Алекс Норк - Кто здесь
— Значит, он зубной врач? Больше никаких исходных данных?
— Больше никаких, мой дорогой, кроме простых сведений по биографии, сами ничего о нем не знаем. Поверьте, это не от нашей скрытности.
— От чего же мне все-таки отталкиваться?
— От его защитных реакций, — Блюм энергично покрутил руками в воздухе. — Нас интересует все, что он внутри себя защищает, буквально все. И обратите внимание на фамилии Чакли и Кэмпбелл. Это его бывшие пациенты. — Он умоляюще взял гостя за локоть. — Вы наша главная надежда, мой дорогой.
— Ну что же, попробую, — ответил тот, и легкая немного странная улыбка мелькнула на его лице.
— Гонорар… — начал Блюм.
— Определите сами, господа.
Через минуту привели Вернера.
— Д-обрый вечер, доктор! — поприветствовал его Блюм. — Пожалуйста, не напрягайтесь. Мы вызвали вас не для допроса. Но, понимаете, то, что вы все время молчите, нас несколько пугает. Это ненормально. Поэтому наш опытный врач посмотрит вас. Он ваш коллега. Только не по зубам, а по внутренним, так сказать, органам.
Неизвестно откуда в руках у гипнотизера появилась обычная терапевтическая трубка, какими прослушивают грудь.
— Снимите, пожалуйста, рубашку, — обращаясь к Вернеру попросил он.
Торнвил чуть приподнялся, ожидая что Вернер не прореагирует, но тот спокойно и равнодушно подчинился.
— Дышите, пожалуйста, полной грудью… Еще… Теперь наберите воздух и несколько секунд не дышите… Очень хорошо, снова дышите…
Вдруг он стремительно махнул рукой у лица дантиста и тут же, ловко подхватив, посадил обмякшего человека в кресло… Тот спал.
Блюм довольно взглянул на Торнвила и нажал магнитофонную кнопку.
С полминуты длилось молчание…
— Первый день вашей самостоятельной практики, доктор Вернер, поздравляю вас! — громко заговорил гипнотизер. — Вы сегодня очень волновались?
— Совсем не волновался, — как показалось Торнвилу, помолодевшим голосом ответил тот. — Нет, все-таки немного было. Когда шел на работу. Я специально пошел пешком и чувствовал… чувствовал — мне хочется, чтобы путь был немного длиннее. — Вернер, не открывая глаз, широко почти по-детски улыбнулся. — Прекрасный сегодня день, нужно его отметить!
Гипнотизер, сделав небольшую паузу, заговорил снова:
— Сейчас, через год, вы ходите на работу спокойно, доктор?
— Да, я езжу на машине.
— Тот первый день — такой забавный. Не правда ли? Вы мне тогда о нем рассказывали, год назад.
— Ха, первый день… Да, я очень волновался. Скрывал это, конечно. Даже от самого себя.
Еще пауза и новый вопрос:
— Десять лет медицинской практики, это ведь уже очень много. Сейчас вы опытный врач, мистер Вернер. Да, я хотел порекомендовать вас своим знакомым, Чакли и Кэмпбелл. Они еще не приходили?
— Нет, у меня не было пока таких пациентов. С удовольствием сделаю для них все, что смогу. Спасибо за рекомендацию.
Теперь доктор говорил своим обычным голосом и вид имел спокойный и несколько самодовольный.
— Ведет его от прошлого к нашим дням, — шепнул Блюм полковнику.
— Здравствуйте, мистер Вернер, — вдруг снова обратился к нему гипнотизер. — Три года, кажется, с вами не виделись? Как идут дела?
— Спасибо, очень неплохо.
— Прекрасно, я рекомендовал вас нескольким своим знакомым, возможно они уже стали вашими пациентами. Чакли… и еще Кэмпбелл.
— Нет, эти не появлялись. Но все равно, большое спасибо.
Торнвил, посчитав в уме, понял, что они уже приблизились к теперешнему году.
— Какой сейчас месяц? — неожиданно учительским тоном спросил гипнотизер.
— Август.
— А точная дата?
Вернер тут же без запинки назвал сегодняшний день.
— Сейчас зима, доктор, январь, самый его конец, — снова начал гипнотизер. — Было что-нибудь интересное в этом месяце?
Торнвил понял, что тот возвратил дантиста на восемь месяцев назад. Тон вопросов стал строже.
— Пожалуй, что ничего, если не считать выигрыш тысячи долларов в лотерею. Пустяк, но приятно. Еще я купил какаду за полторы тысячи. Злобный, паршивец.
Блюма почему-то развеселило это расхождение в цифрах — три, сообщенные в разговоре, и эти полторы. И он с ироничной миной черкнул их на листке бумаги.
— Надеюсь, что встретимся в феврале. Кстати, мой приятель, Чакли, у вас не лечится?
— Нет.
— А Кэмпбелл?
— Тоже нет.
«Это она», — быстро написал на бумажке Блюм и показал ее гипнотизеру. Тот кивнул в ответ головой.
— Вот и февраль прошел. Как-то я спрашивал вас о своем приятеле? Чакли.
Вернер не ответил и на его лице отчетливо обозначилось задумчивое выражение.
— Он ваш приятель? — медленно выговаривая слова, наконец спросил тот.
Брови гипнотизера вдруг резко вздернулись и Торнвил сразу понял почему: гипнотезируемый находится всегда в пассивном состоянии и не задает вопросов.
— Да.
Задумчивое выражение Вернера сменилось на напряженное.
— Объединившись — поверим, — неожиданно произнес он.
Теперь еще что-то выжидательное появилось в его лице… И чем дольше молчал гипнотизер, тем больше лицо напрягалось.
— Сегодня первое февраля, доктор, первое февраля. Вы согласны?! — не отвечая на эту непонятную фразу энергично произнес гипнотизер.
— Конечно, вон дата на календаре, — показывая на пустое место уже совершенно спокойно согласился тот.
— Объединившись — поверим, доктор.
Тот с легким удивлением пожал плечами.
— Прошло две недели, — почти скомандовал гипнотизер. — Пятнадцатое февраля на вашем календаре… Объединившись поверим.
— Поверив — объединимся. Я вас внимательно слушаю.
— Когда вы в последний раз видели Чакли?
— Позавчера.
— Что он вам сказал?
— Ничего. Передал бумаги, как в первый раз.
— Где они?
— Переданы в тот же день.
— Кому и где?
— Согласно паролю здесь в кабинете.
Лицо Вернера снова сделалось беспокойным, как будто он захотел сам о чем-то спросить, но это ему не позволили сделать.
— Двадцатое апреля на вашем календаре, не так ли?!
— Так, — с появившимся на лице равнодушием согласился Вернер.
— Объединившись — поверим.
— Поверив — объединимся. Я к вашим услугам.
— Когда вы в последний раз видели Чакли?
— Две недели назад. Но Кэмпбелл сказала, что он больше здесь не появится.
— Она передала вам бумаги?
— Да.
— И вы отдали их в тот же день согласно паролю?
— Именно так.
Гипнотизер подождал и, бросив косой взгляд на Блюма, спросил:
— Вы получили очередные деньги?
— Деньги… — Человек в кресле явно снова заволновался и с усилием произнес: — Ка-кие деньги?
— Забудьте о них! — приказал гипнотизер, и Торнвил увидел капельки пота на его лбу. Несколько раз порывисто вздохнув он продолжил: — Кому вы служите, передавая бумаги?
— Великому делу, — ответ прозвучал почти что торжественно.
— Какому делу?
— Нашей победе.
— Кто вами руководит?! Отвечайте! — гипнотизер напрягся, и было видно, как это напряжение охватило все его тело.
Веки Вернера вдруг задергались, а рот обнажил крепко сжатые зубы. Торнвил понял, что тот пытается открыть глаза, а гипнотизер всеми силами не дает ему этого сделать. Плечи дантиста вдруг начали неестественно вибрировать, будто стараясь овладеть пассивными непослушными руками. В следующее мгновение веки на какие-то доли секунды вдруг широко открылись и черные зрачки успели с ненавистью уставиться в пространство, прежде чем они снова захлопнулись. Но тут же ожили и задвигались руки! Правая кинулась к бедру и, выхватив что-то, поднялась над головой в воздух. Странные гортанные слова вдруг вместе со слюной вырвались у него из горла, совсем незнакомые, но очень похожие на проклятье.
Рука стремительной дугой метнулась к животу, и, не дойдя до него, застыла, наткнувшись на невидимый барьер, и тут же с огромным усилием пошла вдоль середины вниз. Лицо дантиста побагровело и исказилось судорогой. Стенли почувствовал: гипнотизер потерял контроль над своим объектом и безуспешно, почти панически силится что-то сделать! Тут же мощная конвульсия рванула вверх ноги Вернера, еще одна, и, вывалившись на пол из кресла, он, скрючившись, забился на полу. Зрелище сделалось совсем неприятным. Колени Вернера рывками двигались к бьющейся об пол голове, в такт с частым хрипом, сквозь который, как показалось полковнику, все время силился пробиться крик. Еще через несколько секунд зубы человека разжались и крик вырвался наружу…
Блюм тоже почти кричал, отдавая какие-то команды по селектору.
— Сильные общие обезболивающие! — уже трижды повторил гипнотизер. — Я не могу к нему подключиться!
Через полчаса, когда состояние Вернера удалось вполне стабилизировать, они поднялись втроем в кабинет к Блюму. Тот и при крайней озабоченности умудрялся сохранять подвижность и бодрость.