Виктор Каннинг - На языке пламени
«И все-таки, что это был за человек?» – рассуждал Гримстер. Для пущей безопасности спрятал то, что уже собирался продать. Диллинг не блефовал. На рынок он вышел с товаром. А спрятал его, чтобы обезопасить сделку, потому что не доверял людям Ведомства, и не без оснований. Они обвинили бы его во всех смертных грехах. (Если бы обыватели только знали, что происходит за кулисами! Время от времени такие сведения просачиваются в прессу, в парламенте разражается очередной скандал, но мало-помалу его всегда удается загладить. Так уж заведено.) Диллинг не доверил бумаги ни сейфу, ни банку. У него хватило ума спрятать их сверхнадежно".
Гримстер почувствовал азарт. Такие задания ему нравились.
На другое утро он встал в половине пятого. Спустился в огромный холл, где заспанный дежурный офицер поздоровался с ним, скрывая зевоту. Сел в машину, выехал за пределы усадьбы к лесистому обрыву. У реки Гримстер надел резиновые сапоги, взял легкую удочку – она вряд ли выдержала бы крупную форель. Из нескольких мушек, что всегда лежали в кошельке, Гримстер выбрал «Марка Брауна» собственного изготовления – с тельцем из коричневого с серебринкой перышка куропатки. Он спустился по крутому, местами укрепленному склону, прошел по камням у его подножия, легко перебрался вброд по обмелевшей старице на другой берег. Река текла спокойно; тумана, что стелился над полями, здесь уже не было. Гримстер знал эти места вдоль и поперек, он часто тут рыбачил. Закинул удочку на перекате, не надеясь поймать ничего, кроме форели или нескольких подлещиков. Удочка в руке, милый сердцу звон разматывающейся лески напоминали ему – так бывало всегда, когда он подолгу рыбачил, – об Ирландии, куда он каждый год в каникулы ездил с матерью; они останавливались в гостинице у реки, он вставал рано, а возвращался с уловом затемно; и все это, как вскоре выяснилось, благодаря неизвестному отцу – он желал воспитать из сына мужчину, достойного во всех отношениях, но боялся или стыдился из-за своей семьи и привилегированного положения в обществе делать это открыто…
На перекате клюнуло, вода на мгновение вскипела, но Гримстер замешкался подсечь. Ниже по течению суетилась с подобострастием карлика-официанта утка-нырок; летевшая навстречу Гримстеру цапля, едва завидев его, свернула к высокому ельнику.
Дважды или трижды вместе с Гримстером в Ирландию ездил и Гаррисон. Он лучше Джона рыбачил, стрелял и ездил верхом, и здесь, как во всем остальном, был безжалостен, оставляя законы тем, кто «достаточно глуп, чтобы им подчиняться». В рыбалке он не признавал закрытых сезонов, запретов на наживку, раскидывал сети, глушил рыбу, как ему вздумается, словом, охотился без пощады – лишь такая охота доставляла ему истинную радость.
Завидев мушку Гримстера или просто от скуки на середине реки высоко и неуклюже выпрыгнул лосось и плюхнулся в воду, как бревно. Когда круги разошлись и волны утихли, Гримстер увидел, как справа, далеко за деревьями, что-то мелькнуло, заметил лишь краем глаза, но и этого было достаточно. Украдкой поглядывая в ту сторону, он забросил удочку еще несколько раз, выяснил все, что хотел, убедился в том, о чем догадывался.
В тот день клюнуло дважды. Первая рыба стремительно повела вниз по течению, потом пошла вверх, да так скоро, что он не успевал сматывать леску, наконец выпрыгнула из воды и сорвалась. Через несколько минут другая попыталась проделать то же самое, но когда она ринулась вверх по течению, Гримстер побежал от нее, сумел натянуть леску и удержать рыбу на крючке, а потом, после долгой борьбы, вытащить на берег. Форель оказалась приличной, фунта на два с половиной.
Удовлетворенный, Гримстер вновь перешел речку вброд и направился в лес, к дереву, где что-то мелькнуло. Никаких следов слежки не обнаружил, но был уверен – кто-то сюда все-таки приходил. Ведь заметил же он краешек рукава голубой рубашки.
Кранстон вышел к завтраку в высоких замшевых ботинках, саржевых брюках, шейном платке и голубой рубашке. К правому ее рукаву в дюйме от плеча прилип крошечный кусочек зеленого мха – таким мхом была покрыта кора дуба, к которому прислонился майор, наблюдая за Гримстером.
Что же, по их мнению, задумал Гримстер, идя на рыбалку? Тайно встретиться с Гаррисоном и что-нибудь ему передать? Нет, он, Гримстер, не пойдет на это ни за что и никогда… Разве что когда подтвердятся живущие в нем подозрения.
Глава четвертая
Лили переселилась в номер на втором этаже южного крыла усадьбы. Высокие окна и низкий балкон ее гостиной выходили на запад – к лесу на берегу реки, к засеянным полям по другую сторону долины. Голубизну неба в то утро не омрачало ни одно облачко, лишь пара канюков кружила в восходящих потоках воздуха. Гостиная радовала глаз: драпированная ярким ситцем мебель, песочного цвета ковер, на стенах две хорошие репродукции с картин Штаббса из серии о лошадях.
Лили позавтракала у себя, теперь сидела напротив Гримстера, и ее светлые волосы ярко выделялись на фоне леса за окном. На ней были зеленые брюки и легкая водолазка. Сначала она немного нервничала, откровенно удивилась магнитофону, который принес Гримстер, но, когда прослушала запись собственного голоса, пришла в восторг, заставила Джона прокрутить ее снова, спрашивала: «Это честно я? А не похоже… Как-то не так». Вскоре Гримстер сумел рассеять тревогу Лили, она почувствовала собственную незаменимость, и это ей понравилось. «Им нужна моя помощь. Без меня им не обойтись», – думала Лили. Такие мысли, как заметил Гримстер, льстили ее самолюбию.
– Ну, хорошо, – сказал он наконец. – Начнем, и пусть для вас это будет игра. Игра в детектив. Представьте, перед вами – мозаика, и неизвестно, какую картинку надо выложить.
– На мозаику у меня никогда терпения не хватало, – призналась Лили.
– А сейчас должно хватить, потому что, когда мы закончим ее, у вас окажется гораздо больше денег. Главное вот в чем: Диллинг собирался что-то продать государству. Вам не нужно знать, что…
– Я и не знаю. Он не посвящал меня в свои дела. Говорил, я не пойму, даже если попытаться объяснить.
– Верю. Я бы тоже, наверно, ничего не разобрал в его работах. Диллинг до заключения сделки спрятал чертежи, эскизы или формулы в каком-то надежном месте. К несчастью, он неожиданно умер, и никому не известно, где находятся бумаги.
– Уж мне-то точно неизвестно.
– Я знаю. Но мы вдвоем, возможно, доберемся до них.
– Как, Джонни?
– Потом расскажу. Сперва нужно узнать от вас, что Гарри был за человек и как вы жили вместе.
– Любопытно, да? – засмеялась Лили. Неожиданная реакция. Гримстер понял, что, назвав Диллинга по имени, он как бы приблизил ее к себе, у них словно появился давний общий друг.
– Точно, любопытствую. Но с благими намерениями. Поэтому начинаю задавать вопросы. Не удивляйтесь, если они покажутся вам бессвязными или бессмысленными. В конце концов вы все поймете.
Лили поерзала на стуле, протянула руку к сигаретам, замешкалась с зажигалкой. Наконец, после первой затяжки, спросила:
– А если ничего не получится, Джонни, мне все равно заплатят, не так ли? Вы же сами говорили.
– Заплатят.
– Сколько?
– Из вас вышел бы приличный бизнесмен. Думаю, не меньше тысячи.
– Класс! Хорошо, стреляйте, – Лили перевела взгляд с Гримстера на магнитофон, стоявший на низком столике. «Легко сказать, стреляйте, – подумал Гримстер. – А куда? Нужно глубоко заинтересовать Лили этой игрой в допросы, доказать ей, что она, игра, важна для нее не меньше, чем для него самого. Придется заходить с разных сторон, иногда застигать ее врасплох. Ведь возможны лишь два варианта. Первый: сейчас она не лукавит и в конце концов выложит все, но не сможет рассказать ничего существенного, потому что ничего существенного и не знает. Второй: она знает очень много, но по неизвестным еще причинам молчит». Гримстер собирался отталкиваться именно от этой версии.
– Гарри много курил? – спросил он.
– Не очень. Две-три сигареты в день. Но любил иногда затянуться моей. Я, бывало, говорила: «Если хочешь курить, кури по-человечески».
– Чем он любил заниматься в свободное время? Хобби, знаете ли, и прочее.
– Ничем особенным. Пустяками. Много читал. Иногда мы ходили гулять. Он немало знал о природе, о птицах, о цветах, обо всем таком.
– Какие книги он читал?
– Я толком не знаю. Всякие. Но больше – с сексом, в мягких обложках.
– Вам он нравился? – Впервые вопрос касался лично девушки, и Гримстер заметил, как в ней зашевелилось пока еще слабое сопротивление.
– Конечно, нравился! Что за глупый вопрос? Иначе меня бы с ним просто не было.
– Не волнуйтесь. Временами я буду задавать глупые вопросы. Вы любили его?
Лили обдумала вопрос уже без негодования – ее затмило ощущение собственной значимости.
– Да, наверное, любила. В любви с налета не разберешься, правда? Конечно, я не была от него без ума, но все же любила.
