Мэг Гардинер - Каньон убийств
— В чем дело? — удивилась я.
Харли слегка покраснела.
— Пришло время дать пинка свадебной вечеринке.
Официант поставил на столик бутылку. Я взглянула на наклейку и ахнула:
— Шутить изволишь?
— Тебе хотелось чего-нибудь более выдающегося?
— Нет. «Дом Периньон» вполне годится.
Официант открыл бутылку и наполнил бокалы.
Хотя мы с Харли и дружили, подобные расходы все равно были неуместны. Впрочем, Харли отличалась импульсивностью, и ей нравились прекрасные вещи.
Она подняла бокал:
— За настоящую любовь.
— Будем здоровы!
Последний раз шампанское я пила на свадьбе своего кузена в Оклахома-Сити. По-моему, тогда на этикетке была изображена нефтяная вышка. Но это!
Это было не шампанское, а что-то божественное. Я должна была упиться им, затем вдребезги разбить бутылку о свою голову, чтобы у меня наступила амнезия, ибо иначе «Дом Периньон» станет единственным напитком, который я смогу употреблять, что приведет меня в итоге к полному разорению.
— Бог мой! — только и сказала я.
Харли снова подняла бокал:
— А теперь за нетрадиционные любовные отношения!
Я задержала вино во рту, соображая, что ей ответить.
— Если ты имеешь в виду разницу в возрасте, то, полагаю, это не имеет большого значения.
— Согласна! За молодых и разных! — Она вновь наполнила бокалы.
— И много их у тебя? — полюбопытствовала я.
Харли подняла бокал и остановилась.
— Подожди-ка, мы что, говорим о моей половой жизни?
— Да. Как у тебя на личном фронте?
— Статус-кво. Детские какашки. — Она выпила шампанское. — Я получаю от Кази все, что мне нужно. Это… Как это называет Джесси?
— ТФЖ. Трахнутые факты жизни.
— Теперь ты меня понимаешь, сестренка.
Я не знала, что Кази — любовница Харли. Я знала лишь то, что Харли сама мне рассказывала: она участвовала в турнире по женскому теннису и боялась, что вернется домой лесбиянкой. Судя по огоньку в глазах Харли, так оно и случилось.
— Поговорим насчет ТФЖ. Как твой мальчик, занимающийся Брэндом?
— Он целеустремлен. И далеко не мальчик, Харли.
Огонек в ее глазах погас.
— Извини, ты права. Ему двадцать семь, и он старше, чем большинство пятидесятилетних мужчин. Виновата. Я воспринимаю всех своих студентов, изучавших у меня право в сфере предпринимательства, как мальчиков даже по прошествии многих лет.
Харли иногда вела занятия с аспирантами в Калифорнийском университете. Джесси посещал эти занятия, и, как я поняла, Кази — тоже.
Харли в очередной раз наполнила бокалы, когда открылась дверь и появился Кенни Руденски. Только его нам не хватало! Кенни задержался в дверях, позволяя всем посетителям бара насладиться его видом. На нем была куртка мотоциклиста, брюки цвета хаки и тяжелые ботинки. Ансамбль был взят прямо из «Великого побега». Под мышкой Кенни держал мотоциклетный шлем. Улыбнувшись, он направился к нашему столику.
— Харли, Гиджет, — поклонился он нам.
Затем он повернул стул спинкой к столу и сел на него верхом. Шлем он положил на столик с таким видом, словно это был военный трофей.
— Я должен извиниться перед вами, — заговорил он, наклонившись ко мне. — Я не знал, что у вас с Джесси Блэкберном роман. Простите, если я поставил вас в неудобное положение.
Я посмотрела на Харли. Неужели это она устроила спектакль?
Харли старательно изучала бокал.
— Вам следует извиниться перед Джесси. При чем здесь я?
— Верность. Мне это нравится. — Кенни надавил большим пальцем на то место, где в древесине столика был когда-то сучок. — Как бы там ни было, мне вовсе не хотелось заводиться.
— Все в порядке.
Большой палец Кенни продолжал тереть столик. Я уставилась на мотоциклетный шлем. Кенни перехватил мой взгляд.
— Старая любовь. Гонял на мотоциклах во дни беззаботной юности. А вам нравятся мотоциклы? — Он кивнул в сторону окна. — Мой стоит у дороги. Хотите прокатиться со мной? Я вполне безобиден, никаких наездов на велосипедистов, обещаю.
Я посмотрела ему прямо в глаза: неужели он и в самом деле только что сказал это?
— Я провожу социологический опрос. Как вы думаете, почему Франклин Брэнд вернулся? — спросила я.
— Чтобы восстановить свое доброе имя. Так как вы насчет того, чтобы проехать разок вокруг бара?
— Вы продолжаете утверждать, что Брэнд не совершал наезда? Кого же вы считаете виновным? МОССАД?
Харли подняла глаза:
— Не отвечай ей, Кенни.
— Почему это?
— Да, — сказала я, — почему бы ему не ответить?
— Эван — журналистка, пишущая на темы права. И с твоим отцом она познакомилась, когда брала у него интервью для журнальной статьи, — пояснила Харли.
— Но она не интервьюирует меня. Мы просто пустозвоним.
Она поставила бокал на столик.
— Любые общения с прессой должны быть официально оформлены, то есть через фирму. Я говорю вполне серьезно.
— Тебе нравится предотвращать вопиющие промахи. Верно, Харли? — улыбнулся Кенни.
У Харли порозовели щеки.
— Оставь свои шутки для раздевалки. Будь так любезен.
Улыбка у Кенни стала шире.
— Ну ладно. Все в порядке. Не следует надевать суспензорий, готовясь танцевать твист.
Я смотрела на него в недоумении. Эти колкости относятся к сексуальной ориентации Харли или к практике юрисконсульта? Или он хотел произвести на меня впечатление? А может быть, это было неким воображаемым инстинктивным движением, своего рода эквивалентом попытки Кенни схватиться за свои гениталии, чтобы убедиться, что они на месте?
Кенни встал со стула.
— Коли она журналистка, то у Блэкберна существует ничем не ограниченная возможность обнародовать свою версию происшествия. Возможно, это помогло бы мне сравнять счет. — Он подмигнул мне. — Приглашаю на прогулку в последний раз.
— Спасибо, нет.
— Вы многое потеряли, Гиджет.
Он подхватил шлем и удалился.
Настроение у меня испортилось.
— Харли, что все это значит? Это ты организовала нашу встречу?
Она вздохнула:
— Я хотела снять напряженность между вами, понизить тональность риторики.
— Риторики? — возмутилась я. — Это были инсинуации и грубые выпады!
— Ничего страшного. Ты, наверное, не заметила: в жизни все меняется каждые десять секунд. Именно поэтому адвокаты так прилично зарабатывают. — Она протянула мне бокал. — Плесни-ка еще шампанского.
Покинув «Парадайз», я отправилась к Джесси домой. Песчаниковые горы на солнце отливали золотом, а небо темнело на глазах от кучевых облаков. Скоро должна была начаться гроза.
Джесси жил на берегу. Подъездная дорожка к дому петляла между монтеррейских сосен. В доме из некрашеного дерева были высокие потолки, окна выходили на море.
У Джесси я обнаружила Адама Сандоваля. Друзья сидели на веранде. Они были одеты в костюмы для занятий серфингом.
Пляж омывали серебристые волны.
Я тихо подошла к Джесси сзади и обняла за шею. Он повернул голову, и я поцеловала его в губы.
— Адам купил новое снаряжение, — сказал Джесси и кивнул на маску, ласты и ружье для подводной охоты, лежащие на столе. Плавание у Кауаи производит глубокое впечатление. У тебя еще есть время, чтобы получить сертификат аквалангиста и составить нам компанию.
Я снова поцеловала его.
— Честно говорю, тебе понравится.
— Нет. Это тебе оно нравится. И главное — я не собираюсь провести свой медовый месяц в ластах.
— Но ласты больше всего меня возбуждают.
— Вы как дети, — сказал Адам, вставая.
— Пароксизм порнографии в моем компьютере, по мнению Адама, — это результат работы «червяка».
— Какое приятное занятие, правда? — съязвил Адам.
— Объясните мне, что такое «червяк», — попросила я.
— Это машинная программа, составленная со злым умыслом. Она способна тиражироваться и бесконтрольно распространяться по сети. Она может уничтожать файлы или направлять документы на жесткий накопитель по случайным адресам, которые сама же и генерирует.
— Таким образом, у компьютера Джесси просто оказался неудачный адрес?
Адам нашел на столе распятие и надел на шею.
— Возможно.
— Тогда будем надеяться, что этим все и кончится.
— Да, — вступил в разговор Джесси, — если не считать того, что наш специалист по информационной безопасности так и не смог отыскать признаков существования «червяка» в моей машине.
Волны с тихим шорохом бежали к нам по песку.
Адам взял в руки конверт с фотографиями:
— Вот, посмотри, что я нашел. Это фотографии, которые сделал Исаак и которых я раньше не видел.
Я открыла конверт. Девушка в бикини, сослуживцы… Ничем не примечательные снимки, полные светлой радости. И сделаны были непосредственно перед тем, как свет для Исаака померк навсегда.
