Всеволод Каринберг - Матрица или триады Белого Лотоса
Но первыми "кристаллами" капитализма, конечно, были платные туалеты за пять копеек на вокзалах, и этнические "семьи": ДК "Меридиан" - "комсомольцы" Ходорковского, Маросейка и турфирма "Конкорд", доступ к визам и авиабилетам - армяне, беженцы из Баку, Замоскворечье - подпольные тотализаторы и кассы "взаимопомощи" каратистов и глухонемых.
Беготня "мидла" стремительно приближалась к 1991 году. Кризис как-то быстро разрешился, оставив холодную дымку от ночных кострищ и сюрреалистические пейзажи из труб, арматуры, хаотично торчащих из баррикад на площади перед зданием "мэрии". Все последующие "революции" проходили там-же.
А публика занята своей "игрой" - карты и фишки были розданы, и игроки не могли просто так бросить их и встать из-за стола. Ставки росли и с ними росли аппетиты игроков. Уже назревал новый кризис, кризис пробившихся наверх "пирамид", где пространства мало и воздух разрежен - там уже не было взаимной вежливости "буржуа". Играли уже не свободные игроки, а шулера и бандиты, хватаясь судорожно за Smith&Wesson при каждом телодвижении соперников. Кризис вылился в Первую Чеченскую войну.
Прохладный день. Солнечный свет падает сквозь ветви на землю, осыпанную опавшими листьями. Движутся тени по земле.
Для Влада стало понятно, что Панагии в России - нет. И забросив деловые и денежные узы, он выбрался Заграницу, пытаясь там найти следы исчезнувшего Артефакта. Прага, Афины, Париж, Амстердам, Лондон, Чикаго.
Цветок для Большого Зирро, или в духе постмодерна
"...Буря мглою небо кроет,
вихри снежные крутя".
А.С. Пушкин
Охота за реальностью - опасна. В азарте преследования можно забыть о самой реальности. Вдруг увидеть за спиной, как Дерсу Узала - амбу, по следу которой ты шел. Она сама начинает охотиться за тобой.
А все потому, что реальность - не статическая "переводная картинка". С ней нужно обращаться аккуратно, чуть поскреб не так, как нужно, и - все, из прекрасной наклейки она превращается в нечто "без-образное", совершенно негодное и неуместное на том предмете реальности, на который ты хотел ее налепить. И ты выбрасываешь, безнадежно испорченный картинкой, сам предмет своей реальности. Как ребенок, обиженно надув щечки, тебе уже хочется - не изменять реальность по своему эстетическому "чувству", а - наказать ее!
Знающий тайну - молчит не потому, что бытие - ложная категория или аффект наших чувств. В даоской традиции нет понятия - "ложности"! Но есть представление, что Бытие, как Путь Дао можно познать и участвовать в нем! Потому, что Путь Дао - есть структурирование Бытия в Вечности. А сознание человека позволяет ему структурироваться, проявляться вместе с Дао. Пусть даже - и в понимании Чжуан-цзы - как "полета бабочки". Вот эстетика, которой Эзра Паунд поверял литературный мир Запада, за что и был - подвергнут "остракизму".
Но я здесь говорю о другом - "...Охота за реальностью - опасна!". Опасна потому, что "либидозная" личность западного человека возвращается к собственному "Я", и, охотясь за реальностью, замыкает ее на "Себя". Лао-цзы использовал термин "неделание", как метод медитации. Даос размыкает реальность, уходит из-под молота Фатума. Отсюда и "беззаботные странствия в Беспредельном" - Даос избавляется от наказания своего сознания Прошлым, - поступки его не имеют последствий, так как Даос - НЕ совершает поступков! Это и есть принцип - "неделание" - Лао-цзы.
Возврат к традиции - как принцип литературного творчества, - к устоявшемуся, а потому и понятному - это даже не сопереживание. "Рыдания навзрыд в чужую жилетку" другого - нет. А что есть, если - оно есть?
Это не возвращение к иллюстрации идей, к иллюзии Реальности, за которой Пустота, изначальный Хаос становления. Того становления под влиянием летящей навстречу Вечности, что знали более двух тысяч лет назад на Востоке в Китае.
Принцип "пустоты" в творчестве, вот наше представление о реальности. Творчество - уничтожение реальности, - и оно возможно только после уничтожения в себе автора, а вслед за ним и воспринимающего, детонирующего читателя, этой тени автора. Автора, рукой которого движет не стиль, а внутренний сиюминутный порыв, "порхание бабочки". Только чувственно покойный, не истерирующийся читатель может в Тексте найти эстетизирующее его удовольствие. Только наблюдатель Платона, в своей неподвижности сидящий в пещере спиной ко входу, может наблюдать игру теней на стене, принимая их за реальность. Как только он сам начнет двигаться, то скоро потеряет свою тень среди мельтешения других теней!
Что Текст может дать самостоятельно читателю? То, что остается всегда - этический посыл автора, не дающий провалиться в постмодернистский туман Реальности, - вектор структурирования самой реальности. А это уже - провиденческая реальность, способная изменить не только представление о Прошлом, но и - структурировать Будущее.
История становится реальностью, когда случайные события выстраиваются в законченную картину, где Рок установил предел человеческому сумасбродству. Выстраивается в историю не время нашей жизни, а это мы летим через время, становясь частью истории. Постмодернизм только вульгарно обыграл старую китайскую истину, что участвовать в "игре", значит - пристегнуть себя к мимолетности происходящего, значит - находиться в ней, жить в Хаосе, переживая только свою Самость - "либидо".
Если для "Мемориала" причиной развала СССР был запал бессильной ненависти в романах Солженицина, то для меня - вся эта бодяга закончилась в колонне молчаливых демонстрантов на Лубянке, косивших глаза на "чужих". Свою боль, свою покорность, свой мазохизм "дети Арбата" не хотели делить со страной!
А развал тоталитарной системы - попытка оргазма России, заждавшейся сексуальной революции. И вот оно - пришло! Анархия экономической Свободы, Равенство - давно "выровненных по рангу", Братство по "воровской киче". И Россия, тряся телесами, забилась в сладострастных конвульсиях. Неужели - понесет? И кто - "отец русской" демократии? И какого бастарда - родит? Вот уже Второе Тысячелетие, а где оно - дитя любви, почему медлит появляться на свет?
Линда Ирвинг пустила слезу на установке закладного камня на Лубянке, среди бедно одетых сумрачных людей с плакатами Гулага, греющих руки на ветру от пластиковых стаканчиков со свечами, молча толпящихся вокруг камня на митинге памяти, куда я привел ее, дочь миллионера, Председателя совета директоров "Банка Оф Нью-Йорк". Россия сбросила Большого Брата с пьедестала, но стала ли "соломенной вдовой", жаждущей "нового" Сожителя? Где претенденты, поведущие ее к венцу?
Красные клены вдоль линии особняков. Яркое небо Атлантики посылает на тщательно постриженные газоны слабый ветерок, чуть шевелящий резные, насыщенные цветом листья по мостовой. Поутру, Линда здоровалась с соседом по вилле, Бон Джови и направлялась на прогулку по Лонг-Айленду на одном из четырех своих скакунов.
Спорт и знания - привилегия богатых. Получить всестороннее образование - считалось традицией их семьи, их бизнеса. Бакалавр Принстонского Университета, Линда продолжила образование, она два года изучала французский язык в Париже, а потом русский - в Международном Университете имени Патриса Лумумбы.
Я заехал за ней в общежитие Университета, где Линда жила в комнате с подругой из Нигерии, крупной, томной красавицей с мечтательными глазами. При нашем разговоре с негритянкой, я невольно смотрел на полные сладострастные губы, мягко произносившие: "Линда скоро выйдет, она переодевается". Я отошел к холлу этажа, дожидаясь моей подруги. Она появилась в черном пальто, элегантно подчеркивающем ее крупную фигуру, на ногах американские ботики на невысоком толстом каблуке, черные густые волосы тщательно и плотно зачесаны на затылок.
"Едем?" - коротко бросила. Так могла сказать только москвичка, и этим Линда мне нравилась. Слова, которые она не знала, Линда просто пропускала, не заменяя их американскими слоганами или коверкая русскую речь, и это тоже было прелестно. Новые слова она быстро записывала в блокнотик, который вдруг появлялся в ее руках. Писала левой рукой, как-то неудобно заворачивая ее - это было необычно, ручка, зажатая всей кистью, быстро двигалась над страницей. Блокнотик так же неожиданно исчезал в широком кармане пальто. Линда поднимала на собеседника большие карие глаза с длинными ресницами. Простота богатых людей меня опьяняла.
Позднее Алик Силин, банкира с Якиманки, сразу оценил - породу. Да и Марат в своей галерее, бисером рассыпался перед ней. Ничего - это не навредит моему бизнесу, а может многому научить, - надеюсь, не повторится история с моей бывшей подругой, когда я работал литейщиком художественной бронзы в мастерской московского скульптора.
С Линдой мы познакомились в подвале художника Арто на Сивцевом Вражке, где тот писал маслом ее портрет. Портрет Линде не понравился, там она выглядела какой-то румяной толстощекой русской бабой, она оставила его в мастерской, пообещав забрать позднее. Чтобы не огорчать гостеприимного и самоуверенного живописца с Арбата, я увел Линду на улицу. Мы прошлись до моей галереи на Волхонке, но показывать что-либо я не стал, атмосфера лихорадочного бизнеса для потустороннего зрителя могла испортить романтический настрой прогулки по Москве. Обветшалый бассейн был закрыт высоким забором, мы шли, я рассказывал неторопливо историю этого места на Прорве, Линда слушала внимательно, прижавшись к левой моей руке грудью. Знает она, как угодить мужчине. Это расслабляло, и я неожиданно рассказал ей о Панагии. Сам не зная почему, пообещал спуститься с Линдой в катакомбы, начинавшиеся в пристройке детской скульптурной студии ДК, забыв свое обещание завхозу-осетину - не рассказывать чужому о не своей тайне. Тоннели тянулись до Стрелки и дальше на Замоскворечье, а в сторону Арбата можно было выйти к Смоленке.
