Титания Харди - Лабиринт розы
Люси словно заново пережила подробности той волнующей встречи и эмоции, которые всколыхнула в ней беседа с Роландом. Она посмотрела на Алекса с особенной улыбкой, скрывающей в себе некий, одной ей ведомый смысл.
— Его потрясло известие о гибели Уилла, — добавил Саймон. — Он ничего не знал — думал, что ваш сын просто уехал на год куда-нибудь в Мексику. Он еще напишет вам.
Генри, слушая их, горестно кивал: ему было тяжко, но в то же время и утешительно вновь прикоснуться к чему-то, что связывало его с ушедшими женой и сыном.
— Но ведь у него не было ключа, который вам нужен?
— Увы! — констатировал Саймон. — Он даже не слышал о ключе. У него хранилась только сама посылка да еще письмо от Уилла с просьбой подержать ее у себя до тех пор, пока в ней не возникнет надобность. А в сумку с документами была вложена белая роза; Люси считает, что ее сорвали в саду Дианы.
Алекс, с удивлением следивший за оживлением отцовского интереса к их поискам, переспросил:
— Белая роза? Это символ женских тайн. Мне кажется, она здесь так же важна, как и число «тридцать четыре».
— Вот вам и ключи к отгадке! — с воодушевлением воскликнула Грейс. — Мы с Саймоном перешерстили все бумаги, пока Люси монтировала свою документалку, — она лукаво взглянула на подругу, — и решили, что на первой странице речь идет о святом Петре — о «камне», у которого в руках ключи от неба. Один — это золото, а другой — серебро. А Марфа через две страницы — это сестра Марии Магдалины; по преданию, она переселилась во Францию. Между прочим, ключи и ее символ тоже.
Алекс разложил на чайном столике согнутые пополам ксерокопии и блокнот.
— Ключи от неба сделаны один из золота, а другой — из серебра? Тогда наши вполне им под стать. — Он пометил что-то в блокноте, затем принялся приводить листки в порядок. — Нам во что бы то ни стало нужно отыскать второй ключ, Люси, — тот, что с рубином. Возможно, дверца, которую он отпирает на земле, в действительности указывает путь на небо. Однако нам нужен и серебряный ключ…
Очевидно, дальше его мысли пришли в сплошной сумбур, потому что он даже забыл про шампанское.
— И он у нас есть, — подсказала Люси. — Они ведь забыли его потребовать, а я не стала напоминать!
Алекса слегка обеспокоило это напоминание, но он кивнул и снова о чем-то справился в документах.
— Предположим, что «символ нашего единения» находится во Франции, как и Марфа. Не Шартр ли это?
— Или розарий в Эгле, — предложил Генри. — Узел олицетворяет брак или верность.
— В нашем фамильном девизе ничего такого не содержится? — обернулся к нему Алекс.
— «Преданный и верный» — так звучит геральдическая надпись, Алекс. Генри Стаффорд, герцог Бэкингемский, неважно ее оправдывал: во времена войн Роз он переходил с одной стороны на другую чаще, чем менял лошадей. А его кузен Хамфри, наш предок, был всегда верен Йоркам, что при Генрихе Тюдоре стоило ему жизни. Вчера вечером Люси спрашивала меня, кто из Стаффордов был послом во Франции и встречался с Джордано Бруно. Сегодня утром я поднял в библиотеке скудные сведения о нашей родословной и обнаружил, что это наш далекий предок Эдвард. Джон Кэлвин приходился крестником одному из его сыновей.
— Теперь вы видите, Генри, — мягко заметила Люси, — что Стаффорды оказали не меньший вклад в эту историю, чем семейство Ди.
И она улыбнулась ему, чувствуя, что Диана считала так же.
— Однако, — продолжил Генри, тепло взглянув на Люси, — ее узловой момент, связанный то ли с Купидоном, то ли с Венерой и Марсом, — это любовные узы, «война, смиренная любовью», как объясняла мне твоя мама, Алекс. После окончания Святого Мартина[118] она готовилась к защите диплома эксперта по искусству в Сорбонне. Там мы и познакомились: я тогда проходил службу во Франции в натовской военной полиции, — пояснил он всем остальным.
Алекс задумался. Он помнил историю знакомства родителей и семейные предания о битве при Босуорте[119] на стороне Белой розы, но не мог определить, существенны ли эти факты для поисков.
— На гербе Стаффордов изображены узел и лебедь?
— И крест святого Георгия. Помнишь гордиев узел — запонки, которые мама подарила тебе на окончание университета?
Алексу вдруг пришло в голову, что, несмотря на предсмертное решение Дианы отдать ключ Уиллу, ее старший сын с самого рождения был частью семейной тайны. Он задумчиво поглядел на отца, отщипнул пирожного и взял со столика несколько копий.
— Белые розы, посланные Шан… Уилл был йоркистом — «рыцарем преданным и верным». Что это, обманная тропка? Или верное направление, которым следует идти? А, Люси?
Люси не сразу смогла отвлечься от собственных мыслей, задумчиво разглядывая розы на чашке из Дианиного сервиза.
— Кажется, я начинаю понимать, к чему тут белые розы… Подсолнухи поворачиваются вслед за солнцем, а белые розы оживают при лунном свете. Я думаю, если за ночь принять наши с вами дни и учесть, что власть снова находится в руках женщины, как у королевы Елизаветы во времена Джона Ди, то что-то непременно должно произойти. Может быть, очень скоро — пока на троне Елизавета Вторая.
Слова Люси произвели на всех особое впечатление, но она поспешно продолжила:
— Мне только сейчас припомнился «женолюбивый Генрих» из второй части документов — это, несомненно, многократно женатый Генрих Восьмой. — Она прыснула. — Занимаясь изысканиями о Елизавете, я обнаружила, что ее мать, супруга Генриха под номером два, носила на шее изображение оленя, и молва приписывала ей способность принимать заячий облик. Строчка «Девушка, пока она девушка, — май» взята из пьесы «Как вам это понравится», а Анна Болейн была обезглавлена как раз в мае, и на ней во время казни было серое платье. Не кажется ли вам, что здесь кроется разгадка этого отрывка? Светлая дама — это святая Лючия, а я родилась в феврале, на Сретение.
— И сами бумаги увидели свет на твой день рождения, третьего февраля, здесь, в нашем саду, то есть тридцать четвертый день в году ознаменовал начало нового путешествия.
Алекс долил Люси чаю и ненадолго оставил компанию, чтобы заварить свежего. Вскоре он вернулся с заварочным чайником и старой пожелтевшей папкой, и ему вдруг показалось, что Люси будто околдовали.
— Ты сказал кое-что такое, Алекс, что еще никогда не приходило мне в голову.
Он уселся на прежнее место, а Люси все не сводила с него смятенного взгляда.
— Принцесса Елизавета, покровительница Джона Ди, доводилась Анне дочерью. Мы с ней, если можно так выразиться, «дочери короля». Моя сицилийская бабушка и английский дед познакомились во время войны, пока шло освобождение. От него я получила и подданство, и фамилию.
Алекс едва заметно улыбнулся: Люси всегда неохотно говорила о своих родных, поэтому каждая подробность являлась для него откровением.
— В таком случае наши поиски в равной мере относятся и к ним и к нам? То есть к ней и к тебе? Я хотел бы бросить в общий котел еще кое-что: практически не вызывает сомнений, что сестра Анны, Мария Болейн, прижила двух детей, сына и дочь, от Генриха Восьмого, хотя оба они носили фамилию Кэри. Мальчика назвали Генрихом — по имени его настоящего отца; при Елизавете он носил титул лорда-камергера и всячески покровительствовал шекспировской актерской труппе.
— Ну конечно же! «Люди лорда-камергера»,[120] — подхватил Генри.
— Генрих Кэри приходился Елизавете и братом, и кузеном одновременно. Что касается дочери Марии Болейн, сестры шекспировского поклонника, то ей были дарованы поместье и земельный надел в Лонгпэрише, которые до роспуска парламента принадлежали Веруэллскому аббатству. Следовательно, этот дом, переходивший в нашей родне из поколения в поколение и изначально представлявший собой церковный приход, когда-то стоял в ее владениях. Сама же она была незаконнорожденной королевской дочерью.
Алекс открыл принесенную им небольшую папку и аккуратно вынул из нее несколько листков. Саймон, застывший с бокалом в руке, встрепенулся:
— Выходит, через лорда-камергера можно проследить связь между вашим семейством, то есть потомками Ди — а то и самим Ди, — и группой людей, знакомых с Шекспиром?
— Вполне возможно, Саймон. Я лишь исхожу из предпосылки, что сестра шекспировского патрона некогда владела этой землей, и это вполне давало ей право передать дом или участок, на котором дом был выстроен, одному из моих предков. Вот только зачем?
Грейс с любопытством оглядывала древнейшую часть строения.
— Не забывай, что любая часовня в старой католической Англии почиталась как благодатное место, посвященное исходу души из тела. Оно обеспечивало непоколебимость духа.
— Верно, — согласился Алекс и заметил, что Люси смотрит на него во все глаза. — Но это еще не все.
