Эмили Локхарт - Настоящая ложь
Казалось, ее вот-вот стошнит. Или она грохнется в обморок. Или то и другое. Здесь, в этом элитном ресторане, среди небожителей, где ей совсем не место, да еще поставив в неловкое положение бедную, убитую горем мать своей подруги, которая, возможно, недодала той любви или, наоборот, любила слишком сильно.
Джул дошла до уборной и склонилась над раковиной.
Спазмы не уходили. Горло стягивало снова и снова.
Она закрылась в кабинке, прислонилась к стене. Плечи задрожали. Она стала вызывать рвоту, но ничего не вышло.
Джул оставалась в кабинке, пока не утихли рвотные позывы, сотрясаясь от дрожи и пытаясь отдышаться.
Вернувшись к умывальнику, она вытерла мокрое лицо бумажным полотенцем. Прижала к опухшим глазам пальцы, смоченные в холодной воде.
Тюбик красной помады лежал в кармане платья. Джул снова накрасила губы, словно это могло послужить броней, и пошла обратно к Пэтти.
Когда Джул вернулась, Пэтти уже взяла себя в руки и разговаривала с официантом.
– Мне свекольный салат, – сказала она ему, когда Джул села за столик. – А на горячее, думаю, рыбу-меч. Как она, хороша? Да, тогда рыбу.
Джул заказала гамбургер и зеленый салат.
Когда официант ушел, Пэтти попросила прощения.
– Извини. Я очень виновата. Ты в порядке?
– Конечно.
– Предупреждаю сразу, я могу снова заплакать. Возможно, даже на улице! Теперь это непредсказуемо. Я начинаю рыдать в самый неподходящий момент. – Кольца и бумажный пакетик уже исчезли со стола. – Послушай, Джул, – проговорила Пэтти. – Ты как-то говорила мне, что родители причинили тебе боль. Помнишь?
Джул не помнила. Она больше не думала о своих родителях, разве что вспоминала их сквозь призму своего героического происхождения, которое сама для себя сочинила. Точно так же она никогда не думала о своей тете.
В голове вдруг промелькнула картинка из далекого прошлого: ее родители во дворе милого домика в самом конце тупиковой улицы, в маленьком городке штата Алабама. Они лежат ничком в лужах черной крови, которую впитывает земля, под светом одинокого уличного фонаря. Матери выстрелом размозжили череп. Отец истек кровью от пулевых ранений в плечи.
Эта история ее успокаивала. И выглядела красивой. Родители проявили чудеса храбрости. Их девочке суждено вырасти высокообразованной и чрезвычайно сильной.
Но она знала, что это не та история, которой можно поделиться с Пэтти. Поэтому ограничилась уклончивым:
– Я такое говорила?
– Да, и я еще тогда подумала, что, может быть, тоже причинила Имоджен боль. Когда она была маленькой, мы с Гилом почти никогда не говорили о том, что ее удочерили. Ни с ней, ни друг с другом. Мне хотелось думать, что Имми – мой ребенок, понимаешь? Не чей-нибудь, а мой и Гила. И было трудно говорить об этом, потому что ее мать была наркоманкой, и не нашлось никого из родственников, кто взял бы малышку к себе. Я утешалась мыслью о том, что просто оберегаю ее от боли. И даже не догадывалась, что делаю ей больно, пока она… – У Пэтти дрогнул голос.
– Имоджен любила вас, – сказала Джул.
– Что-то привело ее в отчаяние. Но она не пришла ко мне.
– Ко мне тоже не пришла.
– Мне следовало воспитать ее так, чтобы она умела открываться людям, просить о помощи, если оказалась в беде.
– Имми рассказывала мне все, – возразила Джул. – Свои секреты, страхи и беспокойства. Как она хочет жить своей жизнью. Она назвала мне имя, которое ей дали при рождении. Мы обменивались одеждой и книгами. Честно говоря, я была очень близка с Имми до самой ее смерти, и, думаю, она была безумно счастлива, что у нее есть вы.
У Пэтти на глаза навернулись слезы, и она коснулась руки Джул.
– Ей повезло, что и ты была у нее. Я подумала об этом, еще когда она выбрала тебя в подруги в первый год учебы в Гринбрайаре. Я знаю, что она обожала тебя больше, чем кого-либо в своей жизни, Джул, потому что… Ладно. Есть еще одна причина, почему я хотела встретиться с тобой. Наш семейный адвокат сказал мне, что Имми завещала тебе свои деньги.
У Джул закружилась голова. Она отложила вилку.
Деньги Имми. Миллионы.
Они гарантировали безопасность и власть. Билеты на самолет и ключи от машин, но, что еще более важно, обучение в колледже, полноценное питание и медицинское обслуживание. С такими деньгами уже никто не смог бы сказать ей «нет». Больше никто не встал бы у нее на пути, не обидел. Джул уже никогда не нуждалась бы ни в чьей помощи.
– Я ничего не смыслю в финансах, – продолжала Пэтти. – Хотя и следовало бы. Но я доверяла Гилу и была рада, что он взял на себя решение всех вопросов. Меня это утомляет до чертиков. Но Имми хорошо разбиралась в таких делах и оставила завещание. Перед смертью она отправила его адвокату. Она получила много денег от отца и от меня, когда ей исполнилось восемнадцать. До этого все средства находились в доверительном управлении, а после ее дня рождения Гил оформил все документы, и деньги перешли к ней.
– Она получила деньги, когда еще училась в старшей школе?
– В мае, перед поступлением в колледж. Возможно, это была ошибка. В любом случае, дело сделано. – Пэтти продолжила: – Она здорово соображала в финансах. Жила на проценты и никогда не трогала основной капитал, разве что потратилась на покупку квартиры в Лондоне. Вот почему у нее не было необходимости работать. И по завещанию она все оставила тебе. Сделала небольшие пожертвования в Национальный почечный фонд – из-за болезни Гила – и в Лигу защиты животных Северного побережья, но основную часть денег завещала тебе. Она прислала адвокату письмо по электронной почте, в котором указала, что хочет помочь тебе вернуться в колледж.
Джул была растрогана. Все это в голове не укладывалось, но сердце сладко защемило.
Пэтти улыбнулась.
– Она покинула этот мир, возвращая тебя обратно в школу. Это светлая сторона, которую я пытаюсь увидеть.
– Когда Имми составила завещание?
– За несколько месяцев до смерти. Она заверила его у нотариуса в Сан-Франциско. Тебе осталось только подписать кое-какие бумаги. – Пэтти подтолкнула конверт через стол. – Деньги будут перечислены на твой счет, и в сентябре ты будешь учиться на втором курсе Стэнфорда.
Когда деньги поступили в ее банк, Джул сняла всю сумму сразу и открыла новый расчетный счет в другом отделении. Она завела несколько новых кредитных карт и подключила услугу автоматической оплаты счетов.
Потом она занялась шопингом. У девушки созрел план. Она купила накладные ресницы, тональный крем, подводку, румяна, пудру, кисти, три вида губной помады, две палетки теней для век и маленький, но дорогой несессер для косметики. А еще – рыжий парик, черное платье и пару туфель на шпильке. Конечно, было желание накупить всего и побольше, но она знала, что должна путешествовать налегке.
Воспользовавшись компьютером, она купила авиабилет до Лос-Анджелеса, забронировала отель в этом городе и изучила рынок подержанных автомобилей в районе Лас-Вегаса. Из Лондона до Лос-Анджелеса, из Лос-Анджелеса автобусом до Вегаса. Из Вегаса на машине в Мексику. Таков был план.
Джул еще раз пролистала документы на своем ноутбуке. Она убедилась в том, что запомнила телефонные номера банка и службы поддержки клиентов, пароли, номера кредитных карт и коды. Она заучила наизусть номера паспорта и водительских прав. И однажды ночью, после наступления полной темноты, выбросила ноутбук и сотовый телефон в Темзу.
Вернувшись в хостел, она написала Пэтти Соколофф искреннее письмо благодарности на старомодном листке почтовой бумаги и отослала его. Она освободила свой шкафчик и упаковала чемодан. Аккуратно сложила удостоверение и документы. Лосьоны и средства для волос в дорожных флаконах поместила в герметичные полиэтиленовые пакеты.
Джул впервые оказалась в Вегасе. Она переоделась в туалете на автобусной станции. Пространство вокруг умывальника оккупировала белая женщина лет за пятьдесят со старушечьей сумкой на колесиках. Она уселась прямо на столик, стоящий рядом с раковиной, и уминала сэндвич, завернутый в промасленную белую бумагу. Грязные черные леггинсы обтягивали ее узкие бедра. Светлые с проседью волосы, взбитые в высокий начес, выглядели отвратительно неухоженными. Туфли – бледно-розовые виниловые «стилетто»[29] – валялись на полу. Голые ступни, с пластырями на пятках, болтались в воздухе.
Джул прошла в самую просторную кабинку и порылась в чемодане. Впервые за долгое время, почти за год она надела серьги. Втиснулась в недавно купленное платье – короткое, черного цвета, – и кожаные туфли на «платформе» и высоком каблуке. Потом вытащила рыжий парик. Волосы казались неестественно гладкими, но цвет хорошо смотрелся с ее веснушками. Джул достала косметичку, закрыла сумку и направилась к умывальнику.
Женщина, устроившаяся на столике, не выказала никакого удивления по поводу нового цвета волос. Она скомкала бумагу из-под сэндвича и закурила.
