Джеффри Дивер - Исчезнувший
О да, почтеннейшие зрители: то, что вы уже видели, и то, что вам еще предстоит увидеть, — все это абсолютно реально.
Реально, как пожирающий плоть огонь.
Реально, как веревка, впивающаяся в белоснежную шею юной девушки.
Реально, как стрелки часов, медленно движущиеся навстречу тому ужасу, который испытает наш следующий исполнитель.
* * *— Эй, привет!
Молодая женщина присела возле постели, на которой лежала ее мать. За окном, на аккуратно подстриженном газоне, стоял высокий дуб, ствол его обвивал плющ, всегда выглядевший по-разному. Сегодня анемичное растение ничуть не напоминало ни дракона, ни стаю птиц, ни солдата. Это обычное городское растение изо всех сил пыталось выжить.
— Ну как ты себя чувствуешь, королева-мать? — спросила Кара.
Это обращение появилось после одной из поездок, которые они обычно совершали всей семьей — на сей раз в Англию. Родителей Кара называла «ваше королевское величество» и «королева-мать», себя — «королевский отпрыск».
— Прекрасно, дорогая. А как у тебя дела?
— Лучше, чем у одних, но не так хорошо, как у других. Ну как, нравится? — Протянув руку, Кара показала свои коротко подстриженные ногти — черные, как клавиши рояля.
— Очень мило, дорогая. От розового цвета я уже немного устала. Сейчас он встречается везде и страшно примелькался.
Поднявшись, Кара поправила соскользнувшую вниз подушку, после чего снова села и сделала глоток из принесенного с собой большого термоса; кофе был единственным наркотиком, который она употребляла, зато очень часто и помногу. За утро это была уже третья чашка.
Ее короткие волосы сейчас были красновато-фиолетовыми; вообще за годы пребывания в Нью-Йорке она успела перекрасить их почти во все цвета радуги. Нынешнюю ее прическу некоторые называли стрижкой «под эльфа»; Каре такое название совсем не нравилось, и она предпочитала называть ее просто «удобной». Можно выйти из дома уже через несколько минут после душа — настоящее благо для тех, кто ложится не раньше трех ночи и не относится к числу ранних пташек.
Сегодня на ней были черные облегающие брюки и — хотя ее рост едва превышал пять футов — туфли без каблуков. Темно-фиолетовая блузка без рукавов позволяла разглядеть красивые тугие мышцы. Кара училась в колледже, где основное внимание уделялось не физической подготовке, а политике и искусству, однако, окончив его, вступила в гимнастический клуб «Голд Джим» и теперь постоянно сгоняла вес и бегала трусцой. Прожив восемь лет в богемном Гринвич-Виллидже и приближаясь к тридцати, Кара сохранила необычно белую кожу, без татуировок и наколок.
— Да, имей в виду, мама. Завтра у меня представление. Одно из тех, что устраивает мистер Бальзак.
— Да, я помню.
— Но на этот раз все будет иначе. Сейчас он разрешил мне выступить соло.
— Да что ты, милая!
— Чистая правда!
Мимо палаты по коридору проковылял мистер Гелдтер.
— Привет!
Кара рассеянно кивнула ему. Когда ее мать впервые приехала сюда, в Стьювсант-Мэнор, один из лучших в городе домов для престарелых, о ней с Гелдтером много шушукались.
— Они считают, что мы с ним живем, — шепотом сообщила она дочери.
— А разве нет? — спросила Кара, считая, что после пяти лет вдовства матери пора бы уже найти себе мужчину.
— Конечно, нет! — с искренним возмущением отрезала мать. — Как ты можешь предполагать такое! — Этот эпизод очень точно характеризовал ее: легкую непристойность она допускала, но, перейдя некоторую черту, человек становился Врагом с большой буквы — даже если он был ее собственной плотью и кровью.
Подавшись вперед, Кара продолжала рассказывать матери о своих планах на завтра. При этом она внимательно разглядывала ее. Для семидесяти пяти лет кожа матери была на редкость гладкой и розовой; в поседевших волосах все еще виднелись черные пряди. Штатная парикмахерша сегодня завила их и собрала в пучок.
— В любом случае, мам, кое-кто из моих подруг будет там; хорошо, если бы и ты приехала.
— Постараюсь.
Кара внезапно осознала, что кулаки ее плотно сжаты, тело напряжено, а дыхание участилось.
Постараюсь…
Кара закрыла глаза, наполнившиеся слезами. Черт побери!
Постараюсь…
Как это неправильно, со злостью подумала она. Раньше мать никогда не сказала бы: «Постараюсь». Это не в ее духе. Она могла бы или категорически заявить: «Все, дорогая, я буду там! В первом ряду», или холодно отрезать: «Нет, завтра не смогу. Тебе следовало предупредить меня пораньше».
«Постараюсь» — совсем не похоже на мать. Она или решительно за, или столь же решительно против.
Но не теперь — когда она вообще едва похожа на человека. В лучшем случае это ребенок, спящий с открытыми глазами.
На самом деле эта беседа происходила только в воображении молодой женщины. Правда, слова Кары были вполне реальны, а вот все, что якобы произнесла ее мать, начиная с «Прекрасно, дорогая. А как у тебя дела?» и кончая смутившим Кару «Постараюсь», молодая женщина выдумала.
Увы, сегодня ее мать вообще не произнесла ни слова. То же самое было вчера и позавчера. Она лежала в коме возле увитого плющом окна. Порой она приходила в себя, но несла полную чепуху, словно какие-то невидимые беспокойные мысли тревожили ее, понапрасну вороша память.
Иногда все же наступали моменты просветления, и хотя они длились недолго, отчаяние Кары проходило. Когда же молодая женщина уже была готова смириться с худшим — с тем, что ее мать ушла навсегда, — та вдруг возвращалась и становилась почти такой, как до кровоизлияния в мозг. И решимость Кары исчезала: так обманутая женщина прощает своего непутевого мужа, если тот проявляет малейшие признаки раскаяния. В такие минуты она убеждала себя, что мать выздоравливает.
Врачи, конечно, говорили, что надежды почти нет. Однако их не было рядом с Карой, когда несколько месяцев назад ее мать вдруг очнулась и сказала: «Привет, милая! Я съела те булочки, что ты вчера принесла. Ты положила побольше орехов — именно так, как я люблю. И черт с ними, с калориями. — Детская улыбка. — О, я так рада, что ты здесь. Я хотела рассказать тебе о том, что сделала вчера ночью миссис Брэндон с пультом дистанционного управления».
Кара изумленно заморгала. Она ведь действительно принесла вчера матери булочки с орехами. А сумасшедшая миссис Брэндон с пятого этажа действительно утащила пульт дистанционного управления и через окно посылала сигнал в холл четвертого этажа, целых полчаса хаотически переключая каналы, к ужасу всех обитателей дома престарелых, решивших, что взбунтовался полтергейст.
Нужны ли лучшие доказательства того, что ее энергичная мать все еще не исчезла и просто заключена в телесную оболочку, лежащую в палате номер 492, откуда может когда-нибудь выскользнуть?
Но уже на следующий день Кара обнаружила, что мать смотрит на нее с подозрением, спрашивая, кто она такая и что ей здесь нужно. Если мать беспокоится по поводу счета за свет на двадцать два доллара и пятнадцать центов, так Кара уже оплатила его и может предъявить квитанцию. Повторения сцены с булочками и пультом дистанционного управления Кара так и не дождалась.
Прикоснувшись к материнской руке, теплой, гладкой, по-детски розовой, Кара вновь испытала сложные чувства, посещавшие ее во время ежедневных визитов сюда: она то желала, чтобы мать наконец отмучилась и умерла, то надеялась, что больная вернется к полноценной жизни, а главное, хотела избежать этого ужасного выбора.
Кара взглянула на часы. Ну вот — как всегда, опоздала на работу. Мистер Бальзак будет недоволен. Допив кофе, она выбросила пластиковый стакан и вышла в коридор.
Крупная черная женщина в белой форменной одежде приветственно подняла руку.
— Кара! Давно ты здесь? — Ее лицо расплылось в улыбке.
— Минут двадцать.
— Я бы зашла навестить тебя, — сказала Джейнин. — Она в сознании?
— Нет. Когда я пришла, была без сознания.
— Очень жаль.
— Она говорила до этого? — спросила Кара.
— Совсем немного. Трудно было определить, с нами она или нет. Похоже на то, что… Какой сегодня прекрасный день! Мы с Софи собираемся чуть позже вывезти ее на прогулку во двор — если придет в сознание. Ей это нравится. После прогулки она всегда чувствует себя лучше.
— Мне пора на работу, — сказала сиделке Кара. — Кстати, у меня завтра выступление. В магазине. Помнишь, где это?
— Ну конечно! В какое время?
— В четыре. Приходи.
— Завтра утром я заканчиваю рано. Я приду. Потом выпьем еще этого, с персиками, как в прошлый раз.
— Ну вот и отлично. Да, и приведи с собой Пита.
— Не обижайся, но он увидит тебя в воскресенье только в том случае, если ты будешь выступать на футбольном поле в перерыве между таймами и если это твое выступление покажут по телевизору.
