Антон Сибиряков - В поисках любви
Дом полыхает, как факел. Огонь подступает к комнате, щелкая зубами. Дрожит в дверном проеме ярким стягом, преграждающим путь.
— Лера?! — я все еще надеюсь, что она жива.
Опираюсь на руки, встаю с пола. Иду к ней. Сквозь помутневшую от дыма комнату. Сквозь закипающее пространство. Наплевав на заплетающиеся ноги. Забыв о пробитом затылке…
Падаю возле нее на колени.
Дышит. Держится окровавленной рукой за шею. Между пальцами стекает бордовая кровь.
Не видит меня.
— Лера?
Нежно касаюсь плеча. Трясу.
— Слышишь меня, девочка моя? Слышишь?..
Поднимает тяжелые веки. Кажется, приходит в сознание.
Вся в крови!
— Ан… — Узнает. Силится сказать мое имя. Сипит, не в силах совладать с разорванным горлом. — Ан…
Не может. И из глаз ее, от этого, горькими бриллиантами, ползут слезы.
— Тсс…тихо. Не говори, девочка. Ты сильная… Дай я посмотрю, что там…
Отнимаю ее руку от раны. Она не желает, чтобы я видел, но силы не равны, и спустя всего секунду, передо мной раскрывается страшная правда.
Из округлого пулевого отверстия плещет темная кровь.
Обойма выскальзывает из пистолета и падает на пол. Смотрю на нее, от злости стискивая зубы. Один патрон. Господи!..
Лера дрожит. Пытается что-то сказать. Слышу только кровь, бурлящую в горле. В слепых попытках она нащупывает мою руку и сжимает. Крепко-крепко.
— Не… не…
Красный кашель.
— Я не отпущу, Лера.
В комнату, с грохотом врывается пламя.
— Я не отпущу…
Закрывает глаза. Успокаивается.
К какой любви готово мое сердце?
И пока я думаю над этим, она отпускает мою ладонь. Оставляет свою жизнь полыхающему дому.
— Прости… Я так виноват…
Из-под опущенных век ее продолжают течь слезы. В них отражается огонь.
Поднимаюсь с колен, разворачиваясь к голодной стихии, рвущейся мне навстречу. Тело закипает от безумного жара, но я не двигаюсь с места.
— Я оставляю ее тебе.
Оранжевые языки извиваются, облизывая стены. Они готовы к дарам.
Мы в самом сердце тьмы.
— Прощай, Лера.
Стена справа занимается все сильней, прогорая до черноты. Поднимаю с пола обойму. Вставляю в рукоять и передергиваю затвор.
Эта горечь не будет иметь конца.
Гарь забивает легкие.
Стреляю в стену, выбивая из нее красные угли. Ставлю плечо и, что есть мочи, с разбега врезаюсь в горящий сруб. Проламываюсь сквозь преграду, обрушивая на себя горящие обломки. Пламя бьет в лицо, опаляет кожу. Горячие искры брызжут за шиворот, грызут спину, въедаются в пальто. Вываливаюсь на улицу, в мокрую грязь, и тут же, за спиной, с диким грохотом обваливается крыша, взметая в ночное небо тучу огненных насекомых.
Яркие нити оплетают дом, превращая его в один полыхающий клубок.
Поднимаюсь на ноги.
«Антон…» — она говорит со мной.
«Да?»
«Я люблю тебя, Антон»
В глазах моих отражается свет. Он сползает по лицу, повисает на подбородке, падает на грудь.
Я вижу ее внутри себя. И протягиваю дрожащую руку, не в силах удержаться.
«Не отпускай меня, Антон…»
«Я не отпущу»
— Я никогда не отпущу…
Но ее нет. Только пустота. Горячий воздух в грязных ладонях. И я разворачиваюсь, чтобы уйти.
Пистолет все еще со мной. Тяжелит руку, желая что-то сказать. Бросаю его под ноги без сожаления. Он предал меня. Встал на сторону зла.
«Тойота» ждет все там же. Забираюсь в нее и закрываю глаза.
Что ты наделал?
— Я разгонял тьму.
Горло сохнет, слипаются губы. Лопнувшие нервы требуют табачного дыма — глубокого, крепкого, но я вспоминаю, что так и не купил сигарет. Как давно это было? Кем я был там, в китайском ресторане, и после, в ее объятиях? Не вижу ничего, кроме залитой кровью шеи и слез, катящихся из-под опущенных век.
Что я искал? Любовь?
В затылок пульсацией возвращается боль.
Вспоминаю о бардачке и нервно шарю в нем. Нахожу одну сигарету, переломленную у фильтра. Отрываю его и закуриваю. Тяну старый, высохший табак, и не нахожу ничего прекрасней, ничего лучше его дрянного, затхлого дыма. Во всем мире сейчас, есть только эти несколько минут полета над обожженной, залитой кровью округой. И я лечу. Зная, что придется упасть, зная, что горечь этой ночи неминуемо затопит мое сердце… Я все равно… лечу.
Рыдаю, согнувшись, на переднем сидении. Зажав между зубами тлеющую сигарету. Сжав в беспомощности кулаки. Я не могу, не имею сил противостоять той пустоте, что обступает меня со всех сторон. Я…
— …не могу… прости меня Лера, я не могу…
И в эти мгновения, через сказанные слова, я понимаю, что навсегда останусь с ней. Здесь. В этом полыхающем доме, на краю земель, в самой бездне. Я буду тянуть трясущиеся руки к ее лицу, и гореть вместе с ним. И в этом пепле, находить то, чего так боялся, от чего бежал всю жизнь. Ту самую, настоящую…вечную любовь.
Успокаиваюсь. Дышу. Замечаю, что в машине дребезжит панель. Придавливаю ладонью. Кажется, прекращается…
И вдруг, «Тойота» резко дергается вперед. Хватаюсь за руль, и вижу, как по лобовому стеклу, одна за другой, бегут трещины. Земля гудит. Вибрирует. И, медленно начинает оседать, затягивая капот в свое обмякшее чрево.
— Твою мать!
Дергаю дверь. Блокиратор подмигивает красным и потухает навсегда. В салон, через щели, пробирается черная слизь. Шипит, будто змея. Пускает ядовитые пузыри.
Кручу ключом в замке зажигания. Тщетно. Двигатель захлебывается мутной жижей, беззвучно принимая смерть.
Бью локтем в стекло. Несколько раз. Только глухие звуки. И боль в плече.
Фонарный столб слева, кривится и падает на дорогу. Провода, искрящимися хлыстами, ударяют по земле, высекая из прогнившей плоти черные брызги.
Вжимаюсь в сидение, и изо всей силы ударяю ногами в лобовое стекло. Оно вылетает, не разбившись, словно лист картона, обвитый паутиной. Выбираюсь из салона и вижу, что дорога впереди обрушилась, превратившись в глубокий ров, заполненный вонючим болотным месивом.
Рот, наполненный иглами, усмехается.
Взбираюсь на крышу.
Убийца заметает следы. Кидает нам объедки.
Спрыгиваю с обреченной машины. Она медленно сползает вниз, погружаясь в чавкающую пропасть. Кривые гадкие щупальца карабкаются по железной обшивке, цепляясь за каждую щель. Они утягивают железное тело на дно, в свои ненасытные глубины.
Дом горит. Рушится.
Я не вижу. Смотрю в себя.
Прячу замершие руки в карманах пальто и с удивлением обнаруживаю в правом коробку с диском. Вытаскиваю.
МОЙ ДНЕВНИК. Буквы сливаются в единую цепь…Поднимаю глаза.
Свет бесчисленных фар сужает зрачки. Вижу тени. Вокруг. Человеческие фигуры, не имеющие лиц. Слышу крики. Наперебой, будто карканье сотен ворон. Вой сирен. Отблески радужных цветов в серых лужах…
Опускаюсь на колени с поднятыми вверх руками. Все еще держу этот чертов диск…
— Не двигайся!
— Не двигайся, мразь!
— Ты что сука, не слышал?!
— Все в порядке, я свой, — говорю спокойно. Так, как учили. Не вызывая гнева, не разбрасываясь бешеной слюной. — У меня удостоверение…
— Ты что, падла, не слышал?!
В слепящем свете различаю только тонкое дуло автомата. Оно смотрит мне в грудь.
— Будь по-твоему…
Кто-то невидимый подкрадывается ко мне сзади и скручивает руки за спиной. Слышу только, как щелкают наручники. Чувствую холодную сталь на запястьях.
— Будь добр, — сплевываю закипающую злость. — Возьми удостоверение во внут…
— Да мы знаем, кто ты такой, е***й в рот! — сильная рука хватает меня за шиворот и поднимает на ноги. Толкает в спину. — Двигай…
— Я… — и тут до меня доходит смысл происходящего. Громко смеюсь, не в силах остановиться. — Ну, тварь! Ну, сука…Подставил меня…
Допросная комната смердит кровью. Всегда. Сколько бы ее не отмывали, какую бы химию не использовали. Вонь не уходит.
Я сижу за столом, с зажженной сигаретой, и гляжу на красную куртку медбрата. Он упаковывает мази и бинты обратно в аптечку. Защелкивает ее и устало улыбается:
— Кажется, сотрясения нет.
Молчу. Но навряд ли его слова адресованы мне — у двери, прислонившись к ней спиной, стоит человек в синем костюме.
Трогаю перебинтованную голову.
— Вот и славно, — синий костюм смотрит на меня. Те же черные глаза, что и прошлым утром. Детектор лжи. — Спасибо вам.
Дверь открывается, и санитар пятится к выходу:
— До свидания.
— Угу. Всего хорошего.
В проеме мелькает конвойный, с автоматом наперевес.
Откашливаюсь. Хочется спать. Протираю лицо ладонями.
Стул напротив меня скрипит от тяжести погон. Пухлые пальцы стучат по засаленной крышке стола.
Затишье перед бурей.
Желтая лампочка в патроне, под потолком, выглядит убого и грустно. Она походит на раздетую догола девочку, которую только что изнасиловал собственный отец.
