Стивен Хантер - Невидимый свет
Буб плакал.
– Буб, ну чего ты психуешь, парень?
– Джимми, я хочу к маме. Я не хочу в тюрьму. Я не хотел никого убивать. Ой, Джимми, ну почему все так? Это нечестно. Я никогда не делал ничего плохого, ничего. Я просто хотел…
– Ну, будет, будет, Буб, волноваться-то не о чем. Клянусь, все получится как задумано: поселишься в Калифорнии, будешь первым помощником кинозвезды. И маму привезешь, купишь ей симпатичный домик. Все устроится. Клянусь тебе, все уже устроено.
Буб зашмыгал носом. Сердце ныло. Он бросил пистолет на пол. Только бы кончилось это наваждение.
– Посмотри-ка, – сказал Джимми.
Буб поднял голову и на фоне ярко-голубого неба увидел кричащую вывеску "Нэнси фламинго". Поскольку был полдень, огни на вывеске бара не горели. Оглядевшись, Буб заметил на улице еще несколько "клубов", и тоже с неосвещенными вывесками. Все это были ночные заведения, и потому сейчас тихие и пустынные. Джимми съехал с дороги и зарулил по неширокой аллее, ведущей на стоянку с большим гаражом, где машин пока не было.
– Эй, – произнес Джимми. – Знаешь что? А ведь мы приехали. У нас получилось. Теперь все будет хорошо.
Огромные ворота гаража раздвинулись, и Джимми въехал внутрь. Их обступили мрак и тишина, нарушаемая только звучащей где-то в отдалении мелодией, льющейся будто бы из дешевого маленького радиоприемника.
РОК, РОК, РОК, круглые сутки РОК.
РОК, РОК, РОК, РОК до рассвета!
– Спокойствие, – произнес Джимми.
Глава 3
Он думал, что, когда доберется туда, все разъяснится, но вместо этого – и удивляться тут нечему – путаницы стало еще больше. Он снял комнату в дешевом мотеле неподалеку от мексиканского квартала и все утро проторчал в номере, в раздражении обдумывая следующий шаг. Но так и не пришел ни к какому выводу.
В итоге он решил прогуляться, надеясь, что ему просто повезет и все, как обычно, образуется само собой. Одно он знал наверняка: не всегда получается, как хотелось бы. Иногда ситуация выходит из-под контроля, наружу вырываются ярость и безумие, гибнут люди, рушатся жизни. Именно поэтому он и приехал сюда.
А здесь гораздо жарче, чем он предполагал. И солнце уж очень ослепительное. Да что говорить, пустыня есть пустыня. Он представлял себе местность несколько иначе, а увидел в одной стороне хребет лиловых гор, вернее даже, холмов, заслоняющих горизонт, во всех других направлениях – просто невысокие покатые возвышенности, застланные скупой колючей растительностью. Ощетинившиеся стебли кактусов торчат на голой земле, словно смертоносные деревья. Зеленый цвет практически отсутствует, преобладают коричневые, желтые и серые тона.
Маленький провинциальный городишко, где он остановился, весь умещался вдоль единственной центральной улицы, на одном конце которой расположились закусочные. Чуть в стороне, на "окраине", под сенью привезенных пальмовых деревьев, обосновались жилые автоприцепы. На каждом шагу стояли ободранные лавчонки, многие с заколоченными окнами и дверями. Были здесь также ночные магазинчики, химчистка киоски с ковбойскими и индейскими сувенирами в которые изредка заглядывал какой-нибудь случайный приезжий. Обычный захолустный городок, каких немало вдали от федеральной дороги. Назывался он Айо и находился в штате Аризона.
Расс прогуливался по улице, но не видел ничего интересного. Удача была не на его стороне. Наконец он зашел в один из кафе-баров, заказал обед и поел под гомон приглушенных голосов пастухов, разговаривавших о пустяках. Никто не обращал на него внимания. Расс поднялся и расплатился за сандвич, протянув бармену пять долларов. На лице последнего мелькнула улыбка, по-видимому означавшая признательность, а может, Рассу это только показалось.
– Послушайте, – обратился он к бармену. – Не могли бы вы мне помочь?
– О, держу пари, я знаю, что тебе нужно, сынок.
– Неужто это столь очевидно?
– Еще как очевидно, черт побери.
– Что, сюда часто заходят парни вроде меня?
– Бывают вроде тебя, бывают и другие. В городе без малого месяц проторчала бригада западногерманского телевидения. Я им одного жаркого, наверное, на тысячу долларов продал. Среди них был один здоровый мужик, Франц. Так ему очень нравилось, как моя жена готовит барбекю.
– Ну и как, раскопали они чего-нибудь?
– Ни черта. Ни они. Ни кто другой. Был еще один шикарный тип из Нью-Йорка. Вел себя так, будто весь мир у его ног, а мы у него в услужении. Полтора месяца провел здесь. Воротила еще тот. Имел дела с парнем, с тем, которого казнили в Юте, и даже с самим О. Джеем. * Но у него ничего не вышло. И репортерша из французского журнала уехала ни с чем. Славная малышка. Лучше бы про меня написала. Я ей выболтал все свои секреты, рассказал даже, как жена готовит барбекю.
– Его вообще кто-нибудь видит? Он бывает на людях?
– Появляется. Рослый спокойный парень, но мало с кем общается. Жена у него чертовски приятная. Дочка маленькая. Но у него своя жизнь. Работает, наблюдает, толкается среди людей.
– Можешь сказать, где он живет?
– Не могу, сынок. Он был бы против. А я его уважаю. И ты должен уважать. Думаю, он просто хочет, чтобы его оставили в покое.
– Я уважаю его, – сказал Расс. – Поэтому и приехал сюда.
– У тебя, скорей всего, ничего не выйдет. Так же, как у других. Чем ты лучше них?
"Чем я лучше других? – спросил себя Расс. – Да, в этом весь вопрос". А вслух ответил:
– Видишь ли, мне известно то, что другие не могли бы ему сообщить. Это даже не о нем лично.
– Тогда наберись терпения, сынок. Он скоро услышит о тебе. Может, уже слышал. Народ его держит в курсе событий.
– Да, я знаю. Что ж, спасибо. Очевидно, и я закончу тем, что потрачу на барбекю тысячу долларов. Я здесь надолго.
Расс вышел на улицу – ух! Ну и солнце – и скорей полез в карман за темными очками. Едва он их надел, как увидел на дороге пикап. Ему показалось, что человек за рулем – как раз тот, кого он ищет: худощавый, загорелый мужчина с обветренным лицом и спокойным проницательным взглядом. Но нет, это всего лишь толстый пастух.
Расс стал неторопливо прохаживаться по улице, заглядывая в лица местных жителей, чтобы завязать разговор, но ответом ему был мрачный взгляд маленького американского города, категорично заявлявшего: "Посторонним вход воспрещен". В результате он вернулся ни с чем в мотель, где снова вытащил свою папку.
Собранные в ней бумаги были ветхие, изрядно потрепанные, некоторые засаленные – слишком много рук их вертело. И текст на них давно бы исчез, если бы типографская краска имела свойство улетучиваться паи чтении. Но этого, слава Богу, не произошло: современная печать не поддавалась разрушению, сохраняя яркость и сочность.
Из всех хранившихся в папке документов наибольший интерес представляла обложка журнала "Ньюсуик" за 1992 год. "Герой Боб Ли Суэггер – наемный убийца", – прочитал Расс. Это был номер как раз за тот месяц, когда Суэггера разыскивали по всей Америке. Такой же снимок с подписью "Боб Ли Суэггер – печальное наследие войны во Вьетнаме" Расс видел и в журнале "Тайм", но того номера у него нет. Расс смотрел на старую фотографию Суэггера. Снимок был сделан во Вьетнаме. Он давал полное представление об изображенном человеке и в то же время ничего о нем не говорил: лицо уроженца одного из южных штатов, на вид лет двадцать пять, а может, и все сорок с хвостиком, упрямый подбородок, кожа туго обтягивает черен, – так, наверное, выглядит лицо смерти. Впрочем, этот парень и был вестником смерти. Одет в тигровую камуфляжную форму, на голове – фуражка морского пехотинца, брови сдвинуты, глубоко сидящие глаза глядят сощурившись, отвергая всякие контакты не на условиях их хозяина. Это было лицо человека из XIX века – лицо кавалериста из партизанского отряда Мосби * или Куонтрилла, * или участника перестрелки возле ранчо "О. К. Коралл". * Он принадлежал к числу тех людей, которые, не задумываясь, выхватывают из кобуры кольт, несутся вперед и через пять минут возвращаются, уже сделав свое дело. На обложке журнала Суэггер стоял с ружьем, покоящимся на изгибе локтя. Любой при первом же взгляде на фотографию понимал, что перед ним один из опаснейших в мире охотников на людей.
Расс отложил обложку "Ньюсуика" и стал перебирать другие фотографии, изъятые из архива газеты "Дейли оклахомен" (он не так давно ушел оттуда), издававшейся в городе Оклахома-Сити. Снимки были сделаны в 1992 году во время загадочного слушания, положившего конец двухмесячному воспеванию подвигов Боба Ли Суэггера. После этого процесса он сознательно ушел в тень, выпал из поля зрения общественности. Анонимность, безвестность ему нужны были не меньше, чем Лоуренсу Аравийскому, * скрывающемуся под именем пилота Шоу. И поэтому он просто исчез, растворился без следа, что весьма необычно для Америки, где по обыкновению знаменитостей осыпают деньгами. Но нет, о нем не писали книг, не снимали фильмов; не выступал он и в телевизионных дискуссиях, не давал интервью, не отвечал на провокационные вопросы аналитиков, предполагавших, что ему известно то, что другим не ведомо. Правда, какой-то недобросовестный дилетант все же сочинил о нем роман, да как-то в газетах криминальной хроники появилось несколько статей с отрывочными сведениями о Суэггере, но Расс знал, что все это были просто недостоверные слухи, абстрактное теоретизирование неопределенного содержания – лживая информация. Из всех публикаций его внимание привлекло только сообщение, в котором говорилось, что Суэггер женился на симпатичной женщине, присутствовавшей на скандальном слушании, и теперь вместе с ней живет в городке Айо, штат Аризона.
