биноклей или ружейных стволов, однако там ничего не было. Вообще ничего.
Взгляд скользнул туда и сюда по улице. Движение транспорта по ней прекратилось. Стало быть, бульвар Пико уже перекрыт. Что бы ни случилось дальше, это произойдет очень скоро. Посмотрев в сторону Кумбса, я хотел убедиться, нет ли возможности подать знак владельцу магазина, чтобы он собрался с духом.
Кумбс истекал потом. Промок насквозь даже узел галстука, попавший под струйки, стекавшие с его щек и шеи. Выглядел Кумбс так, словно провел здесь вечность. Ни моральных, ни физических сил у него не было.
— Гладден, покажи им себя, отпусти мистера Кумбса. Ему нечего здесь делать.
— Я так не считаю.
Телефон зазвонил снова. Он снял трубку и выслушал, не отвечая ничего. Затем аккуратно положил трубку на рычаг. Через секунду аппарат снова зазвонил. Гладден взял трубку и тут же нажал кнопку удержания звонка. Выбрав другую линию, он сделал то же самое. Теперь уже никто не мог нас вызвать.
— Зачем так делать? — сказал я. — Дай им говорить, и они сами предложат выход.
— Послушай, когда мне понадобится твой совет, я его выбью из тебя! А сейчас заткнись, пожалуйста!
— О'кей.
— Заткнись, я сказал!
Я примирительно поднял вверх руки.
— И вы, гребаные газетные уроды, пишете, не имея понятия ни о чем. Вот ты... Как тебя зовут, раз на то пошло?
— Джек Макэвой.
— Тебе дали жетон?
— Он в кармане.
— Достань.
Я медленно вытащил бумажник с удостоверением «Пресса» и жетоном, а затем подтолкнул его Гладдену. Раскрыв его, он стал разглядывать документы.
— Постой, я считал, ты... Денвер? Что еще за хрень? Почему ты в Лос-Анджелесе?
— Я уже сказал. Из-за брата.
— И я сказал. Не убивал я никого.
— А как же он?
Я кивнул в сторону неподвижного тела Торсона. Гладден тоже посмотрел на тело, потом перевел взгляд на меня.
— Он играл свою роль. А я закончил пьесу. Таковы правила игры.
— Этот человек умер. Какая, на хер, игра?
Гладден поднял пистолет выше и направил ствол мне в лицо.
— Если я говорю «игра» — значит, игра.
Я не ответил.
— Пожалуйста, — проговорил Кумбс, — пожалуйста...
— Что «пожалуйста»? Лучше заткнись, пожалуйста, на хер. Ты... хм... газетчик, о чем напишешь? Конечно, в предположении, что выйдешь отсюда?
С минуту я думал, причем Гладден мне не препятствовал.
— Если хочешь, я отвечу так: «Почему?» Этот вопрос всегда самый интересный. Почему ты сделал это? Я хочу рассказать... Неужели из-за того человека из Флориды? Белтран, его звали так?
Он насмешливо фыркнул, скорее недовольный тем, что прозвучало имя, а вовсе не тем, что я все знаю.
— Это не интервью. А если и так, все равно на хер твои комментарии.
Опустив взгляд на свои руки с оружием, Гладден замолк. Молчание продолжалось довольно долго. Кажется, на него подействовала ситуация: он понимал, что положение в конечном счете просто безвыходное. Собственно, путь по определению не вел этого человека никуда, и не оставляло чувство, что он это знает. Однажды след прервется в ситуации вроде той, что сложилась сегодня. Я подумал, что Гладден расслабился, и снова попробовал заговорить:
— Знаешь что, позвони им и попроси, чтобы к телефону позвали Рейчел Уэллинг. Скажи, что хочешь говорить только с ней. Помнишь эту женщину? Это она приезжала в Рейфорд. Уэллинг хорошо тебя знает, и только она сможет помочь.
Он отрицательно покачал головой.
— Я должен был убить твоего брата, — тихо проговорил Гладден, не глядя в мою сторону. — Даже обязан.
Я подождал, надеясь на продолжение. Он молчал.
— Почему же?
— Единственная возможность его спасти.
— От чего спасти?
— Разве не очевидно? — Он посмотрел на меня, в его глазах я увидел боль и гнев. — От превращения в такого, как я. Посмотри на меня! Чтобы он не стал таким!
И только я собрался задать очередной вопрос, как раздался резкий звук разбитого стекла. Посмотрев в сторону витрины магазина, я увидел, как в комнату влетело что-то темное размером с бейсбольный мяч и упало рядом с перевернутым столом, за которым укрывался Гладден.
Сообразив, что это, я моментально покатился в сторону, закрывая руками голову и глаза. В ту же секунду в помещении раздался оглушительный взрыв, и в мои закрытые глаза ворвалась вспышка ослепительного света. Удар, обрушившийся одновременно со вспышкой, заставил все тело сжаться от сотрясения.
В ушах звенело, однако я тут же открыл глаза, замерев на месте и выцеливая Гладдена. Он еще корчился на полу, с широко раскрытыми, ничего не видящими глазами, зажимая руками уши. Похоже, Гладден не сразу понял, в чем дело. Я успел, по крайней мере немного, ослабить поражающее воздействие свето-шумового заряда. Гладдену же досталось почти прямое попадание. Пистолет лежал у его ног, и я бросился к оружию, не раздумывая о шансах.