Юрий Черняков - Чудо в перьях
Мы говорили в перерыве репетиции, когда к нам вдруг вошел бесплотный дух Бодрова. Будто повеяло сквозняком из скрипнувшей двери. Он сел в задних рядах скромно, боясь, что заметят. Слушал нас до самого конца и так же тихо ушел…
Вечером раздался междугородный звонок.
— Павел Сергеевич? — узнал я голос Эрудита. — А что там Андрей Андреевич? Все еще спит?
— А что вас волнует? — спросил я. — Разве вы не сменили хозяина? Вот вы сейчас звоните нам, а его подслушивает кто-нибудь другой.
— Нам не до шуток, Павел Сергеевич! — сказал он. — Все-таки Андрей Андреевич носитель уникальной информации и государственных секретов… Вы же понимаете, чем это пахнет.
— Он их давно забыл, — сказал я. — Тут подкатывались к нему из разных спецслужб на этот счет…
— Кто? Что вы хреновину порете! — заорал он. — Мы за вашим домом установили наблюдение. Муха не пролетит!
— А они через подземный ход, — сказал я. — Он у них деньги взял, а потом руками развел. Все забыл. И теперь отсыпается.
— Разбудите его! — строго сказал Эрудит. — Юмор у вас, знаете… Просто мороз по коже. Вы понимаете, какие это может иметь последствия? У вас там черт знает что творится! Балаган какой-то.
— Будить не буду, — сказал я. — Это раз. Во-вторых, не один он здесь спит. Еще мой сын только недавно уснул…
— Ах этот, милиционерский? — протянул он, пользуясь дальностью расстояния.
— Конец связи, — сказал я и положил трубку. Подумав, положил аппарат с проводом в стальной сейф, чтобы не достали со своего спутника. Но приглушенный звонок донесся и оттуда. Все-таки мощный на борту реактор… Или мне показалось?
Разбудил меня топот с верхнего этажа. Подрагивала люстра. Я вскочил, вбежал на второй этаж.
Радимов усиленно работал ногами, закусив губу от наслаждения. Чечетку он выдавал как в молодые годы. Разинув рот, на него смотрели проснувшиеся Сережка с дедом. И внук уже приплясывал, невольно подражая. Пот лился градом со лба хозяина, но он отбивал ожесточенно, будто пробиваясь через пол из камеры, в которой его замуровали.
— Меня ищут? — спросил он, останавливаясь.
— А кому вы нужны? — пожал я плечами. — Никто не ищет.
— Но я сквозь сон слышал звонок! — деловито нахмурился он.
— Вам приснилось, — сказал я.
— Неправда, звонили ночью! — сказал дед. — Нас с Сережей разбудили. Вот зачем ты обманываешь?
— Кое-кто хочет, чтобы я вообще не просыпался! — сказал Андрей Андреевич, глядя исподлобья. — Кому-то я продолжаю мешать, находясь далеко от столицы.
— Выйдите! — сказал я. — Скажите, чтобы собрали на стол.
Дед обиделся, но не сказал ни слова, подняв на руки Сережу.
— О ком речь? — спросил я, когда мы остались вдвоем.
— Ты же видишь, что совсем потный… — Он протянул ко мне руки. — Я провел полчаса с твоим отцом и сыном, но без твоего святого духа. И мне они пришлись по душе. А пока — неси меня в ванну!
И я не успел сказать ни слова, как он очутился у меня на руках.
— Осторожно! — сказал он. — Я читаю твои мысли. Ты подумал: лучше бы он продолжал спать, не правда ли? Ты меня никогда не обманывал, потому что всегда убеждался, что это бесполезно.
И я спустился с ним на руках по лестнице, пронес его мимо стола, на который уже собирали женщины. Мать так и застыла, увидя это…
Потом мы сели с ним вдвоем, пили чай.
— Как говорили римляне: «Следующий день является учеником предыдущего», — сказал хозяин, вытирая пот с лысины. — Поэтому мне не нужна никакая власть. Даже здесь, где меня любят и готовы носить на руках, все, кроме тебя.
— Ношу, как видите… — сказал я. — По старой привычке.
— Ну да, теперь ты воспарил, думаешь — недосягаем…
— А вам хочется подмять под себя? — спросил я.
— Хочется… — признался он. — Я ведь дико ревную тебя, Паша. Даже к твоей славе.
— Так о ком речь? — спросил я. — Кто ваш тайный враг?
— Будто не знаешь… — вздохнул он. — Кто всю жизнь меня преследовал, покоя не давал?
— Господи… Опять он? Я слышал — лежит, не встает после случившегося.
— Да, Паша, да! Он жив, пока я жив, говорил уже, кажется… И потом, для общественного мнения он — мученик, страстотерпец. Пострадал за правду. А это существенно прибавляет достоверности к случившемуся.
— А что? — спросил я, затаив дыхание. — Что случилось?
— Будто не знаешь… — усмехнулся он. — Все за ту автомобильную катастрофу! Будто я ее устроил. А ты исполнил. Представляешь? Бред сивой кобылы, а кому теперь докажешь?
— Но здесь вам нечего бояться, — сказал я. — Народ вас боготворит. Вы бы посмотрели, что творится на улицах! Все ваши начинания и нововведения ожили! Все так ждали, Андрей Андреевич!
— Да меня, Паша, больше не интересует, что меня ждет… Сон мне был, видение, понимаешь? Вот пока я у тебя спал… Будто нахожусь в темной комнате и вижу, кто-то неразличимый бродит за мной, руками шарит, поймать хочет… Я к дверям, я к окну, а все наглухо закрыто, ничего не поддается… Смерть, Паша, за мной ходит! Вот что! А ты говоришь… Какая там власть, какая всенародная любовь! Я Роме сейчас завидую. Понимаешь? Он как убедился, что перевоплощенный, так перестал всего бояться! А я всегда это знал, но все равно боюсь. Боли боюсь. У меня ведь какие мучительные смерти бывали, Паша! У тебя-то легкие. А Рома вообще во сне помирал… Ну это ладно, что делать-то будем?
— С кем?
— С кем… Вот видишь, не спросил: с чем. А — с кем. С Ромой, конечно! Достанет он меня, чувствую! Хоть от него сюда сбежал, а достанет! Через тебя причем… Вот ведь какое дело. Именно через тебя. Я это вижу!
Я во все глаза смотрел на него. Постарел, конечно, сдал — безусловно… Но ведь народный герой! Признанный вождь! Хорошо, что никто, кроме меня, сейчас не видит и не слышит.
— А хоть бы и видели! — кивнул он, цепляя на вилку кусочек ветчины. — Смотрю, жалуетесь все на триумвират ваш, спасибо, конечно, а благосостояние ваше не убывает, нет…
— Доедаем, что вы припасли, Андрей Андреевич! — сказал я.
— Это верно! — показал он на меня вилкой, жуя. — Польстил, спасибо на добром слове. Ну так что? Что скажешь?
— Прямо не знаю… Ведь закрыли дело-то? — пожал я плечами. — Сколько можно.
— Закрыли, Паша, потому что я у власти был. Сказали, что его водитель сам виноват. За халатность срок впаяли… Невинный, можно сказать, человек за кого-то другого пострадал. А теперь я в опале… Понимаешь? И дело снова возбудили… Рому каждый день по телевизору показывают, как он ручками и головой трясет. И крови моей жаждет.
— Так вы поэтому сбежали? — догадался я.
— Проницательный ты, Паша, человек! Моя школа. Ничего не скроешь.
— М-да… — протянул я.
— Что — м-да? — подался он ко мне через стол.
Я все никак не мог сопоставить. Великий человек, по одному его слову десятки тысяч поднимутся… И в то же время Акакий Акакиевич, цепляющийся за жалкое существование.
— Не слышу ответа! Или не устраивает вопрос?
— Да вот прямо не знаю, что сказать.
— А придется, Паша, придется… — Он оглядел комнату. — Жить ты стал! А? Есть что терять. Жена красавица, сам — знаменитость. А благодаря кому — не забываешь?
— Как такое забудешь… Долги есть долги. Надо отдавать.
— Это ты мне? — ткнул Радимов пальцем в свою впалую грудь. — Я свои отдал, Паша. До копеечки. А вот кое-кто не торопится. И ведь для тебя нет ничего невозможного, как показывает опыт.
— Не мне судить… — пожал я плечами.
— Скромничаешь, однако, скромничаешь… Так я поживу у тебя — пока? Не возражаешь? Нет у меня на старости лет угла. Бомж я!
— Это ваш дом! — развел я руками.
— В смысле мой дом — твой дом? — наклонил он ухо в мою сторону, будто боясь не расслышать.
— Можно и так, — кивнул я. — Как скажете, Андрей Андреевич, так и будет.
— И скажу! — Он снова ткнул вилкой в мою сторону. — С зарубежными гастролями придется потерпеть!
— Начатое надо доводить до конца, как показывает опыт! — согласился я.
— О! — Он указал вилкой с поддетым кусочком окорока на потолок. — То слышу голос не мальчика, но мужа! Поэтому перенеси гастроли сам. Не дожидайся, пока с тебя возьмут подписку о невыезде.
— Нам здесь бояться нечего, — сказал я. — В нашем Крае каждый дом — ваша крепость.
Он вздохнул, посмотрел, улыбаясь и чуть сощурясь.
— Я очень старый человек, Паша! Не мне обольщаться всенародной симпатией. Это такая же иллюзия, как школьная любовь к круглой отличнице. Ведь пришел бы на мое место нормальный, просто толковый человек… Спасибо я должен сказать этому придурку Бодрову! Что он все тут успел развалить! Ну какой из меня выдающийся деятель? Выгнали меня — и правильно сделали. И еще должны взять подписку, что я отказываюсь заниматься политической деятельностью! Да я и сам откажусь…
