Бренда Новак - Убежище
— Не слушай его, — сказала Хоуп сестре. — Я не рисовала сказочной страны. И единственный ненормальный, которого я знаю, — это Эрвин. Давай выбираться отсюда.
Она потащила сестру за руку, желая уехать как можно скорее, пока Эрвин не попытался остановить их силой. Но Фейт запротестовала:
— А вдруг он прав, Хоуп? Вдруг я на самом деле не смогу приспособиться? Ты же не можешь заботиться о нас с малышом вечно.
— Ты прекрасно приспособишься, — откликнулась Хоуп. — А когда малыш подрастет, ты получишь образование и научишься обеспечивать и себя, и его. Тут не о чем волноваться. Я буду заботиться о тебе столько, сколько будет нужно. Вот увидишь. Давай же, поехали.
Но Фейт все еще колебалась.
— У меня к тебе столько вопросов, а я уже чувствую себя совершенно растерянной…
— А ты подумала о своей бедной матери? — спросил Эрвин. Его глаза блестели в темноте, как бутылочное стекло. — Хочешь разбить ей сердце? Ты же видела, что сделала с ней Хоуп, и теперь собираешься сделать то же самое?
— Я не хочу никому причинять боль, — сказала Фейт. Хоуп бросила на Эрвина взгляд, полный отвращения.
— Хватит притворяться. Ты не о нашей матери волнуешься. Ты волнуешься о себе.
— Да неужели? — парировал тот. Его блестящие глаза пронизывали Хоуп до костей и вызывали еще больше омерзения, чем в детстве. — У меня есть еще одиннадцать жен. Мне не нужна восемнадцатилетка, которая понятия не имеет, как доставить удовольствие мужчине. Она такая холодная, что мне приходилось практически силой раздвигать ей ноги.
Фейт судорожно вздохнула, а Хоуп подняла руку в защищающем жесте.
— Тогда дай ей уйти, Эрвин, — сказала она. — Она тебя не любит. И никогда не любила.
— И дать тебе то, что ты хочешь? После того, как ты так со мной обошлась? Да скорее ад замерзнет!
Хоуп не верила своим ушам. Ее предположение верно, дело было не в Фейт; он не испытывал к ней желания, не нуждался в ней и явно не хотел иметь ее своей женой. Все дело было в прошлом.
— Видишь, Фейт? Он просто хочет мне отомстить. Нам пора ехать.
— Фейт, ты пойдешь со мной, — властно сказал Эрвин. — И немедленно, а то я позову других братьев и пожалуюсь на тебя.
Хоуп хотелось стереть с лица Эрвина его самодовольство. Он, очевидно, считает, что выиграл схватку. Она боялась того же. Но что она может сделать? Фейт совершеннолетняя, и она беременна. Она должна сама принимать решение.
— Мы идем домой, — с нажимом сказал Эрвин. Фейт посмотрела на парковку, где стояла машина Хоуп.
— Я живу в одном доме с двумя другими женами, — наконец сказала она. — И ты им нравишься не больше, чем мне. У меня нет дома. — Выпрямив спину и высоко подняв голову, она повернулась и зашагала к «импале».
Хоуп испытала прилив чистого адреналина и заторопилась за ней. Фейт все-таки сумела пройти до конца. Она оставила позади Эрвина, Супериор и Предвечную апостольскую церковь!
— Вы станешь парией! — крикнул ей вслед Эрвин.
— Не слушай его, — сказала Хоуп.
— Я не позволю тебе вернуться, если ты уедешь! — заорал Эрвин. — Ты только что навсегда попрощалась со своими друзьями и родными, не говоря уже о своем спасении. Ты будешь гнить в аду вместе с Хоуп!
Хоуп уже открыла рот, чтобы сообщить ему, что он тоже будет истекать потом, там, с ними, но Фейт повернулась и ответила сама.
— Я лучше пойду в ад с Хоуп, чем проведу с тобой еще хотя бы одну ночь, — заявила она и села в машину.
Ошеломленная Хоуп вскарабкалась на соседнее сиденье, завела двигатель и стала выруливать с парковки.
Они молча ехали в южном направлении. Больше часа единственным слышимым звуком оставался скрип шин по асфальту. В конце концов Хоуп не выдержала и включила радио, надеясь, что музыка смягчит бушующие в ней эмоции и поможет ей восстановить душевное равновесие. Но, увидев, какой взгляд бросила сестра на радио, она быстро выключила его. Хоуп не хотелось, чтобы Фейт, едва выйдя за пределы защищенности общины, почувствовала себя шокированной. В Супериоре конечно же были и обычные радиостанции, но Предвечная апостольская церковь настаивала, что ее прихожане не должны слушать «бесовскую музыку», — и Хоуп предположила, что Фейт соблюдала это правило.
— Можешь послушать, если тебе хочется, — вежливо сказала Фейт, когда музыка стихла.
В голосе сестры ничто не выдавало ее эмоций, и Хоуп встревожилась. «Лучше бы она поплакала», — подумала она. Но после побега из Супериора Хоуп сама смогла заплакать только через год. И глаза Фейт были сухими. Возможно, это было семейной чертой.
— Да нет, все нормально, — сказала Хоуп. — Я просто не подумала.
На мгновение их осветили фары встречной машины. Мимо пронесся грузовик, и они снова оказались на дороге одни. С того момента, как они выехали с парковки, Хоуп нервно поглядывала в зеркало заднего вида. Просто на всякий случай. Она не желала, чтобы Эрвин или еще кто-то проследил за ней. Она потратила слишком много времени на обустраивание безопасного места, чтобы сейчас поставить его под удар.
— С тобой все в порядке? — спросила она, с тревогой посмотрев на сестру.
Фейт так и не поменяла положения с тех пор, как они тронулись с парковки, — колени вместе, спина прямая, руки чинно сложены на животе.
— Думаю, да.
В машине становилось чересчур жарко, и Хоуп сдвинула переключатель кондиционера. А потом заставила себя задать сестре вопрос, без ответа на который они не могли двигаться дальше:
— Ты не передумала, Фейт? Не хочешь, чтобы я отвезла тебя обратно?
Та не мигая смотрела в окно, и Хоуп предположила, что она смотрит на прерывистую желтую линию посреди дорожного полотна, которое проносилось под колесами машины. Каждый отрезок дорожной разметки уносил ее все дальше от родного дома. От всего, что она знала и во что верила, и даже от того, что она верила, что когда-нибудь сделает.
Наконец Фейт шевельнулась и уселась поудобнее на сиденье.
— Нет, — ответила она.
Хоуп облегченно вздохнула. «Не волнуйся. С каждым днем, с каждой неделей будет становиться легче, — хотелось сказать ей. — Я тоже через это прошла». Но сейчас было неподходящее время обсуждать будущее. Лучше завтра с утра. Сестра наверняка очень устала. И если чувствует то же, что чувствовала Хоуп, когда сбежала, то она в таких растрепанных чувствах, что вообще мало что понимает.
Через несколько миль Фейт стало клонить в сон. Когда ее дыхание стало ровным, Хоуп тоже немного расслабилась. Положение, в котором оказалась Фейт, сильно напоминало то, в котором она сама оказалась одиннадцать лет назад. Но Хоуп дала обещание себе, что история ее сестры кончится по-другому. Фейт не придется отдавать своего ребенка. Ей не придется испытать боль, которую Хоуп чувствовала всякий раз, когда думала о малыше, которому дала жизнь, но которого ни разу не держала на руках. Ей не придется думать, правильное ли решение она приняла, отказавшись от ребенка, которого любила всем сердцем.
Фейт, правда, придется лгать об отце своего ребенка.
На ум Хоуп тут же пришли слова, брошенные Эрвином в парке. Она поежилась.
«Думаешь, кто-то, кроме меня, воспылает желанием к женщине, которая носит ребенка собственного дяди?.. Тебя будут считать ненормальной… От тебя и твоего ребенка будут шарахаться…»
Вот подонок. Это из-за него она перестала быть нормальной. Хоуп не сомневалась, что, пока Фейт пересиливала отвращение и подчинялась ему, считая, что не может противиться закону Божьему, Эрвин наслаждался этим извращением, с одобрения церкви занимаясь сексом с собственной племянницей.
Справа показалось шоссе номер 14. Хоуп свернула на него, потом выехала на федеральную трассу номер 15 и по ней направилась к городку Сент-Джордж. Она снова ехала с превышением скорости, но была слишком поглощена своими мыслями, чтобы обратить на это внимание. Конечно, ни для ребенка, ни для самой Фейт в ее родственных узах с Эрвином не было ничего хорошего. Но у всех есть секреты. Хоуп удалось утаить свое прошлое почти ото всех. Если не считать тех, кто ее знал в «Доме рождений», — Лидии Кейн, Паркера Рейнольдса и других служащих.
Кого волнует еще один скелет, если в шкафу их уже штабеля?
Часа через полтора бушующий в Хоуп адреналин стал уходить, и глаза у нее защипало от усталости. Когда она наконец свернула на свою тихую улочку с маленькими кирпичными домами, ей до смерти хотелось залезть в постель и хотя бы на несколько часов забыться глубоким сном. И уже потом попытаться помочь сестре посмотреть в лицо своему будущему. Хоуп обычно сторонилась других ради повышения своей работоспособности — и до определенной степени была хамелеоном. Она подстраивалась. Она плыла по течению. Она скрывала ту часть себя, которая испытывала боль. Но помощь Фейт означала, что ей придется вступать в эмоциональные связи, и это пугало ее больше, чем все остальное. Что, если Фейт не сможет преодолеть вбитые в нее учения святых братьев? Что, если она сдастся и вернется в общину? Что, если Фейт цепляется за прошлое так сильно, что и самой Хоуп придется посмотреть ему в лицо?
