Михаил Зайцев - Час ворона
– Не автотренером, а аутотренингом. Но не суть важно. Есть такая поговорка: «хоть горшком назови, только в печку не ставь». В аутотренинге существует психологический прием, именуемый «ключ». Вводя себя в состояние самогипноза, человек произносит какое-нибудь короткое слово, абсолютно любое, какое ему больше нравится, и со временем устанавливается так называемая «обратная связь». Стоит человеку произнести заветное, ключевое слово – и он уже в состоянии самогипноза. Понятно?
Виктор кивнул.
– Ну так вот, сынок, когда я тебя учил и когда у тебя хорошо получалось то или иное движение, я бубнил тебе в ухо слово «гад»...
Виктора передернуло. Глаза затуманились. Тело мгновенно пришло в то неповторимое раскованное состояние, которое в кунгфу называют «расслабленное, но не вялое». Нож поразительно гармонично лег в кулаке, будто был продолжением руки.
Петрович выполнил руками несколько пассов. Узкие пальцы мелькнули в воздухе, и Виктор снова пришел в себя, словно очнулся после глубокого сна.
– Зверь, дремлющий в тебе, Витя, когда ты бодрствуешь, и бодрствующий, когда твое сознание дремлет, вызывается одним коротким словом. Этот зверь в совершенстве владеет и «пальцем пьяного Чу», и многими другими приемами. Я хочу, чтобы ты научился самостоятельно будить своего умелого и опасного зверя. Произнеси мысленно нужное слово и войди без моей помощи в нужное состояние... Ну же, парень, давай, не робей!
– ГАД! – прошептал Виктор и уверенно занял оборонительную позицию с длинным названием «серая крыса, защищающая потомство».
Впрочем, название замысловатой стойки и название следующего за ней перемещения «серая крыса бежит в свою нору», равно как и название завершающего комбинацию удара клинком «серая крыса вспарывает зубами брюхо дракону», Виктор не знал, да и не узнает никогда. Правильно в народе говорят: «хоть горшком назови, только в печку не ставь»...
4. – Ты с ума сошел?! – Маринка была вне себя. – Восемь вечера, а он шляется неизвестно где! С минуты на минуту за нами должны приехать.
Виктор смущенно топтался в прихожей. Как себя вести с разъяренной любимой женщиной, он не знал. Положение спас маленький тощенький мужичонка, вынырнувший в прихожую из благоухающей свежемолотым кофе кухни.
– Не дави на пацана, старуха! – улыбнулся мужичонка. – Давай знакомиться, Витя. Меня зовут Арчи.
Хилые пальчики Арчи жалобно хрустнули при рукопожатии.
– Ого, да ты, Витя, здоровый пацан, чуть руку не сломал. Это клево. Сеструха Марина говорила, скоро мы породнимся, будет тогда кому заступиться за бедного Арчи. Небось физиономию мою уже срисовать успел, видишь, синяки какие. Обижают меня, слабого, нехорошие люди...
Короткий звонок в дверь прервал разглагольствования Арчи. Входную дверь Марина открыла практически мгновенно. Столь завидная оперативность ничуть не смутила хмурого бритоголового детину на лестничной площадке.
– Пора ехать, – невозмутимо пробурчал детина. Повернулся спиной и потопал вниз по лестнице.
Маринка схватила с вешалки шубу, Арчи засуетился, натягивая модную кожаную куртку на острые инфантильные плечики, и трое «родственников» поспешили вслед за хмурым детиной.
На улице их ожидала ничем не примечательная «девятка» с детиной за рулем и нетерпеливо рокочущим мотором.
Арчи по-хозяйски плюхнулся на сиденье рядом с шофером, Маринка и Виктор устроились сзади, автомобиль рванул с места.
«Девятка» больше часа крутилась по улицам вечернего города. Человек Яшки, как оказалось, отменный водитель, проверял наличие «хвоста». Никчемное занятие, но приказ Яшки – закон.
В начале десятого автомобиль выехал на улицу Салтыкова-Щедрина со стороны метро «Чернышевская». Чуть не доехав до Литейного, машина свернула в арку дома номер четыре. В глухом дворике-колодце пассажиры спешно пересели в темно-вишневую «Ниву», и джип а-ля рус помчал их прочь из хмурого дворика, снова на улицу имени автора «города Глупова», бывшую Кирочную.
Мимо Дома офицеров, мимо Большого Дома, к Финляндскому вокзалу и дальше, по направлению к железнодорожной станции Ланская...
Примерно минут через сорок «Нива» уже перемалывала рифлеными колесами пригородную грязь где-то в районе Лисьего Носа. Еще минут через двадцать отечественный вездеход плавно въехал в гостеприимно распахнутые ворота безымянной дачки о двух этажах, за высоким забором из красного кирпича.
Во дворе уже имелись колбаса «Икарус» и урод «Запорожец». «Нива» плавно затормозила. Из темноты выплыли неясные фигуры, открыли дверцы и вежливо предложили выйти уставшим пассажирам.
Тридцать метров через двор, пять ступенек вверх, скрип дубовой двери, снова вверх, два пролета по изящной винтовой лестнице, Арчи с Мариной направо, Виктор – налево, в «гримерную».
Гримерная. Просторная комната. Кровать, тумбочка, стол с зеркалом. На кровати разложена шелковая красная рубаха с вышитыми на ней желтыми петухами. Рядом ватные штаны, на полу кирзовые сапоги и портянки. А недалече, облокотившись на подоконник, стоит седовласый мужчина в заношенных тренировочных штанах, грязной тельняшке и сандалиях на босу ногу.
– Наряжайся, парень, – бесстрастно промолвил седой. – Бери с кровати карнавальный костюм и напяливай в темпе.
Виктор послушно облачился в русскую национальную одежду, как ее представляют себе кинорежиссеры-инородцы.
– Все впору? – с заботой в голосе спросил седой.
Виктор кивнул.
– Ну, тогда выбирай ножик.
Седой извлек из-за спины три тесака внушительных размеров.
– Спасибо, у меня свой.
Виктор достал из вороха своей одежды, сваленной в кучу на кровати, подаренный Петровичем нож.
– А ну, покажь перышко.
Седой взял нож из рук Виктора, покрутил его в пальцах и скривился презрительно:
– С таким режиком ты – трупешник, парень! Ручка длиннее лезвия, к тому же тяжела, зараза. Заточка с одной стороны – тоже хило. Шарик какой-то дурной на конце рукоятки торчит... Может, передумаешь, выберешь перышко посерьезнее, смотри, какие красавцы – с любым на медведя можно идти!
– Нет, пойду со своим.
Виктор забрал у седого подарок Петровича.
– Твое дело, – пожал плечами седой. – Айда за мной.
Седой вразвалочку двинулся к выходу из комнаты для переодевания. Виктор пошел следом.
Поплутав самую малость по внушительному дачному коттеджу, Виктор, сопровождаемый седовласым поводырем, оказался в просторной комнате. Никакого «ринга» в комнате не было, но Виктор сразу же понял, что именно здесь ему придется сражаться за свою жизнь и за свое будущее. Именно здесь, в этой залитой электрическим светом комнате.
Хотя нет, пожалуй, комнатой это помещение назвать нельзя. Скорее уж зал. Огромный квадрат пола покрыт наборным блестящим паркетом. Потолочные балки отделяет от паркетных квадратиков не менее пяти-шести метров. По периметру зала – возвышение-ступенька, шириной метра три, на нем стоят в ряд кожаные строгие кресла. В креслах – холеные фрачные господа, у господских ног – полуобнаженные девицы на четвереньках. Спины девиц густо уставлены тарелками со снедью. Рядом на полу стоят бутылки, фужеры и прочие атрибуты сладкой жизни.
Девушки, живые столики, так поразили Виктора, что он не сразу заметил своего соперника – черноволосого, узкоглазого мужчину в киргизском халате и тюбетейке.
– Ну давай, пацан, топай в центр, публика ждет. – Седой подтолкнул Виктора в спину.
Как только ученик Петровича ступил на чудесный паркет, Чингисхан, передернув плечами, сбросил полосатый длинный халат к своим стройным ногам, и публика взорвалась аплодисментами.
Чингисхан легко мог выступать перед студентами-медиками на занятиях по анатомии в качестве образца гармонично развитого мужского тела. Рельефная мускулатура, мышечный корсет, упругие мячики-бедра – все при нем. Атлет был почти обнажен. Лишь темные плавки на чреслах и коричневая тюбетейка на голове. А в руке нож. Изогнутый дугой ятаган.
Когда-то турецким воинам запретили шататься по Стамбулу с мечами на поясах. Разрешили носить с собой исключительно ножи. Послушные турки проявили завидную сообразительность, и разрешенные к ношению ножики стремительно эволюционировали до размеров короткого меча, именуемого ятаганом.
– Рубаху сними, – прошептал в ухо Виктору седой, оказавшийся рядом.
Виктор стянул рубаху через голову. Он тоже был прилично накачан, но до Чингисхана явно не дотягивал. В зале кто-то свистнул, кто-то засмеялся, кто-то затопал ногами.
Виктор поискал глазами среди зрителей Арчи и Марину – и не увидел их. Он не мог знать, что его попутчики вместе с Яшкой и еще десятком прихлебателей питерского авторитета-беспредельщика сидят сейчас в соседней, не менее просторной комнате и наблюдают происходящее в зале на экране гигантского телевизора. Также Виктор не мог знать о том, что гостеприимная дача предоставлена Яшке всего на одну ночь известным деятелем питерской мэрии в обмен на «списание долгов». Зато Виктор увидел в углу зала гроб с открытой крышкой и, каким бы наивным парнем он ни был, сразу догадался – похоронная принадлежность поджидает одного из бойцов. Либо его, Виктора, либо Чингисхана.
