Дж. Фридман - Против ветра
— Не попробовать, а бросить все это дело вообще — вот что тебе стоит сделать!
— Ну да. О'кей. Один черт, попробовать все же надо было!
Выглядит он препогано. Не выспался, не побрился, не принял душ. Он наливает кофе и себе и мне. Это мне уже знакомо, когда я сам баловался «Тэйстерз чойс» вместо амфетаминов, ему эта штука тоже понадобится, прежде чем дело подойдет к концу.
На селекторе оперативной связи загорается лампочка — это звонит его секретарша.
— Начальник тюрьмы Гейтс едет сюда, сэр.
— Просите его сразу, как только приедет.
— Кроме того, губернатор звонил из своей машины. Он будет через пять минут.
Я прислушиваюсь и, попивая кофе, выпрямляюсь в кресле. По крайней мере, вид у меня довольно солидный, хотя на самом деле чувствую я себя скверно. Пять минут холодного душа усталость не прогнали. Мэри-Лу отпросилась с работы, сославшись на недомогание, они с Клаудией будут гулять в парке, пока я не присоединюсь к ним. Впервые две самые любимые мои женщины останутся один на один. Надеюсь, все пройдет нормально.
Робертсон наливает себе еще кофе, откусывая сразу половину пирожного с начинкой из желе. Никуда не годится — если ты решил непременно питаться этой ерундой, то заодно садись на диету без всяких добавок, которая состоит из сплошных порошков.
Такое ощущение, что меня заманили в ловушку. Тот факт, что сюда приезжают начальник тюрьмы и губернатор не случайное стечение обстоятельств. Втроем они наверняка приготовили мне какой-то сюрприз. И я нервничаю.
— Может, лучше зайти попозже, когда ты покончишь дела со всеми этими шишками? — предлагаю я, поднимаясь с кресла. — А я пока погуляю где-нибудь рядом.
— Лучше оставайся. Может, у нас будет для тебя кое-что интересное.
Например? Моих ребят уже нет в живых, они были в числе первых погибших, и теперь он хочет посмотреть, как я на это отреагирую? Или, напротив, они стали зачинщиками бунта и, после того как он кончится (а он так или иначе кончится), будут казнены все вместе?
Почему именно на меня пал выбор при отборе кандидатур тех, кого нужно представить перед этим королевским судом? В этой дыре прохлаждаются в общей сложности восемьсот гавриков, их-то адвокаты где? Почему одному мне оказана высокая честь принять участие в этом бардаке?
Я запихиваю пирожное в рот, снова наливаю кофе в чашку.
Секретарша Робертсона вводит в кабинет Гейтса, даже не сообщив предварительно о его приезде.
— Никого, кроме губернатора, не впускайте, — инструктирует ее он.
Не спрашивая разрешения, начальник тюрьмы наливает себе кофе. Он страшно устал, но нашел время, чтобы привести себя в порядок. Хочет иметь презентабельный вид, пусть окружающие не думают, что он какой-то вышибала. Теперь много дней он будет встречаться с репортерами, общенациональные газеты и телекомпании уже послали на место происшествия корреспондентов и съемочные группы. Те, что не дежурят сейчас на лестнице, ведущей в здание суда штата, расположились у входа на территорию тюрьмы. Сегодня утром я посмотрел начало «Тудэй», выпуск теленовостей открылся сообщением о бунте.
— Доброе утро, господин Александер! — Начальник тюрьмы достаточно любезен, если принять во внимание сложившиеся обстоятельства. — Спасибо, что приехали. — Он протягивает руку, мы обмениваемся рукопожатием. Ладонь у него сухая, он держит себя в руках. При этой мысли я немного успокаиваюсь.
— А в чем, собственно, дело? — раздраженно спрашиваю я у Робертсона. — Если у тебя что-то на уме, я хотел бы знать, что именно! Я питаюсь не из государственной кормушки и не обязан тут присутствовать.
— Нам, возможно, понадобятся твои особые способности. Поверь, никаких задних мыслей у меня нет.
Меня охватывает недоброе предчувствие. Всякий раз, когда кто-нибудь говорит «поверь мне» или «доверься мне», я сразу оглядываюсь, хотя, честно говоря, не понимаю, что я теряю от разговора с ними. Пока, во всяком случае.
Дверь открывается, входит губернатор в сопровождении единственной помощницы, натуральной блондинки, к тому же крашеной; несмотря на строгое выражение лица и манеру одеваться, она довольно привлекательна. Политики никогда не появляются на людях с непривлекательной женщиной, если только это не их жены. Хотя и у него ночь была бессонной, выглядит он на редкость свежо. На нем спортивная рубашка с короткими рукавами, брюки защитного цвета и неизменные ковбойские ботинки — вид такой, будто он едет на матч команды по американскому футболу, за которую играет сын.
Мы знакомы уже много лет. Как-то раз я даже участвовал в его предвыборной кампании, правда, особо себя не утруждая. Он — неплохой парень, так уж принято у политиков.
Помощница скромно устраивается в уголке, не сводя взгляда с Его превосходительства.
— Спасибо, что приехали, несмотря на позднее предупреждение, господин Александер.
— Из того, что мне сказали, сэр, я заключил, что выбора не было.
— Так или иначе, спасибо. — Он переводит взгляд на Робертсона и Гейтса. — Вас вообще ввели в курс дела?
— Я знаю только то, что пишут в газетах.
— Мы ждали вашего приезда, — обращается Робертсон к губернатору.
Он кивает, всем видом показывая, что все правильно они сделали, что он не пытается уклониться от этой трудной задачи.
— Мы проговорили всю ночь, — говорит губернатор. — Вы не нальете мне кофе, Элен? — на секунду отвлекается он, обращаясь к помощнице. — Сегодня утром можете положить лишний кусочек сахара: сегодня потребуются силы. — Он всегда улыбается, всегда в превосходном настроении — на случай, если вдруг откуда ни возьмись появится фотограф.
— Прошу прощения, — поворачивается он ко мне. — Так вот, мы говорили с коллегами, которые здесь присутствуют, и другими людьми, кто причастен к этому делу, говорили все время, пока летели сюда из Вашингтона. Да, тюрьма находится в ведении ее начальника, он несет за нее ответственность, но сейчас ситуация там вышла за все мыслимые рамки.
— Она вышла у меня из-под контроля, — договаривает начальник тюрьмы. Он не лукавит, хотя таким признанием ставит на себе крест. Ему уже шестой десяток, всю жизнь он провел в системе исправительных учреждений, пройдя путь от рядового сотрудника до руководителя, и вот, как ни крути, ситуация вышла у него из-под контроля и ему теперь кранты. Он уже лишился работы, его уволят еще до конца года, независимо от того, как повернется дело.
— Тюрьма полностью оцеплена, — продолжает губернатор, переходя к сути дела, из-за которого я здесь, и не забывая, что, пока мы разговариваем, тюрьма горит. — Все, кто мог оттуда выбраться, уже выбрались. Остальные оказались заживо погребенными.
Я киваю, отпивая кофе из чашки, держусь замкнуто, а они пусть распинаются кто во что горазд!
— В плену одиннадцать заложников, — продолжает он, — восемь охранников, все — мужчины, и три женщины, мелкие клерки. — Он делает паузу, понимая, о чем я думаю, о чем думал бы любой на моем месте. — Мы считаем, что с ними пока все в порядке, они не подвергались ни побоям, ни… приставаниям. Мы не уверены, но, судя по имеющейся в нашем распоряжении информации, есть основания так думать. Разумеется, сейчас эта информация уже устарела.
В подобных ситуациях любая информация, полученная пятнадцать минут назад, считается устаревшей. За то время, как мы точим здесь лясы, лопаем пирожные и пьем кофе, десяток с лишним людей могут преспокойно отправиться на тот свет.
— Примерно так я и понял, — осторожно говорю я, — когда сегодня утром смотрел телевизор. Да и радио послушал.
— Дела хуже некуда! — В первый раз он обнаруживает признаки настоящей обеспокоенности. — Я без конца думаю о женщинах. Боже, ведь они — простые конторские служащие и не приучены к тому, как вести себя в подобных ситуациях. Если бы на их месте оказались хоть женщины-охранники… начнется истерика, а вы понимаете, к чему это может привести!
К панике, хаосу и уничтожению. Это как ребенок, когда он плачет в церкви, а ты готов на все, лишь бы заткнуть ему глотку.
— Так или иначе, — продолжает губернатор, — сейчас обозначился новый поворот. Их руководство, мы понятия не имеем, кто в него входит, так вот, они создали совет и через начальника тюрьмы связались со мной около… что?.. полутора-двух часов назад.
Гейтс кивает.
— Они готовы иметь с нами дело, — говорит губернатор, обращаясь ко мне. — Они хотят вступать в переговоры.
— Правильный шаг, — говорю я. — Когда люди ведут переговоры, они обычно перестают убивать друг друга.
— Но дело в том, что они не хотят вступать в переговоры с людьми, связанными с официальными властями, — уточняет он. — Они не доверяют системе правосудия, за что, положа руку на сердце и принимая во внимание, что это за люди и в каком положении они находятся, я не могу их осуждать.
