Александра Сашнева - Наркоза не будет!
— Да уж! Тетя лучше, чем Евгений, — флегматично заметила Муся, усаживаясь в кресло.
Юноша присел на подлокотник.
Махнув рукой в его сторону, Муся добавила:
— Это Леша.
У юноши был отчетливый спермотоксикоз.
Коша поморщилась и вздохнула насчет тети:
— Тетя лучше. А то!
— Масик! — обратилась к юноше Муся. — Ты не помоешь фрукты?
Леша кивнул кудрявым чубом и отправился на кухню.
— Что у тебя с лицом? — спросила Муся, увидев синяк на носу Коши.
— Да вот… Поговорили… Это что за чудо? — Коша кивнула в сторону кухни.
Похоже Муся решила трахнуть весь Питер.
— Ну-у-у… Так. Человек слаб, — Муся пожала плечами и отхлебнула сок. — Не знаю. Прибился по дороге. Говорит поэт.
— А как же Череп? И доктрина о вреде траха?
— Отстань! — вздохнула Муся. — Ты уже нашла, куда?
— Не-а… — усмехнулась Коша. — Сегодня пойду искать. Надо до Евгения успеть. А то он мне точно что-нибудь сломает. Он вчера такое устроил. Песня! Давай выпьем, не могу понять, что со мной. Может лучше станет.
Они накатили по чуть-чуть и задумались, осязая горячую волну, разбежавшуюся по жилам. Коша вяло посмотрела в окно, соображая, как в остаток дня умудриться и найти жилье и съехать. Удивилась, что даже это ее не пугает. Хорошо, что работы продались. Нести все-то одну сумку.
Тут ее посетила не очень хорошая идея, но на всякий Коша спросила:
— Слышь, Муся! А нельзя к твоей тете?
Вдруг предметы перед ее глазами подернулись пленкой и дрогнули, словно отражение на поверхности воды.
— Не… Коша, — протянула Муся. — Не сердись. Но тетя даже меня терпит с трудом. Я ж теперь у Черепа. Ты же знаешь!
— А денег если дать? — Вдруг Коша увидела, как пол увеличился и двинулся ей навстречу. Она схватилась за подлокотник. — Ой! Кажется, я падаю в обморок, Муся… Пойду-ка я в ванну. Вы тут начинайте… Я вернусь. Только это… Поскромнее, если можно. Что-то мне так хреново.
Выключатель. Лампочка. Белый кафель. С трудом стащила с себя одежду. Неужели от коньяка?
Вода с шумом пробивала в пене дыру. Свалилась в горячую воду. И погрузилась по самые ноздри. Сначала стало легче. Тепло приятно охватило тело. Но внезапно в глазах потемнело, сердце подозрительно заколотилось и рвануло в глотку.
Надо вылезать.
Коша с трудом перекинула непослушный организм через край ванны. В голове — кадр из «Клуба путешественников» — пляж неповоротливых морских котиков. Охота. Стрелять. Погибать. Изрезанные клыками шеи котят.
Не было сил на себя накинуть даже полотенце. На четвереньках Коша вывалилась в коридор, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Легче не стало. Ноги подогнулись, она не смогла встать и с ужасом увидела, что посреди кухни на табуретке сидит злобный Евгений и курит одну за одной. Черт! Всегда все одно к одному. Надо же ему было вернуться так невовремя.
Она равнодушно поползла в свою комнату, потеряв по дороге полотенце.
На диване бледный Леша исправно двигал крестцом в разгаре отправления оргастического культа, а Мусина улыбающаяся голова мерно качалась в такт. Коша с трудом натянула на голое тело брюки и свитер.
— Блин! Что за люди! На минуту оставить нельзя — уже бардак! — сказала она злобно. — Вы охренели! На кухне Евгений. Хоть каплю совести-то имейте! Что он вам-то плохого сделал?
— А что?! Он и сам не дурак! — удивленно подняла голову Муся. — Летом-то вспомни!
— Блин! — Коша резко дернула сумку из-под кровати. — Говорю вам!!!
Ярость привела ее в себя.
Евгений был уже не на кухне. Он стоял за спиной в состоянии крайнего возбуждения.
Коша крикнула Мусе:
— Уходим!
И рванула ее за руку.
Евгений ничего не предпринимал. Он стоял бледный и задумчивый. Бури, бущующие в нем, проявлялись в виде судорожно сжимаемых челюстей и кулаков. Муся, все еще не понимая, что происходит, неохотно начала выкарабкиваться из-под бледного юноши. Юноша понимал еще меньше. Он поднял с полу голубой комочек трусов и, с трудом удерживаясь на ногах, натянул их на тощий зад. Евгений сделал шаг и с низкой стойки влепил неудачному секстеррористу в челюсть. Почему-то он решил вылить в него всю вскипевшую в нем энергию.
Схватив пьяненькую полуодетую Мусю за руку, Коша рванула к выходу.
— Ты меня разобьешь! — крикнула Муся и шарахнулась от косяка.
Когда безобразницы уже выбегали из подъезда, наверху раздался дикий крик и грохот падающего тела.
— Блин! — вяло удивилась Муся. — А что это его так разобрало? Помнишь летом? Он типа не против всего такого был…
— Муся! — мрачно сказала Коша. — С тех пор все изменилось…
— Что будем делать-то? — Муся поежилась.
— Взрослеть… — мрачно сказала Коша. — А что нам остается?
Муся, не понимая, смотрела на разозленную подругу.
— Это как? — растерянно спросила она и встряхнула головой.
Из подъезда вывалился Леша с подбитым глазом.
— Пойдем отсюда! — Коша повернулась и двинула в сторону троллейбусной остановки.
— А куда? — Муся расстроено плелась следом.
— Да какая разница? Пойдем в общагу… — Коша пыталась разглядеть мир сквозь черные мурашки. — Может, там кто-то есть… Черт! И Роня уехал… А может этот есть. С четвертого который…
Они молча погрузились в троллейбус. Город двинулся, унося Евгения в безвозвратное прошлое.
— Что ты имела в виду? — поморщилась трезвеющая Муся.
— То, что когда становишься взрослым — тебя перестают прощать. И нечего на это рассчитывать… И вообще…
— А-а-а-а… Да-а! — раздумчиво согласилась Муся.
Улицы тускло поблескивали окнами.
— Какой-то картонный город? — раздраженно заметила Муся, отвернувшись от окна. — Все ненастоящее. Я иногда чувствую себя набором парадигм.
— Чего-чего? — Коша с интересом отметила красоту чуждого слова. — Пара…чего?
— Па…ра…дигм. — подчеркивая слоги повторила Муся.
— А чего это?
Муся пожала плечами:
— Не знаю… Слово красивое. Просто красивое слово. А разве хоть одно слово имеет смысл? Просто говоря слово, мы имеем в виду приблизительно одно… но кстати не всегда одно и то же… Какая разница, что я горо… говорю, если никто не знает, что я имею в виду. Не сомневаться можно только в числах. Вот если я скажу два яблока, то точно будет только два. А какие яблоки?
Коша одобрительно кивнула.
На четвертом была угрюмая пьянка.
В центре комнаты был ящик водки и трехлитровая банка с огурцами. Вокруг на стульях сидели трое парней и сосредоточенно бухали. Громко, стараясь перекрикнуть друг друга, травили анекдоты.
— О! Девчонки! Клево! Проходите! — воскликнули они, увидев подружек.
Коша сморщилась, но выбирать не приходилось.
Хозяин пьянки щедро плеснул водки в два граненых стакана и протянул вилку с огурцом.
— Вилка одна! — сказал он с философским выражением. — Мы бабки в галерее получили. Отмечаем.
Муся начала разглагольствовать про Дали и де Кирико.
Кошу охватила смертельная скука и присовокупилась к прелестям грипозного состояния. Пытаясь обмануть болезнь, Коша нажралась до совести. Потом отползла на чью-то кровать и свернулась калачиком, так и не сняв куртку, равнодушно продолжая наблюдать за другими. Присутствие людей утешало. Но хотелось смотреть на них, не прикасаясь. Вскоре смысл слов перестал различаться, остались только однообразные мелодические фразы. Кошины глаза начали сами собой слипаться, и она, было, уже уснула, но тут в комнату вошел еще один гость. Собутыльники встретили его дружным ревом. Коша открыла глаза — это оказался третьекурсник с актерского, большой любитель подрать глотку. Он скинул куртку и тут же потянулся к гитаре. Выпил полстакана водки и поправил колки.
— Мужики! Квартира пропадает дешевая. Никому не надо?
— Мне надо! — встрепенулась Коша.
— Держи! — он протянул ей бумажку с телефоном. — Я замуж вышел. У меня этот вопрос решился. Там хозяйка нормальная. Бабки берет и исчезает. Позвони ей скорее. А то она обломится.
— Ага, — сказала Коша и снова упала на койку.
Актер мощно долбанул по струнам и заголосил «Старика козлодоева». Собутыльники грянули хором.
Коша перестала чувствовать сознание, но начала задыхаться. Поднялась. Выползла в тусклый коридор, сжимая в руке клочок тетрадного листка. Дышать.
Она пробралась на черную лестницу и распахнула окно. Лежала на подоконнике общаги и блевала в холодную ноябрьскую тьму. Когда желудок опустошился, она так и осталась лежать, свесив голову вниз, и слушала, как чмокают поцелуи капели. Подумала, что хочет разбиться, но боится умереть, хочет умереть, но боится разбиться. Вдруг она почти физически увидела, как летит вниз и расплющивается подобно капле. Страх обдал лоб холодными пузырьками. Ноги ослабли.