Уильям Лэшнер - Меченый
– Что провернуть?
– Я не могу об этом говорить.
– Бросьте, Чарли. Что вы провернули?
– Послушайте, это не важно. Я не буду об этом распространяться. У меня есть кое-какие обязательства. И тайны тоже, темные тайны, если улавливаете разницу. Чего бы они ни хотели, они этого не получат.
– Я разговаривал с окружным прокурором. Он согласен на определенные послабления, если вы дадите сведения об остатках банды Уорриков, но фэбээровцы явно ищут что-то другое.
– Еще бы! И надо признаться, я могу достать ту штуку, которую они ищут.
– Какую штуку?
– Это не важно. Важно, что я знаю, где она.
– Если это правда, я смогу кое-что придумать для вас.
– Это поможет мне вернуться домой и попрощаться с матерью без того, чтобы меня замочили в дороге или уморили в тюрьме?
– Могу договориться о сделке с правосудием и защите, если она вам нужна. Может быть, вас даже поселят где-нибудь в Аризоне и вы начнете новую жизнь.
– В Аризоне?
– Там хорошо.
– Но жарко.
– Это сухая жара.
– Подлечу свой насморк.
– Это точно.
– Я по ней скучаю.
– По матери?
Он повернулся ко мне и странным образом переменился – стал маленьким ребенком. Огни набережной собрались в его глазах и потекли по щекам.
– А как вы думаете? Она же моя мать.
– Ладно.
– Она умирает. А я слишком стар, чтобы бегать от закона. Я устал. И к тому же изменился.
– Вы тоже?
– Я уже не тот бандит, каким был. Вы сможете это сделать? Сможете заключить сделку? Сможете вернуть меня домой?
Именно тогда я почувствовал всплеск эмоций, у меня задрожал подбородок, и я сделался беззащитным перед Чарли. Если в профессии адвоката есть что-то, в чем я преуспел, то это сопереживание клиентам. Пусть я получил залог, который согревает душу по ночам, пусть считаю часы, потраченные на клиентов, с дотошностью бухгалтера, но мною движут не деньги – по крайней мере в последнее время. Честно говоря, мой бизнес с финансовой точки зрения терпел крах, я зарабатывал бы больше, продавая галстуки в универмаге «Мэйси»: «Полиэстр – это современный шелк, и можете мне поверить, что этот красный цвет чудесно гармонирует с вашими глазами». Но мой источник энергии – это клиент, находящийся в отчаянном положении, а Чарли Калакос был именно таким клиентом. Живая мишень, человек в бегах, на которого охотятся по обе стороны закона, отчаянно стремящийся помириться с умирающей матерью, которая всю жизнь изводила его неуместной опекой. А теперь он просит меня привести его домой.
– Попробую, – сказал я.
– Хорошо, – ответил он, – попробуйте.
– Как мне с вами связаться?
– Если захотите поговорить со мной, сообщите матери. Она единственная, кому я могу доверить свой телефон.
– Ладно. Но мне нужно знать больше. Вы должны сказать, что ищет ФБР.
– У меня есть выбор?
– Нет, если хотите, чтобы у меня появилось средство давления на прокуратуру.
– Мы провернули одно дельце.
– Наверное, не дельце, а делище, если за вами охотится ФБР.
– Возможно, вы правы. У меня тогда была блондинка. Ее звали Эрма.
«Почти „сперма“», – подумал я и одобрил:
– Волнующее имя.
– Она была высокой и красивой. – На его щеках проступил румянец гордости. – И я ее трахал. Вот такой шалостью мы занимались.
Я пристально посмотрел на округлый силуэт, очерченный фонарями с набережной, и почувствовал, что начинаю злиться.
– Скажите откровенно, черт возьми, что вы украли.
– Вы когда-нибудь слышали о парне по имени Рембрандт? – спросил Чарли.
Глава 6
Фонд Рандольфа находится в пригороде, на улице, усаженной деревьями. Разумеется, вы уже предположили, что там расположены роскошные особняки с несколькими плавательными бассейнами и теннисным кортом, с чистокровным далматинцем, сторожащим парадный вход, и палисадником размером с футбольное поле. Вряд ли вам пришло в голову, что на ней стоит одна из лучших картинных галерей в мире. Но она расположилась именно здесь, в не соответствующем ее статусу месте. Отделанное гранитом здание предоставил ей магнат Уилфред Рандольф, сделавший состояние на недвижимости. В нескольких залах этого огромного здания висели самые прекрасные полотна, написанные человеческой рукой, – плоды маниакальной страсти к живописи, полная коллекция Уилфреда Рандольфа, за исключением двух шедевров, пропавших много лет назад.
Я постучал в высокие двери из красного дерева. Через несколько минут одна из створ приоткрылась, и в образовавшемся зазоре появилось лицо пожилого охранника с носом-картошкой.
– Сегодня посетителей не принимаем, – сказал он. – По вторникам галерея закрыта. Вход посетителям разрешен только каждый второй понедельник и каждую поочередную среду месяца.
– А по вторникам нет?
– По вторникам у нас занятия.
– А как насчет пятниц?
– Мы открыты только в Страстную пятницу.
– Хорошенькое расписание.
– Оно соответствует завещанию мистера Рандольфа.
– Хорошенькое завещание. Но я здесь не для экскурсии. У меня назначена встреча с мистером Спурлоком.
Охранник оглядел меня, прежде чем свериться с листком бумаги в руке.
– Вы Виктор Карл?
– Да.
– Почему сразу не сказали? Вас ждут.
Когда я вошел, он с наводящим уныние скрипом закрыл огромную дверь и запер ее. Потом провел меня по узкому вестибюлю в экспозиционный зал со скамьями посередине. Полотна на стенах заставили меня потерять дар речи. Ничего подобного я прежде не встречал.
– Главный администратор миссис Лекомт хочет лично проводить вас к мистеру Спурлоку. Она сейчас подойдет, – сказал охранник и удалился, оставив меня с широко открытыми от восхищения глазами.
Уилфред Рандольф разбогател старомодным способом – покупая заболоченную землю и спекулируя на человеческом тщеславии. «Рандольф истейтс» был самым элитным жилищным проектом во Флориде. Хотя на виллах никто, кроме москитов, жить не мог, очень многие купились на мечту и сделали Уилфреда Рандольфа весьма состоятельным человеком. Нажитый капитал он пустил на искусство. После Первой мировой войны его брокеры, как голодная саранча, опустошили целые районы экономически поникшей Европы. Так он обзавелся полотнами старых мастеров, проигнорировав дешевые шедевры как очевидные подделки, работами художников, не добившихся особой известности при жизни. Толстая сума и уйма советников уберегли его от ошибок. Но было и еще одно обстоятельство, благодаря которому его коллекция возвысилась над собраниями прочих нуворишей. Оказалось, что у Уилфреда Рандольфа так называемый золотой глаз. Те художники, чьи работы он брал за гроши, со временем получили признание как гении живописи двадцатого века. Это были Матисс и Ренуар, Пикассо, Дега и Моне.
– Изумительные вещи, не так ли? – произнес женский голос у меня за спиной.
– Это Серо? – спросил я, указав на огромную картину пуантилиста, поднятую над дверью на дальней стене.
– Вы знаток, мистер Карл.
– Как получилось, что я никогда не видел это полотно ни в одном альбоме по искусству?
Женщина фыркнула.
– Мы не разрешаем фотографировать наши экспонаты. Мистер Рандольф полагал, что единственная возможность насладиться искусством – увидеть его воочию.
Я повернулся к собеседнице. Это была высокая, стройная, хорошо одетая женщина лет семидесяти с элегантно уложенными седыми волосами. Когда-то она была очень привлекательной. К сожалению, правильные черты смуглого лица исказило время.
– Меня зовут миссис Лекомт, – представилась она. – Я провожу вас к мистеру Спурлоку.
– Будьте добры.
– Не могли бы вы прежде назвать причину своего визита?
– Простите, нет.
– Вы адвокат по уголовным делам, мистер Карл, не так ли?
– Вы делаете ударение на слове «уголовный», а не на слове «адвокат». Почему?
– Мне просто интересно, с какой стати адвокату по уголовным делам встречаться с мистером Спурлоком здесь, в Фонде. Это достаточно странно.
– Уверен, что не так уж странно. Но, как уже сказал, я не могу раскрыть причину визита. Видите ли, это касается профессиональной этики.
Ее глаза сузились.
– Я занимаю должность главного администратора более сорока лет. Меня назначил сам мистер Рандольф.
– Правда? Каким он был?
– Он был очень необычным человеком, знающим и преданным. Незадолго до смерти мистер Рандольф передал мне полномочия по всем вопросам, касающимся Фонда и его образовательной политики, и я сохраняю эти полномочия до сих пор. Уверена, что могла бы помочь вам.
– А мне казалось, что главным исполнительным директором фонда Рандольфа является мистер Спурлок.
– Да, он числится таковым. Но все дела Фонда веду я.
– Значит, придется разговаривать с фантомом. Он меня ждет? Не хочу опаздывать.
