Максим Шаттам - Хищники
Потому что любая цивилизация зиждется на тщеславии, системе, управляемой небольшим числом людей для собственной выгоды, по закону пирамиды, установленному властями. На заре истории войны защищали цивилизации. Противоречия тупиковой цивилизации — уверенная воля вести человека к совершенствованию, используя для защиты своих ценностей самые низменные его инстинкты. Что-то прогнило в королевстве Людей, думала Энн. Вездесущая воля — властвовать. Преобладать над себе подобными. Это все присуще человеку. И любая другая цивилизация, какой бы она ни была, рано или поздно мутирует в своих эгоистических пороках.
Да, Рисби, возможно, испортила война. А может быть, он является предупреждением. Поведенческим посланием к личности, чтобы предупредить ее об ошибочном развитии общества.
Энн больше не могла ничего представить себе. Это было не убеждением, но предчувствием. Возникновение такого импульсивного поведения не кажется случайным. Она не видела подобных примеров, но догадывалась, что оно существует в отклонениях от собственного развития. А природа слишком совершенна, чтобы позволить подобным маргинальным и агрессивным моделям самоорганизовываться и воспроизводиться. Никакое слишком токсичное растение не выживает. На земле нет места никакому чересчур разрушительному живому организму. Каждое создание имеет основание и причины для своего развития.
Рисби и другие хищники подобного рода служат предупреждением.
Которое человечество предпочитает не замечать.
Энн заложила за ухо прядь волос, которую трепал ветер.
Фревен разделял с ней этот опыт. Вместе с ним она чувствовала себя менее одинокой на этой земле. Она нашла спутника.
Преследуемого призраком своей жены.
Энн вздохнула, сдерживая рыдание.
Каким теперь будет ее будущее? Будет ли она снова метаться между сомнениями и переживаниями? Будь они вдвоем, все бы наладилось.
Однако она не сможет любить Фревена. Того Фревена, который писал письма мертвой жене, того, который считал себя очень далеким от религии. Она не должна любить его, несмотря на все, что их связывает.
В ее груди трепетал маленький теплый шарик надежды. Крэг попросил ее прийти сегодня ночью в лес. Что он ей скажет?
Как он относится к ней?
Будущего Энн боялась больше всего. По ту сторону войны, по ту сторону человеческой природы и ее потенциальной опасности.
Будущее на двоих.
Чтобы не бояться тишины.
81
«Моя Патти, вот мои последние слова. Все письма, которые ты прочтешь, дойдут, до тебя неземным путем, через субстанцию наших душ, и я знаю, что сейчас ты будешь читать меня.
Сейчас у меня достаточно времени, чтобы отослать тебе эти письма. Чтобы обрести смелость говорить с тобой. Открыться после всего, что мы с тобой пережили. Умоляю, прочти меня до конца, пожалуйста, позволь мне представить тебе все мои выводы.
В моей жизни было много гнева и ошибок. Я думаю, что это вообще участь людей, и я не прошу прощения, его не существует для того, что я сделал.
Что такое Зло, моя Патти? Думаю, что сегодня я смогу ответить на этот вопрос, с тех пор, как моя жизнь остановилась два года назад, с тех самых пор я блуждал в человеческом чистилище. Зло передается импульсом. Зло — это не установившееся состояние, нет, я думаю, что человек нейтрален, он подвержен порывам доброты, но иногда его пронизывают пагубные импульсы. Зло приходит в виде вспышки, которая поражает разум и мгновенно велит ему слепо подчиняться этому импульсу. Зло сексуально в том смысле, что, когда импульсом возникает в душе, оно не перестает преследовать разум до тех пор, пока не наступит удовлетворение, затем оно исчезает, возвращаясь внутрь человека.
Видишь ли, моя Патти, люди, которые причиняют страдания другим или теряют сами себя настолько, что становятся бесплотными, перестают находиться в том мире, в котором живут другие. Тогда они живут в чистилище, которое действительно существует, так как оно есть и на земле. Моим чистилищем стала война. Та, которую я вел внутри, чтобы понять самого себя, чтобы опускаться все ниже и ниже, в глубины того, что есть я сам. В бездны.
Я думаю, что каждая личность — это гигантский колодец. Растущий ребенок складывает в него свое прожитое, опуская как можно глубже все самое неприглядное, оставляя сверху самое лучшее. Становясь взрослым, он закрывает этот колодец и прыгает сверху, чтобы до самой смерти все как следует утоптать. Став взрослым, он смотрит на того ребенка, которым он был и который все еще прыгает и прыгает, уминая прошедшее. И это вечное движение кажется ему весельем, энергией смеха, жизнерадостностью. А этот взрослый, который теряет из виду ребенка, все еще прыгающего на колодце собственной конструкции и ученичества, — этот взрослый становится печальным и опустошенным.
Увы, иногда дно этого колодца настолько топкое, что он трескается, и ребенок больше не может прыгать от радости. Иногда даже бывает, что дно колодца — это зловонная жижа, которая все всасывает, затягивает туда и ребенка, который тонет. И в этом случае такие существа ни на что не годятся, Патти. Я говорю об этом без всякой жестокости, так как я долго думал об одном из них, живущем во мне.
Мой колодец открылся, когда ты умерла.
Но ты умерла потому, что он растрескался. Ребенок, который во мне, уже долго не прыгал от радости. А взрослый был охвачен угрюмостью. А также сомнениями, тоской, столько всего открылось импульсам Зла. Так как Зло — это сущность, я в этом убежден. Чудовищная сущность, состоящая из той же неосязаемой субстанции, из какой состоят души. Сущность, которая выживает за счет того, что пожирает слабые души. Зло опустошило меня, потому что я позволил ему войти в меня. Я утолил мой импульс, мое влечение.
Я толкнул тебя на лестнице.
Нервная усталость и особенно накопившийся гнев от наших ссор, потому что нам больше не удавалось нормально общаться, накопившееся неудовлетворение. Все это трансформировалось в ярость, поскольку только ярость может материализовать неудовлетворенность и одним движением опустошить рассудок. И в этот день слова вырывались из нас, ярость взяла верх, и я совершил непоправимое.
Я убил тебя.
С тех пор я блуждал в этом чистилище, в бездне самого себя, взрослый человек спустился в клоаку своего колодца. Я спустился туда, чтобы утопиться в собственной грязи. Но все-таки я выжил. Я увидел весь ужас мира, моего существования. И очень медленно, черпая горстями, я выносил эту беду на поверхность. А сегодня я снова открыл мой колодец. Ребенок на нем пока еще не прыгает, он очень боится упасть туда, но, может быть, однажды начнет прыгать. Должно пройти время.
Я не прошу у тебя прощения, Патти. Его нет для того, что я сделал с тобой.
Я хотел рассказать о человеке, которым стал теперь. Я хотел, чтобы ты знала, почему я это сделал. Моему поступку нет рационального объяснения. Я убил тебя потому, что я заблудился тогда.
Почему мы заполняем наши колодцы мерзостями, переменчивостью? Потому что ребенок забирает все, он не может провести сортировку, он собирает все без разбора, хорошее, и плохое. И, наверное, я собрал слишком много плохих вещей и не пытался просить прощения. И я пишу это для того, чтобы напомнить о том, что дети на самом деле очень недолго остаются детьми. И мы не знаем, когда это происходит.
Наступит время, когда (если религия права) я буду наказан за это преступление. И я надеюсь, что ты будешь где-то рядом с тем местом, каким бы ни было это наказание, вечным или нет.
Теперь я больше, не боюсь умереть, я пойду в мире к тому, что меня ждет. Я больше не боюсь, что моя жизнь прекратится, потому что мир тревожит меня.
Эта война, которая сталкивает и сокрушает народы, похожа на чистилище, к которому человечество приговорило себя из-за того, что оно заблудилось. Обретем ли мы себя? Сколько времени понадобится для этого? Когда вижу ущербность плохо сформировавшейся личности, я задаюсь вопросом о человеческом роде.
И если эта личность формируется в жестокости, то когда же человечество потерялось окончательно?
Но если человечество не в каждой отдельной личности, но в своем коллективном представлении уже полностью вышло из своего равновесия? А если наши войны есть только отражение этого? К чему мы идем?
Какое будущее ждет наших, детей? Ведь они такие слабые.
Скоро я буду осужден, моя Патти. Но в ожидании этого я хочу жить. В этом странном мире, полном сомнений.
Я хочу жить.
Прости меня.»
Крэг Фревен аккуратно положил ручку и тщательно запечатал письмо. После этого он открыл свой ящик, достал из него большую пачку конвертов и положил их в полотняную сумку. Потом спустился вниз.
Снаружи, во дворе замка, стрекотали насекомые и ухали ночные птицы: каждое существо на свой манер сообщало о собственном куске территории. Крэг сел на упавший ствол дерева и высыпал на землю содержимое своей сумки. Он взял зажигалку и поднес дрожащее пламя к уголку последнего письма, которое он закончил писать минуту назад. Чернила еще не полностью просохли. Пламя поползло по бумаге, жадно пробуя новый для него вкус.
