Дэн Симмонс - Темная игра смерти. Том 1
– Прошу прощения, мистер Харрингтон, я разговариваю с вами из своего личного самолета и боюсь, мне уже пора. Я благодарен вам за звонок и надеюсь вскоре услышать вас снова.
– Барент! – заорал Траск.– Черт побери, не вешайте…
– До свидания,– бросил Барент. Раздался щелчок, и шумовой фон оповестил о том, что связь прервана.
– Колбен! – завопил Траск.– Скажите же что-нибудь!
– Конечно,– донесся мрачный голос.– Пошел ты к такой-то матери, Ниман.– Еще один щелчок, и следующая шумовая волна накрыла связь.
С видом загнанного зверя Траск поднял голову.
– Ничего страшного,– успокоил его Харрингтон.– Я могу оставить свою информацию у вас. Мы продолжим наш разговор, мистер Траск, но я бы предпочел сделать это с глазу на глаз. Доктор Ласки, вы не будете возражать?
Сол поправил очки, моргнул и встал. Траск смотрел на него широко раскрытыми глазами. Френсис садистски улыбался. Сол повернулся, быстро вышел из кабинета сенатора и уже бегом добрался до приемной. Он вспомнил о секретарше, немного помедлил, но затем без колебаний бросился со всех ног по коридору.
Из-за угла появились четверо. Сол обернулся и увидел, что с противоположного конца коридора бегут еще пятеро в темных костюмах. Двое из них свернули в кабинет Траска, а трое оставшихся в едином движении вскинули свои пистолеты, образовав ровный ряд рук. Даже на таком расстоянии черные отверстия стволов казались огромными.
И вдруг Сол словно куда-то переместился. В безмолвии его сознания раздался вопль Френсиса Харрингтона. И Френсис смутно ощутил в окружающем его мраке внезапное появление Сола. Теперь глазами Харрингтона они вместе смотрели, как Ниман Траск, приподнявшись в своем кресле, что-то кричит и вздымает в мольбе руки.
– Auf Wiedersehn,– промолвил Френсис голосом нацистского оберста и разжал кулак.
Южные двери и стена коридора взметнулись вместе с огромным шаром оранжевого пламени. Сол вдруг осознал, что летит по коридору навстречу тем троим в темных костюмах. Их вытянутые руки подбросило вверх, один из пистолетов разрядился, но звук выстрела заглушил страшный грохот взрыва, а затем охранники тоже полетели, кувыркаясь, назад и врезались в стену за секунду до Сола.
Но даже получив сильнейший удар и ощущая, как над ним смыкается тьма, Сол успел расслышать отголосок старческого шепота, произносящего «Auf Wiedersehn».
Глава 20
Шерифу Джентри нравилось лететь в самолете, хотя он совершенно не думал о цели своего путешествия. Это состояние подвешенности над облаками на высоте нескольких тысяч футов определенно способствовало размышлениям. Место его назначения – Нью-Йорк – всегда представлялось шерифу конгломератом поводов для безумия, выражающихся в массовом сознании, уличной преступности, паранойе, переизбытке информации и тихом сумасшествии. Джентри давно уже понял, что большие города не для него.
Он знал районы Манхэттена, а когда-то, сто лет назад, учился в колледже в разгар вьетнамской кампании. Они с друзьями провели в этом городе не один уик-энд. Как-то они взяли напрокат машину в Чикаго у его знакомой девушки, работавшей в автосервисе неподалеку от университета, и накатали две тысячи миль. После четырех бессонных ночей они вшестером закончили тем, что в течение двух часов объезжали пригороды Чикаго ранним утром, чтобы цифра реального километража приблизилась к зарегистрированной в бланке.
Джентри сел в автобус, курсировавший до порта Оторити, а там поймал такси, чтобы добраться до отеля «Эдисон». Отель был старым и уже начинал утрачивать свою славу. Теперь его основными постояльцами были проститутки и бедные туристы, хотя он еще сохранял атмосферу былой степенности. В ресторане заправляла горластая, неотесанная, но очень умелая пуэрториканка, а номер стоил треть того, во что обычно обходились манхэттенские отели. В последний раз он был в Нью-Йорке, когда сопровождал восемнадцатилетнего иностранца, убившего в Чарлстоне четырех продавцов в супермаркете. Тогда округ оплатил его расходы и стоимость номера в отеле.
Джентри залез под душ, чтобы смыть дорожную пыль, надел удобные синие вельветовые брюки, старый свитер с высоким горлом, коричневую вельветовую куртку, мягкую кепку и пальто, которое вполне годилось для Чарлстона, но вряд ли могло противостоять напору зимнего нью-йоркского ветра. Он с минуту подумал, затем вынул из чемодана «ругер» 357-го калибра и переложил его в карман пальто. Карман сразу оттопырился, слишком явственно обозначив его содержимое. Джентри вытащил револьвер и засунул его за ремень брюк. Так тоже никуда не годилось. Кобуры для «ругера» у него не было – ремень и кобуру он носил лишь вместе с формой, а когда не был на службе, то держал при себе специальный полицейский револьвер 38-го калибра. Какого черта он потащил с собой этот «ругер» вместо более компактного оружия? Дело кончилось тем, что он затолкал револьвер в карман куртки. Придется не застегивать пальто, невзирая на непогоду, и не снимать его в помещении, чтобы не выдавать оружие.
Перед тем как выйти из отеля, он позвонил домой в Чарлстон и включил свой автоответчик. Джентри не ожидал получить сообщение от Натали, но думал о ней всю дорогу и мечтал услышать ее голос. Первая запись была оставлена ею. «Роб, это Натали. Сейчас два часа дня по сент-луисскому времени. Я только что добралась сюда и вылетаю следующим рейсом в Филадельфию. Кажется, мне удалось выйти на след Мелани Фуллер. Взгляни на третью страницу сегодняшней чарлстонской газеты, хотя в нью-йоркских это тоже может быть опубликовано. Массовые убийства в Джермантауне. Не знаю, зачем старой женщине понадобилось связываться с уличной бандой, но все произошло именно там. Сол говорил, что лучший способ искать этих людей – идти по следам бессмысленного насилия вроде этого. Обещаю не высовываться… просто осмотрюсь и проверю, не сможем ли мы здесь за что-нибудь уцепиться. Вечером позвоню и оставлю сообщение, когда буду знать, где я остановилась. Надо бежать. Будь осторожен, Роб».
– Черт,– тихо выругался Джентри, опуская телефонную трубку. Он снова набрал свой номер, выдохнул, когда его собственный голос попросил оставить сообщение, и после гудка произнес:
– Натали, не смей останавливаться в Филадельфии, или Джермантауне, или куда ты там еще отправилась. Кто-то видел тебя в канун Рождества. Если не хочешь оставаться в Сент-Луисе, приезжай ко мне в Нью-Йорк. Глупо бегать по отдельности и изображать Джо Харди и Нэнси Дру. Позвони мне сюда, как только получишь это сообщение.– Он назвал свой отель, номер комнаты, подождал и повесил трубку.– Черт,– повторил он и с такой силой грохнул кулаком по столу, что дешевая столешница задрожала.
Джентри доехал на метро до Гринвич-Виллидж и вышел около Сен-Винсента. В дороге он перелистал свою записную книжку, просмотрев все сделанные им записи: адрес Ласки, замечание Натали, упоминание Сола о домохозяйке по имени Тима, его добавочный номер в Колумбии, телефон декана, которому Джентри звонил почти две недели назад, телефон покойной Нины Дрейтон. «Немного»,– подумал он. Позвонив в университет, шериф убедился, что до следующего понедельника на факультете психологии никого не будет.
Местожительство Сола плохо согласовывалось с представлениями Джентри об образе жизни нью-йоркского психиатра. Он напомнил себе, что Ласки был скорее профессором, чем психиатром, и окрестности показались ему более подходящими. Дома были в основном четырех– и пятиэтажными, на углах улочек располагались магазины и рестораны, а общая скученность и компактность застройки создавали атмосферу маленького провинциального городка. Мимо прошли несколько пар, одна из них состояла из мужчин, державшихся за руки, но Джентри знал, что большинство местных обитателей сейчас в центре. Они сидят в издательствах, брокерских конторах, книжных магазинах, агентствах и других железобетонных клетках. Все они колеблются между должностью секретаря и вице-президента, зарабатывая необходимые тысячи для содержания двух– или трехкомнатных квартир в Гринвич-Виллидж, и мечтают о большом прорыве, неизбежном продвижении на более высокую ступень, перемещении в более просторный кабинет с эркерами и возвращении на такси в новый дом в районе Центрального парка.
Подул ветер. Джентри плотнее запахнул пальто и поспешил вперед.
Доктора Сола Ласки дома не оказалось, однако шерифа это не удивило. Он постучал еще раз и замер на узкой лестничной площадке, вслушиваясь в приглушенную болтовню телевизоров и детские крики, вдыхая запахи жареной говядины и капусты. Затем он вытащил из бумажника кредитную карточку и, просунув ее в замочную скважину, вошел в квартиру, сокрушенно качая головой. Сол Ласки являлся официально признанным экспертом по вопросам насилия, человеком, выжившим в лагере смерти, но безопасность его дома оставляла желать лучшего.
