Барри Мартин - Жестокость
Ли Кайл кивнула. Она не отрываясь смотрела на вошедших, будто опасалась хоть на мгновение отвести от лица Барвелла свой встревоженный и одновременно преисполненный надежды взгляд. — Могу я… могу я предложить вам кофе?
— Нет-нет, — большое вам спасибо. — Барвелл улыбнулся, глядя на заострившееся, бескровное, жалкое лицо.
— У нас дела в другом конце города, — сердито добавил Хоппер. — И так уже опаздываем.
— Именно так, — кивнул Барвелл и, опустив голову, с излишним вниманием принялся рассматривать собственные ногти. — Миссис Кайл, в последние дни жизни у Джорджа, Вика и меня возникли некоторые затруднения. Однако сейчас, когда с нами уже нет вашего супруга, мне представляется, нет ничего такого, что омрачило бы нашу память о добром старом друге.
Из кармана своего кашемирового реглана Барвелл извлек длинный конверт из коричневатой бумаги и положил его в подрагивающую ладонь Ли Кайл.
— Мистеру Хопперу и мне очень хотелось, чтобы его вдова не испытывала лишних страданий от его преждевременной кончины. — Барвелл погладил худенькое плечо. — Как и договаривались, — добавил он.
Ли Кайл прижала конверт к костлявой груди и опустилась на стул; с ее губ сорвался едва слышный стон.
— Ну что ж, нам пора идти, — проговорил, направляясь к выходу, Барвелл. Хоппер двинулся следом. В его тяжелой походке и широченных прямоугольных плечах было что-то от каменного изваяния. Уже стоя в прихожей, он неожиданно обернулся.
— Миссис Кайл?
Женщина подняла глаза. — Да?
Его лицо исказила жестокая ухмылка. — Скажите, а в тот вечер — после нашего ухода — это действительно было самоубийство? — Он слегка качнул головой. — Вы ему часом немного не помогли?..
Лицо женщины словно само превратилось в отчаянный крик, как тогда, при первой их встрече, она почти дотронулась щекой до лежавших на коленях ладоней. Барвелл схватил здоровяка за руку и резко развернул. Затем уперся обоими кулаками в грудь, подталкивая к двери.
— Заткнись! Возвращайся в машину!
Ему пришлось потратить не менее четверти часа, чтобы успокоить ее. Когда рыдания наконец смолкли и она принялась снова и снова пересказывать ему, какой прекрасный это был человек, он понял, что ее уже можно оставить одну. Женщина проводила его до дверей.
— Все было в точности так, как об этом писали в газетах, мистер Барвелл, — проговорила она. — Если бы я не спала, тогда я смогла бы остановить его!.. Уж лучше бы мне видеть его в тюрьме, чем мертвым!
Барвелл аккуратно водрузил шляпу, прикрыв свою роскошную шевелюру. Потом, уже стоя на крыльце, он повернулся к ней и сказал:
— Лучше бы вам забыть про все это, миссис Кайл. И постарайтесь простить Хоппера. Он всегда был грубым, невежественным человеком.
Затем снова повернулся и медленно побрел к машине.
— Клянусь вам, что это правда, — послышалось ему вслед. — Я готова поклясться на могиле собственной матери.
ШИРЛИ ДЖЕКСОН
Ведьма
В вагоне было почти пусто, и потому в распоряжении маленького мальчика была целая полка. Его мать сидела напротив, рядом с его сестренкой, совсем малышкой, державшей в одной руке сухарик, а в другой погремушку. Чтобы ребенок сидел прямо, его привязали к полке помочами, и потому всякий раз, когда девочка начинала заваливаться набок, лямки удерживали ее в полунаклоненном положении. Тогда мать поворачивалась к ней и снова сажала ее прямо. Мальчик тем временем смотрел в окно и жевал пирожок, а мать читала книгу и изредка, не отрываясь от нее, отвечала на его вопросы.
— Через реку едем, — сказал мальчик. — Это река, а мы по ней едем.
— Прекрасно, — сказала мать.
— Мы на мосту над рекой. — Это он уже обращался к самому себе.
Ехавшие в этом же вагоне немногочисленные пассажиры сидели преимущественно в противоположном конце. Если кто-либо из них проходил по коридору мимо их купе, мальчик поднимал голову и говорил: «Привет». Кто-то отвечал ему: «Привет», кто-то спрашивал, нравится ли ему ехать на поезде, а кто-то добавлял еще, что он такой хороший большой мальчик. Подобные замечания почему-то вызывали у ребенка раздражение, и он всякий раз, слыша их, снова отворачивался к окну.
— А вон корова, — говорил он или, вздохнув, спрашивал: — Долго нам еще ехать?
— Уже недолго осталось, — всякий раз отвечала мать.
В какое-то мгновение малышка, которая в общем — то сидела довольно спокойно и казалась поглощенной своей погремушкой и сухариком, завалилась слишком сильно на бок и ударилась головой. Раздался плач, и мать, отложив книгу, бросилась успокаивать дочурку. Мальчик соскользнул со своей полки и, подбежав к сестренке, принялся гладить ее ножки, уговаривая не плакать; девчурка столь же неожиданно рассмеялась и снова принялась сосать, правда, уже новый сухарик. А мальчик, получив от матери леденец на палочке, опять уткнулся в окно.
— А я видел ведьму, — через минуту сказал он матери. — Это была большая, старая, страшная, старая, плохая, старая ведьма — там, снаружи.
— Прекрасно, — откликнулась мать.
— Большая, старая, страшная ведьма, и я сказал ей, чтобы она уходила, и она ушла, — продолжал мальчик вести с самим собой негромкий разговор. — Она пришла и сказала: «Сейчас я тебя съем», а я ответил: «Не съешь» а потом прогнал ее — плохую, старую, злую ведьму.
Он замолчал, потому что в этот момент дверь в вагон открылась и вошел мужчина. У него было приятное лицо, красивые седые волосы, а синий костюм после долгой дороги почти не помялся. В руке он держал сигару, и когда мальчик сказал ему: «Привет», мужчина помахал сигарой и ответил:
— Приветствую, сынок.
Он остановился как раз напротив входа в их купе и, чуть наклонившись, принялся разглядывать мальчика, который в свою очередь вытянул шею и уставился на незнакомца.
— И что же ты высматриваешь в этом окне? — спросил мужчина.
— Там ведьмы, — тут же ответил мальчуган. — Плохие, старые, злобные ведьмы.
— Понятно, — кивнул мужчина. — И много их там?
— Мой папа тоже курит сигары, — сказал мальчик.
— Все мужчины курят сигары, — ответил незнакомец. — Когда-нибудь и ты будешь их курить.
— А я уже мужчина, — заявил мальчуган.
— И сколько же тебе лет?
Услышав извечный вопрос, мальчик с минуту подозрительно разглядывал незнакомца, после чего заявил:
— Двадцать шесть. Восемьсот и сорок восемьдесят.
Мать оторвала взгляд от книги. — Четыре, — сказала она, с нежностью посмотрев на сына.
— Неужели? — вежливо спросил мужчина, обращаясь к мальчику. — Значит, двадцать шесть. — Он кивнул сидевшей напротив женщине. — А это твоя мама?
Мальчик перевел взгляд на мать, после чего кивнул: — Она самая.
— И как же тебя зовут?
Глаза мальчика подозрительно заблестели.
— Мистер Иисус, — ответил он.
— Джонни, — снова проговорила женщина. Перехватив взгляд сына, она деланно нахмурилась.
— А вон моя сестра, — указал мальчик пальцем. — Ей двенадцать с половиной.
— Ты любишь свою сестренку? — спросил мужчина.
Мальчик уставился на него, а мужчина сделал шаг вперед и сел рядом с ним.
— Слушай, — проговорил седой, — а хочешь, я расскажу тебе про свою маленькую сестренку?
Мать, которая было встревоженно посмотрела на незнакомца, когда он уселся рядом с ее сыном, снова умиротворенно уткнулась в книгу.
— Расскажите мне про свою сестренку, — сказал мальчик. — Она что, ведьмой была?
— Возможно, — ответил мужчина.
Мальчик возбужденно рассмеялся, а мужчина откинулся на спинку сиденья и пыхнул сигарой.
— Так вот, — начал он, — у меня тоже была маленькая сестренка, вот как у тебя.
Мальчик смотрел на него и кивал в такт каждому слову.
— Моя сестренка, — продолжал мужчина, — была такая миленькая и хорошенькая, что я любил ее больше всего на свете. А сказать тебе, что я сделал?
Мальчик энергично закивал головой; женщина тоже оторвалась от книги и, улыбнувшись, стала слушать.
— Я купил ей лошадку — качалку, куклу и миллион леденцов на палочке, а потом посадил ее себе на колени, одной рукой обхватил за шею, а другой принялся щипать — щипал, щипал, пока она наконец не умерла.
Мальчик сидел, затаив дыхание, а женщина зачем-то обернулась и глянула себе за спину. Улыбка с ее лица сошла. Пока мужчина говорил, ее рот то открывался, то снова закрывался.
— А потом взял нож и отрезал ей голову, после чего взял эту голову…
— Вы ее на части разрезали? — едва вымолвил мальчик.
— Я отрезал ей голову, потом руки, ноги, а потом еще волосы и нос, — сказал мужчина. — И еще ударил ее палкой и вообще убил.
— Погодите-ка, — начала было женщина, но в этот момент младенец снова завалился набок, а когда она его поправила, мужчина уже продолжал свой рассказ.
