Яростный свет (ЛП) - Стоун Кайла

Она не скрывала свой шрам, а носила его как награду. Клео была крутой, свирепой и опасной, способной на жестокость. Во время работы под прикрытием у Поджигателей она избила и прижгла Уиллоу одной из своих сигар, но Габриэлю нравилась Клео Ривер, вопреки здравому смыслу.

Качнувшись на пятках, она краем глаза взглянула на Габриэля. Приподняв подбородок, Клео нахально заявила:

— Ты просто красавчик, Ривера.

Он вытаращил на нее глаза, слишком пораженный, чтобы говорить.

Она лишь пожала плечами.

— Что? Я просто удивлена, что девчонка Блэк не влюблена в тебя так же, как ты в нее.

— Это долгая история, — проворчал Габриэль, все еще пытаясь совладать с собой. Клео в доли секунды переходила от ярости к спокойствию, от ненависти к дружбе и обратно. За ней было трудно угнаться. Он подумывал солгать, но не стал. — Я предал ее. Из-за меня Амелия чуть не погибла. То, что она меня при этом не возненавидела, говорит о силе ее характера. Я заслужил это.

Взгляд Клео блуждал по его лицу, широким плечам и подтянутой груди.

— Знаешь, если бы я предпочитала парней, думаю, у нас с тобой все получилось бы.

Габриэль чувствовал, что ее слова не лишены смысла, нравится ему это или нет. Они с Клео на самом деле были очень похожи. Воины, смелые и бесстрашные в бою, решительные и волевые, готовые умереть за правое дело.

Но там, где Клео продолжала питать свою ненависть, он учился ее отпускать. Там, где она уничтожала все на своем пути, Габриэль больше не хотел убивать невинных, какой бы благородной ни объявлялась причина.

— Мне казалось, тебе нравится Селеста, — буркнул он, чтобы сменить тему.

Клео опустила голову, позволив своим фиолетовым косам опуститься на лицо. Значит, его догадка верна. Она на самом деле смутилась?

— В апокалипсис не до любви, — пробормотала Клео.

— Для любви всегда есть время. — Он печально покачал головой. Его голос звучал точь-в-точь как у Мики. — Ну, а если?

Шрам Клео поблескивал в полумраке. Он искажал правую сторону ее рта, слегка опуская вниз, и казалось, будто Клео хмурится, хотя это не так. А может, она хмурилась. По ней тяжело понять.

— «Если» — громко сказано, — наконец ответила она. — Но я же говорила тебе, что Селеста нас не предавала?

Чувство вины больно кольнуло Габриэля под ребра. Он недооценил Селесту. Снова. Она не заслужила его подозрений.

— Так и есть. Селеста не боец… — На мгновение Габриэль представил, как она берет в руки пистолет, все еще в белых сапожках на шпильках, проверяет ногти, прежде чем прицелиться. Но образ получился неправильным — по крайней мере, не вполне верным. Он вспомнил свирепую решимость на лице Селесты, когда она упала на него в пиццерии в глубине руин Атланты. Окровавленная и растрепанная, но все равно живая — и более чем готовая перерезать ему горло.

Габриэль улыбнулся.

— Вообще-то она может постоять за себя. Селеста прошла долгий путь. И выжила. — Он посмотрел на Клео с сомнением. — Но ты же помнишь, что Селеста из элиты? Она плыла на «Гранд Вояджере». Ее мать была генеральным директором огромной фармацевтической корпорации.

Ноздри Клео раздулись.

— Это… она другая.

— И в чем же?

Клео отвела взгляд в сторону деревьев, покусывая нижнюю губу, явно взволнованная.

— Она не такая, как другие представители элиты, ясно? Селеста не смотрит на меня так, словно я грязь на подошве ее ботинка.

— Амелия тоже. Или ее мать. Или Финн. Сайлас просто ненавидит всех, но у него нет предубеждений по этому поводу.

— К чему ты клонишь?

— Осознание этой истины далось мне нелегко, — медленно произнес Габриэль, тщательно подбирая слова. — Элита — это просто люди. Некоторые из них злобные. Другие эгоистичны. Невежественны, возможно, намеренно. А есть те, кто храбр, предан и добр. Как и везде. Неправильно уничтожать их всех. Мы должны избавиться от коррумпированной верхушки у власти, но не обязательно убивать всех подряд.

— Обязательно, — прорычала Клео. — Из-за них погибли миллиарды людей. Новые Патриоты. Мои друзья. Моя мать умрет, если я не смогу остановить этот гребаный вирус. Я должна это сделать. И сделаю, не сомневайся.

— А если бы Селеста была внутри Убежища?

На мгновение Клео сжала челюсти, а ее глаза стали твердыми, как осколки кремня. Сделав несколько затяжек, она твердо сказала.

— Я солдат. Я рождена, чтобы выполнять приказы.

— Приказы твоей матери. — Когда Клео не ответила, Габриэль продолжил: — Той самой женщины, которая превратила собственных детей в солдат.

— Мы сами выбрали эту жизнь.

Его брови недоверчиво взлетели вверх.

— Когда вам было десять?

— Ты ошибаешься. — Ее губы сжались в тонкую линию. — У нас всегда был выбор. Да, она обучила нас. Она показала нам, что есть другой путь, что мы можем дать отпор. Но не стоит заблуждаться. Она любит нас. Она — наша мать, а мы — ее дети. — Клео рассеянно потерла шрамы на левом запястье. — Если бы она сказала мне умереть за нее, я бы спросила только, где и как. Понятно?

— Я понимаю лучше, чем ты думаешь.

Габриэль правда понимал. Он также относился к своему наставнику, Симеону Пагнини, человеку, который взял Габриэля под свое крыло после смерти родителей. Мать умерла от рака, лечение которого не покрывала страховка, а отец от отчаяния и безнадежности, угас на Шелке. Симеон познакомил его с «Новыми Патриотами», направил горечь и ярость юного Габриэля в полезное русло — жажду мести.

Симеон учил его технологиям и взлому, стрельбе и боевым навыкам, приемам рукопашного боя. Он стал для Габриэля отцом, которого у него никогда не было. Габриэль отдал ему все — свою преданность, свое доверие, свою жизнь. Взамен Симеон использовал его, манипулировал им, а потом предал.

Габриэль вздрогнул, притворившись, что это от холода. Ошеломленный, опустошенный взгляд Симеона все еще преследовал его в кошмарах. Его собственный палец на спусковом крючке, заваливающееся тело Симеона, словно его кости превратились в жидкость.

— Если ты кого-то любишь, это еще не значит, что он прав.

Клео встретилась с ним взглядом, ее глаза были темными и непостижимыми. На лице застыла маска. Она выпустила последнюю затяжку дыма и пальцем отправила сигару с края обрыва. Габриэль скоро потерял ее из виду, так как сигара полетела далеко вниз, в густые заросли сосен и кустарника.

— Довольно, — мрачно сказала Клео. — Разговорами Убежище не захватить. Давай, пошли.

Глава 5

Амелия

Амелия совершенно вымоталась. Она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя такой измученной. Она не разговаривала с матерью с того самого вечера, когда та появилась здесь, три дня назад. При мысли о предательстве Элизы, о возможных последствиях, о том, кто может пострадать или погибнуть из-за этого, горло сжималось в комок, а внутри все горело от гнева.

Ущерб нанесен. И Амелия ничего не могла с этим поделать. Ей оставалось только ждать и наблюдать, проводя свои дни в красивых платьях, мило улыбаясь и ведя себя именно так, как ожидала от нее элита Убежища.

В свободное от исследований в лаборатории время Амелия коротала часы за игрой на скрипке на террасе или блуждая по коридорам Капитолия в надежде услышать новости об отце или о беспорядках, восстаниях, политической реакции на роль Коалиции в появлении вируса «Гидры» — о чем угодно.

Но она ничего не слышала. Харпер больше не передавала никаких сообщений. Амелия была в полном неведении. И она устала от этого. С каждым прошедшим часом и днем казалось, что винт закручивается все туже и туже.

Ей нужны ответы. И она знала, у кого они будут. Пришло время что-то предпринять.

Амелия расправила плечи и повернулась к Логану, который ни разу не отходил от нее днем ни для чего, кроме как для посещения туалета. Ночью ее апартаменты охраняли другие агенты службы безопасности.

— Я хочу увидеть своего отца.

Логан взглянул на нее сверху вниз, в его зеленых глазах мелькнуло удивление. В свои тридцать с небольшим он выглядел настоящим солдатом с широкими прямыми плечами, безупречно серой формой Коалиции и угловатым, чисто выбритым лицом. Его кожа была глубокого оливкового оттенка, темно-каштановые волосы коротко подстрижены.