Черное лето - Крэйвен Майк

И По, честно говоря, тоже.

Следующее видео было записано тем же вечером, но позже. Допрос тоже вел Ригг. Судмедэксперты не присутствовали, но девушке напомнили, что в случае необходимости они всегда могут подъехать. Для видео Ригг объяснил, что девушка так и не посетила больницу. Она отказалась покинуть полицейский участок, поскольку еще не чувствовала себя в безопасности. В качестве компромисса судмедэксперты осмотрели девушку на месте.

Она продолжила свой рассказ. Шесть лет ее заключения были описаны ровным, безжизненным тоном. Слушать было тяжело. Когда она закончила, Ригг благоразумно сделал еще один перерыв.

После этого она рассказала, как ей удалось сбежать. Эта история вызвала больше вопросов, чем ответов. Визиты похитителя по необъяснимым причинам прекратились, и через четыре дня, когда тяга к наркотикам вынудила ее действовать, она наконец выломала дверь и сбежала. Она была в пустом доме посреди какой-то холмистой местности.

Она шла всю ночь, держась подальше от дорог на случай, если похититель вернется и будет искать ее. Как ей показалось, она прошла больше пятнадцати километров, прежде чем наконец рассвело и она поняла, где находится. Она увидела указатели на деревню Олстон и вспомнила, что приезжала туда в детстве и запомнила полицейский участок. Когда она спросила, как туда пройти, ей рассказали, что он закрылся много лет назад, но ей повезло: была четвертая среда месяца…

Ригг отвел ее в сторону и спросил, что, по ее мнению, случилось с ее похитителем. Она понятия не имела.

Как вы думаете, он мог умереть?

Она так не думала. Он был не стар и, судя по его сексуальным аппетитам, вполне здоров.

Ригг наклонился и что-то прошептал женщине-сержанту. Она кивнула и вышла из комнаты. Сверившись с записями, По выяснил, что именно сказал Ригг – он выдвинул идею, что мужчине было предъявлено обвинение в чем-то достаточно серьезном, чтобы его можно было поместить под стражу. Направление расследования, которое он предложил, заключалось в том, чтобы проверить все дома и места встреч всех жителей района, которые за последнюю неделю были помещены под стражу или приговорены к заключению.

По хмыкнул. Так бы он и сам поступил. Он досмотрел видео до конца, но уже ради приличия. Потом решил сделать перерыв и размять ноги, дошел до столовой. У него был пропуск, но код ему не сообщили. Пришлось показать его двум хихикающим полицейским, и его впустили. В столовой он купил себе сухой сэндвич с тунцом, в торговом автомате – банку колы и пачку чипсов.

Во время перекуса он размышлял над увиденным. В общем-то, решил По, пока ничего вопиющего ему не сообщили. Девушка похожа на Элизабет Китон, ну и что? Многие девушки похожи. Ему еще предстояло посмотреть последнее видео – то, где Ригг, вне всякого сомнения, мягко выяснял бы, что она и есть Элизабет Китон – но на самом деле значение имело только одно. Соответствует ли ДНК? Правильно ли обращались с образцами крови? Гэмбл сказал, что цепочка сохранности – согласно доказательствам, представленным в суде, очевидно, как и доказательствам, собранным на месте преступления, – была безупречна и не оставляла никаких возможностей для изменений, но По нужно было убедиться самому. Первая часть цепочки поставок всегда была самой слабой; именно здесь были задействованы люди, наименее знакомые с процессом.

Когда По вернулся, Ригг уже его ждал.

– Ну что, есть мысли? – Казалось, он был раздражен уже чуть меньше.

– Пока слишком рано, – ответил По, снова усаживаясь перед ноутбуком. – Я не помню, чтобы Элизабет Китон была такой худой и бледной, но если ее держали в подвале столько лет…

Ригг не стал комментировать. По включил видео.

Как он и ожидал, Ригг продолжал расспрашивать девушку. Извинился, что вынужден ее мучить. Сказал, что очень ей сочувствует, но в ее убийстве обвинили ее отца, и чтобы Комиссия по рассмотрению уголовных дел – организация, которая расследует судебные ошибки, – могла передать его дело в Апелляционный суд, ее личность должна быть полностью доказана.

Девушка кивнула. Она не выглядела обеспокоенной и не питала иллюзий, что ее отца освободят, даже если она не сделает того, о чем ее просят. Она как можно подробнее описала свою прежнюю жизнь: друзей, увлечения, работу в «Сливе и терне». Поделилась историями о жизни ресторана, о его персонале. Рассказала, как ее воспитывал знаменитый отец и каково было расти без матери, когда та погибла в автокатастрофе.

Это было убедительно. Многое из того, о чем она говорила, не мог бы узнать никто другой, и Ригг это подтвердил. Либо она говорила правду, либо была очень хорошо проинформирована.

Пока она тоненьким голосом вела рассказ, все больше завораживавший аудиторию, По чувствовал себя все неувереннее. Он всегда гордился своей способностью распознать лжеца, но не в ее случае. В ее случае он видел только жертву.

А потом речь наконец зашла о крови.

Не косвенных доказательствах. Не подтверждающих доказательствах. Окончательных доказательствах.

Глава десятая

Ригг велел судмедэксперту, Фелисити Джейкман, войти. Взятие крови было медицинской процедурой, и правила полиции не оставляли простора для размышлений: это должен делать врач. Проблемы это не составляло: Джейкман не покидала здание с того самого момента, как девушка здесь появилась. Не то чтобы она по-человечески жалела жертву – скорее как профессионал считала себя обязанной о ней заботиться.

По спросил Ригга, почему для получения профиля ее ДНК они использовали образец крови, а не мазок изо рта.

– Так ее можно было бы заодно проверить на ЗППП и инфекции, передающиеся через кровь. Поскольку Элизабет отказалась обращаться в больницу или в центр помощи жертвам сексуального насилия, судмедэксперт решила выяснить это так, чтобы она ни о чем не догадалась.

Умно, подумал По. Зачем лишний раз кого-то беспокоить, если в этом нет необходимости?

– А еще чтобы убедиться, что она не беременна, – добавил Ригг. – Ребенок от насильника – одна из самых болезненных травм, какие может пережить жертва.

По вздрогнул. Его мать стала такой жертвой. Он стал таким ребенком. Ребенком, который в большинстве культур был бы абортирован. Половина генов досталась ему от чудовища, сломавшего его детство. Внезапно ему неудержимо захотелось проверить почту, чтобы узнать, ответил ли ему отец – его настоящий отец, человек, который его воспитал, который был женат на его матери и хранил тайну все эти годы. По написал ему несколько недель назад, но ответа так и не получил.

Челюсть По напряглась. Наклонившись, он смотрел, как Фелисити Джейкман поднимает правый рукав футболки девушки. Помимо следов от шприца видны были тонкие шрамы вокруг нижней части предплечья и запястья. Одни были свежими и красными, другие – выцветшими и розовыми. По поставил видео на паузу.

– Селфхарм?

Ригг кивнул.

– Флик говорит, такие же следы у нее на бедрах.

– Флик?

– Судмедэксперт. Она не любит, когда ее называют Фелисити. От этого чувствует себя старой.

По вернулся к видео. Судмедэксперт аккуратно, чтобы не причинить девушке боль, приподняла рукав ровно настолько, чтобы обнажить вену. Продезинфицировав место входа и наложив жгут, она вскрыла жизнеспособную вену, заполнила четыре пробирки для сбора крови и поставила их на стол.

Едва она ослабила жгут и вынула иглу, девушка опустила рукав и притянула колени к груди. Классический защитный язык тела. По ее понимал: обычно такие медицинские процедуры, как забор крови, проводятся без посторонних. Здесь это по понятным причинам было невозможно. Судмедэксперт натянуто пошутила, что теперь девушка имеет право на чай с печеньем. Девушка не улыбнулась. Никто не улыбнулся.

По настороженно вглядывался в экран ноутбука как человек, который напряженно пытается угадать, под каким стаканом горошина. Ни одна из пробирок ни разу не вышла за пределы экрана, их не скрывал ничей рукав, камера не уходила в сторону. Судмедэксперт просто наполнила их и поставила на стол в соответствии с передовой судебно-медицинской практикой. Впрочем, По иного и не ожидал. Способ сбора крови часто оспаривался в суде, поэтому процедура была простой и не допускала толкования. Если и имела место быть какая-нибудь ловкость рук, то по меньшей мере на уровне Дэвида Блейна.