Сергей Магомет - Человек-пистолет
– Занимались всякой ерундой, – согласился я.
– А если не ерундой?! – возразил Сэшеа. – Я, например, чувствовал, что во мне что-то такое есть! Печать гения, может быть, на мне была… А теперь я только могу сказать про себя: несостоявшийся поэт и музыкант! Инженер фигов! – Он начал играть на гитаре и напевать.
– Мне кажется, нам не уйти далеко, – душевно пел он, – похоже, что мы взаперти. У каждого есть свой город и дом, и мы пойманы в этой сети… Боря Гребенщиков! – с нежностью и значением непременно пояснил он. – Мой поэтический брат!
Я ему подпел, и, разойдясь, мы некоторое время самозабвенно горланили.
– Да, раньше музыка воспринималась как-то по-особенному! – сказал я. – Теперь не то.
Мы по очереди пили из бутылки.
– Я чувствую, что еще могу возродиться, – сказал Сэшеа. – Вот спели – и какой-то свет. Такое свежее, ясное ощущение юности. Это кое-что значит! Главное, чтобы не притупилась способность ощущать! Мы должны беречь свои ощущения! Тогда никто не сможет заставить нас быть уродами!
– Будем беречь!
– Нужно только почаще вспоминать то время. Ведь нам есть что вспомнить!.. Ну-ка, напрягись, что тебе сейчас припоминается?
– Сейчас… Ну хотя бы… Маринка. Помнишь такую, на скамейке в парке, а потом – диспансер?..
– Ну, ты и вспомнил! Такую дрянь!..
Так случилось, что первая женщина у нас с Сэшеа оказалась одна на двоих. Какая-то неизвестная пьяная девка Марина, без проблем отдавшаяся прямо на садовой скамье. Несколько дней спустя, Сэшеа прибежал ко мне перепуганный подозрением, что она заразила нас триппером, и уговорил пойти провериться. В диспансере, как будто каждый сам по себе, мы ходили на прием к одному веселому старичку венерологу, который, впрыснув нам в каналы посевную вакцину, посоветовал пойти после процедуры выпить пивка, что мы по наивности послушно исполнили. А затем я и Сэшеа, стоя с переполненными мочевыми пузырями у писсуаров, мучились от резей при попытках выдавить из себя хоть каплю – одновременно корчились от смеха, глядя на страдания друг друга…
Было слышно, как в коридоре родители Сэшеа по очереди разговаривают по телефону с Леной.
– Давай еще что-нибудь родное, – сказал Сэшеа и снова забренчал на гитаре.
«Любовь – это все, что нам нужно», – запел он по-английски, конечно.
– Подлец, она плачет! – сказал через дверь отец.
– Мне что – тоже поплакать? – закричал Сэшеа.
– Подлец, лучше бы ты ночевал на вокзале!
Ссора, однако, не успела разгореться… В дверь позвонили, и в квартиру как ни в чем не бывало ступил Ком.
– Ком! – вскричал я.
Родители притихли. Я обменялся с Комом рукопожатием; кисть у него на ощупь была тяжелая и плотная, словно мешочек с песком.
– Вы знаете, кто это такой? – обратился Сэшеа к родителям, которые изумленно рассматривали странного гостя. – Это человек, который воевал в Афганистане. Это – Ком, давно пропавший без вести. Воин-интернационалист, наш старый друг!..
Не успел я оглянуться, как Ком уже сидел вместе с нами – в свитере, джинсах и комнатных тапочках, оставив в коридоре шинель, панаму и сапоги, – и спокойно присматривался к обстановке, потирая ладонью покрасневшие с мороза уши.
– Ты зачем за мной следил? Ты зачем от меня убегал? – первым делом спросил я его.
– Он слишком много пьет? – поинтересовался Ком у Сэшеа, показывая на меня.
– Любит, – ответил тот.
Странно, из ерунды вроде придирок Фюрера Сэшеа готов вывести целую теорию, а на важные вещи даже внимания не обращал.
– Ты хочешь сказать, что не следил за мной и не убегал? – спросил я Кома.
– Даже не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал тот, с каким-то любопытством рассматривая меня своими черными глазами.
Он удобно устроился в кресле, подобрав под себя скрещенные ноги, и выглядел совершенно естественным. Вот где самое масонство!
Я был, конечно, здорово пьян, но не настолько, чтобы полностью утратить логическое мышление.
– Хорошо, – сказал я, – а как ты объяснишь, откуда ты узнал, что найдешь здесь Сэшеа, он ведь только сегодня утром решил переехать от жены к родителям?
– А откуда же я мог знать, – не моргнув глазом, отвечал Ком, – что Александр вообще женат? Куда я еще мог прийти, как не по его старому адресу? Решил зайти – и зашел.
– Что вы, ей-богу, старики, столько лет не видели друг друга, а заспорили о какой-то чепухе! – воскликнул Сэшеа.
– И то правда, – согласился я, решив про себя, что еще успею с этим разобраться.
Возможно, Ком действительно стесняется своего положения, решил я, вспомнив разумное предположение Лены. Однако я не понимал, для чего ему понадобилось врать, что он за мной не следил…
– Так ты служил в Афганистане? – спросил я Кома.
– Служил.
– Ну и как?
– Нормально.
Теперь я видел перед собой только старого товарища, который на самом деле отстал от нас, от жизни на три долгих года. Я смотрел на него как на несомненного неудачника и, конечно, сочувствовал. Я протянул ему бутылку.
– Не пью, – сказал Ком.
– Тогда – так рассказывай.
– Что рассказывать?
– Первоначально об афганских женщинах, – вмешался Сэшеа. – Каковы они в деле? В боевой обстановке?
Ком нахмурился.
– Я не люблю таких шуток.
– Ладно, о женщинах после, – сказал я. – Ты скажи: почему ты все-таки бросил тогда институт?
– Так… надоело.
– И всё?
– Всё.
– Молодец! – воскликнул Сэшеа. – Этого вполне достаточно. Он, оказывается, был умнее всех нас. Только так и нужно поступать: рвать, рвать!.. Я тебе об этом и толковал!.. Честное слово, я всегда чувствовал, что в Коме что-то такое есть. Особенное!
– Ну и чего ты этим добился? – спросил я Кома.
– Я ничего не добивался.
– Ты рассуждаешь, как… урод! – опять перебил меня Сэшеа. – Он поступил так, как захотел. В этом его гениальность! Это самое главное! И не нужно этих пошлых, обывательских вопросов, не жалеет ли он теперь, не считает ли, что погорячился тогда. Я его понимаю и завидую ему. Он жил, как считал нужным!.. Старик, – обратился он к Кому, – давай, я тебе что-нибудь родное поставлю. Я ведь помню, какая вещь была у тебя самая любимая. «Хоп-хей-хоп», верно? Помню, ты меня раз двадцать подряд заставлял ее прокручивать…
– Мне все равно, – равнодушно сказал Ком.
– Господи, что я слышу! – изумился Сэшеа. – Ты серьезно? Ну, давай что-то другое. Что-нибудь старое, доброе, вечное…
– Это все наносное, – сказал Ком.
– Не понял??
– Ты думаешь, в походных условиях это вспоминалось? Это хотелось слушать?
– А что вспоминалось? Уж не Кобзон ли?
– Да, наши, советские песни. Не Битлз, не Дип Перпл.
– Караул, – только и смог сказать Сэшеа.
– Что же ты, мерзавец, не написал ни разу, не позвонил, когда уходил и когда возвращался? Не порадовал… – спросил я Кома.
– Чем радовать?
Да, здорово он одичал. И похоже, из него это еще не скоро выветрится.
– Что же ты теперь собираешься делать? Учиться? Работать?
Он, оказывается, когда вернулся из армии, восстановился в институте, да не понравилось – не проучился и семестра, снова бросил; решил, что, если понадобится, закончит на вечернем отделении, пойдет работать…
– А куда? – спросил я.
– Да все равно… Что если к вам, в ваше учреждение лаборантом? – спросил Ком.
– Конечно, вместе веселее! А лаборанты всегда позарез нужны, – сказал я.
– Но у нас, – предупредил его Сэшеа, спохватившись, – клоака еще та! Ком вопросительно взглянул на меня.
– Нормально, – успокоил я его, – не хуже, чем везде.
– Вот именно, – мрачно вставил Сэшеа, – как везде.
Ком переводил взгляд то на одного из нас, то на другого, как бы сравнивая нас между собой. Я достал сигареты и протянул ему.
– Не курю, – сказал он.
– Продолжаешь заниматься спортом?
– Так, для себя…
– Слушай, Ком, – почему-то усмехнулся я, – а кем ты в армии был?
– Командиром отделения и комсоргом.
– И в партию вступил
– Допустим.
– Ком есть Ком! – сказал Сэшеа.
Мы замолчали. И сказать больше вроде бы было нечего. Я допил то, что оставалось в бутылке. Я предложил открыть последнюю, но Сэшеа не поддержал; он полулежал на тахте и смотрел на свои носки.
Ком остановил взгляд на мне и задумчиво пощипывал ус-квадратную скобку. «У него низкий лоб тугодума, а у меня интеллигентная плешь…» размышлял я. Вообще какой-то он замороженный. Видимо, все-таки поем стал в умственном развитии за годы службы. Что он уставился на меня круглыми, дикими глазами? Какая мысль скребется в его голове? Надо помочь парню. Может быть, ему как раз не хватает сейчас дружеской поддержки. Я был, конечно, пьян. Бедняга, Ком!.. Но что он все смотрит?.. Ему необходима дружеская поддержка!
– Я сейчас понял, – вдруг сказал мне Ком. – Ты очень похож на одного человека! – И мне показалось, что его взгляд потеплел.
