Стэл Павлоу - Код Атлантиды
Скотт добродушно улыбнулся. Веселье продолжалось.
– Рукописи из Наг-Хаммади интересны еще и потому, что написаны на коптском – это поздняя форма египетского языка, с алфавитом, происходящим из греческого. Иешуа и его современники разговаривали на арамейском. Может показаться странным, что люди, использовавшие в повседневной жизни арамейский, сделали записи на греческом, верно? Но ничего странного здесь нет. В нынешней Бельгии, например, пишут не на голландском или фламандском, а на немецком либо французском, зачастую даже на английском.
Ни одно из Евангелий не написано на арамейском, однако авторы определенно на нем говорили, – в текстах ясно просматриваются структуры арамейского языка. Помните историю о немецкой грамматике?
Скотт нажал на одну из кнопок проектора, и на экране появилось изображение другого слайда – древняя рукопись, покрытая аккуратными рядами коричневых букв.
– Это, – сказал он, – первая страница потерянного Евангелия. Выглядит завораживающе, правда?
О Евангелии Q, или Quelle[6], тщательным изучением которого в середине восьмидесятых занимался Джон Клоппенборг, спорили долгие годы. Клоппенборг верил в существование письменного источника, созданного самим Христом, – более раннего, чем остальные Евангелия. Большинство исследователей сошлись во мнении, что Евангелие Q, сформировавшее нашу культуру, – словесное отображение истории. Предполагают, что оно написано на арамейском.
– Эта же страница, – он указал на экран, – служит убедительным опровержением «гипотезы Q». Научное исследование доказало, что козья шкура, на которой сделана надпись, очень древняя. Получается, свои идеи Христос позаимствовал из культа Митры. Книга появилась на свет за четыре-пять столетий до рождения какого-то там Иисуса Христа. В Новом Завете аккуратно используются ее образы и символизм, почти слово в слово. Этот текст не митраистический, но и не христианский. Он – смесь того и другого. Связующее звено. А написан на арамейском.
Скотт улыбнулся, несколько самодовольно. Лекцию он закончил вопросом:
– Кто-нибудь из вас все еще хочет быть христианином?
Спустя некоторое время Скотт уже сидел в деревянной исповедальне. Чистой, светлой, где дышалось легко и свободно, не то что в пропитанных мраком и ощущением безысходности конфессионалах Старой Европы. Практически не пытаясь скрыть мальчишечье ликование, он провозгласил:
– Прокляни меня, Фергюс, я согрешил.
За решеткой раздался жуткий скрип открывающейся двери.
– Ну-ну. Прекрати болтать глупости.
Послышался вздох, за ним – приглушенное похлопывание. На миг похлопывание прекратилось, потом зазвучало вновь. Скотт подался вперед и сквозь решетку взглянул на расположившегося за ней священника. Тот, подняв глаза к потолку, шарил по карманам сутаны в поисках «Зиппо». Доставая сигарету, он что-то бормотал себе под нос, – просил у небес прощения?
– Чем это ты занимаешься? – спросил Скотт.
В воздух выплыло первое облако дыма. Сигарета определенно была дорогая. Почти наверняка европейской торговой марки.
– Успокаиваю нервы. Не могу поверить, что тебе удалосьтаки потревожить это осиное гнездо, дружище. – Священник хотел выплюнуть табачную крошку, но та точно приклеилась к кончику его языка. Он провел рукой по сутане. – Полная неразбериха. Бог знает что!
Они посмотрели друг на друга.
– Пойдем, поедим, – сказал Скотт.
Они шли прогулочным шагом по аккуратно подстриженной траве в центре Гроува, направляясь к зданию Объединенного студенческого совета, где располагались лучшие кафетерии и царило оживление.
Гроувом назывался великолепный парк в самом сердце университетского городка. На дворе стоял март, но было по-летнему тепло. Яркие солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви деревьев, раскрашивали землю светотеневыми узорами. Большинство студентов уже носили футболки и шорты. Фергюс, облаченный в одежды священника, казалось, смотрел на все вокруг с невозмутимостью добропорядочного джентльмена-католика. По большому счету так оно и было.
Однако Скотт знал его слишком хорошо, в конце концов они вместе выросли. Скотт помнил, какого числа и в котором часу Фергюса в свое время лишили девственности, мог назвать, не задумываясь, даже телефон той девицы. Прошло пятнадцать лет, а Скотту до сих пор не верилось, что его лучший друг стал духовником.
– Ты женатый человек, Ричард. Довольно усложнять себе жизнь.
– Разведенный, – проворчал Скотт, неторопливо приминая траву под ногами и засовывая руки в карманы штанов цвета хаки. – Что с нами стало, Фергюс?
– Со мной и тобой? Или с тобой и Джессикой?
Услышав имя бывшей жены, Скотт вздрогнул. Искусством священника его друг и в самом деле овладел превосходно. Фергюс специально прилетел из Ватикана на лекцию, а завтра утром уже отправлялся в обратный путь, но Скотта не покидало ощущение, что их дружба не имеет ни малейшего отношения к решению Фергюса явиться сюда.
Фергюс достал вторую сигарету и почесал затылок.
– Послушай, Ричи, твоя лекция правда интересная, но неужели ты и впрямь задумал доказать, что католическая церковь шестьдесят лет пытается утаить от народа правду о Кумранских свитках?
– И не только о них.
– Смех. Мы не в состоянии контролировать полностью даже духовенство, кто же из нас, по-твоему, настолько надежен, что согласился по доброй воле сесть на бомбу замедленного действия? Правительству Ирландии в тысяча девятьсот девяносто четвертом году пришлось ой как несладко, когда выяснилось, что кое-кто из их священников – педофилы. Я прекрасно знаю, что церковники – не святые. – Он выдержал паузу и добавил: – Впрочем, да, тайное соглашение заключено… чисто академическое! Признаю, это возмутительно. Кучка напыщенных старых ослов не желает представлять документы на рассмотрение публики, пока не будут сделаны соответствующие переводы. Но то, с чем ты сегодня выступил… Скажу честно, я сильно сомневаюсь, что это может нанести по церкви сокрушительный удар. Знаешь, как люди реагируют на любое новое учение? Не обращают на него внимания. Так было с теорией о появлении Иисуса в Британии, где он якобы основал школу, или о его женитьбе на Марии Магдалине и поездке во Францию..
– Вот эту я нахожу весьма занятной.
– Есть еще одна бестолковая история – о том, как Иисуса обучали мистическому искусству египетской магии. Люди верят лишь в то, во что хотят верить. Иисус Христос, наш Господь, для них существует. И для меня. Ричи, ты отказался от блестящей карьеры ради сущей ерунды!
– Не уходи от темы.
– Церковь определенно играет для тебя немаловажную роль, в противном случае ты не тратил бы на все это так много времени.
Они ступили на лужайку. Сжатые в кулаки руки Скотт до сих пор держал глубоко в карманах. С краем его галстука играл ветерок, и тот легонько бился о идеально чистую светло-голубую рубашку. Скотт натянуто улыбнулся.
– Религия, Фергюс, все равно что болезнь человеческого мозга. Бешенство. Тебя избивают, и вот из твоего рта течет пена, здравый смысл летит ко всем чертям. Ты вопишь, а потом в своем безумии кусаешь кого-то третьего, и сумасшествие распространяется, не считаясь с возрастом и государственными границами. СПИД ему и в подметки не годится. Эта гадость поражает миллионы людей.
Фергюс лишь сделал глубокую затяжку.
Скотт сказал:
– Ты что-нибудь слышал о секте Симона Кимбангу? – Священник покачал головой. – Он жил на западном побережье Африки. Был борцом за лучшую жизнь, верил в демократию. Правительство объявило Кимбангу революционером и арестовало, но его последователи, считая, что он вознесся на небеса, воздвигли в его честь церковь. И стали молиться ему о спасении. Каких только идиотских штук они ни выкидывали, а навестить расположенную в двадцати минутах ходьбы местную тюрьму, где в конце концов Кимбангу умер от голода, не догадались. Что самое невероятное, церковь существует по сей день! Только подумай! Вот что такое религия.
Фергюс метнул в него сердитый взгляд.
– Религия, – поправил он, – самый доступный нам способ узнать об истоках. Понять, откуда мы появились как общность. И для чего.
– Для чего здесь появился ты?
Вопрос был язвительным и беспощадным. Настроение Фергюса резко изменилось.
– Я приехал, чтобы разъяснить тебе единственную вещь: на сегодняшний день главным покровителем отделения антропологии в Университете штата Вашингтон считается Ватикан. По мнению папы, пришла пора хорошенько встряхнуть всех, кто занимается эпиграфикой.
У Скотта от лица отлила кровь.
Фергюс вздохнул.
– В твоих услугах никто больше не нуждается. В гостинице тебя ждет письмо. Мне очень жаль.
Он затянулся в последний раз, бросил на землю и затушил ногой окурок.
В его услугах больше не нуждались. Нельзя сказать, что к такому повороту событий Скотт был совершенно не готов, но никак не ожидал, что ему сообщат об этом именно так. Тот, кто прислал сюда Фергюса, обладал умом гения.
