Пи Трейси - Наживка
– Долгий выдался день, – вымолвил наконец Джино.
– Слишком долгий. Слишком много плачущих. Знаешь, тот редкий случай, когда мне хотелось бы, чтобы убитого все ненавидели.
– Такого не бывает, – хмыкнул Джино. – К мертвому никто ненависти не питает. Это не принято. Будь ты поганейшим на планете сукиным сыном, как только тебя кладут в гроб и выставляют перед людьми, которые при жизни тебя ненавидели, у каждого найдется доброе слово. Настоящее чудо.
Магоцци через ветровое стекло нахмурился на пустую улицу. Может быть, Джино прав. Может быть, Мори Гилберт был самым обыкновенным, но почему-то возвысился после смерти. В душе он думал иначе.
Джино минуту молчал.
– Впрочем, Лео, возможно, тут что-то другое.
– Знаю. И сам так думаю. – Магоцци закрыл глаза, вспоминая толпы у питомника. Подобное импровизированное столпотворение видишь, как правило, у дверей скончавшейся знаменитости, популярного общественного деятеля, а не среднестатистического никому не известного Джо. Средства массовой информации упомянули о сборище лишь потому, что оно перекрыло автомобильное движение на бульваре. Журналисты никогда не слышали о Мори Гилберте, уделив основное внимание рейтинговым репортажам о насмерть запуганном старике, привязанном к железнодорожным рельсам.
В кармане бермудов грозно зазвучала Пятая симфония Бетховена. Джино поспешил вытащить телефон, пока навязчивая мелодия не повторилась.
– Зарою этого ребенка, будь я проклят. Научу хоть немножечко уважать отца и заодно композиторов-классиков.
– Купи какой-нибудь футлярчик для трубки.
– Ну конечно. В одной кобуре мобильник, в другой пистолет. В конце концов, выстрелю себе в ухо. Ролсет слушает.
Когда Джино включил в салоне лампочку и принялся делать заметки в блокноте, Магоцци вылез из машины, прислонился к дверце, набирая номер на собственном телефоне, слыша автоответчик на другом конце.
– Привет, это я. У нас тут кое-что стряслось, я немножечко задержусь. К десяти постараюсь. Если слишком поздно, перезвони, если нет, увидимся в десять.
Закрыл крышку, снова сел в кабину, молясь, чтобы в десять не было слишком поздно и телефон в ближайшие часы не звонил.
Джино помахал у него перед глазами блокнотом.
– Ночной менеджер клуба «Вейзата-кантри». Джек Гилберт был там вчера вечером, как и утверждал. Похоже, торчит один в заведении каждый вечер, откуда можно сделать вывод о его семейной жизни. Однако клуб закрывается в час, а Анант устанавливает время смерти между двумя и четырьмя, верно?
– Верно.
– Вполне хватило бы времени доехать до питомника и пристрелить папашу. Таким образом, ни с одного из членов семьи подозрения не снимаются. Старушка была одна в доме, сын и зять якобы где-то гуляли, ни черта не помнят. – Он вздохнул, сунул блокнот в карман. – Ни у кого нет алиби. Вот чего я терпеть не могу. Что думаешь?
Магоцци дотянулся до заднего сиденья, схватил один из двух засаленных пакетов, который, видимо, протек на обивку.
– Думаю, в машине еще год будет пахнуть жареным мясом. Объясни еще раз, зачем мы с собой обед взяли?
– Затем, что, если бы послали Лангера, он притащил бы морковку, опилки, другое вегетарианское дерьмо, вот зачем.
К вечеру Миннеаполис украсился огнями. Красивый город, думал детектив Лангер, глядя на желтые прямоугольники далекой башни, протянувшиеся золотой лестницей в ночное небо. Не ждешь, чтоб такой город породил такого убийцу.
Макларен, настолько же коренной житель Миннесоты, насколько ирландец, абсолютно уверен, что Арлена Фишера прикончил чужак из Чикаго, Нью-Йорка, любого другого места, где живут люди типа клана Сопрано. Лангер слушал его с улыбкой, хотя вынужден был согласиться, что убийство старика смахивает на старые мафиозные разборки. Столь творческий подход редко встретишь.
Он снова посмотрел на монитор, шевельнул мышку, оживляя рапорт. До смерти противно рапорты составлять. От ужасного, неестественно исковерканного полицейского языка мозги плавятся. Не вошли в дом, а «прибыли на место проживания». Люди не застрелены насмерть, а «получили несовместимые с жизнью пулевые ранения» из огнестрельного оружия такого-то калибра. Арлен Фишер не привязан к рельсам, где его смолол бы в муку товарняк, направлявшийся в полночь в Чикаго, а «неподвижно зафиксирован на южной колее посредством колючей проволоки». О приближавшемся поезде нельзя даже упоминать – отсюда следует, что предполагаемый преступник выбрал способ убийства, который нельзя подтвердить никакими свидетельствами и доказательствами. За это ухватится любой защитник, даже еще не окончивший высшую школу. В результате выходит легкая удобоваримая белиберда. Если какой-нибудь коп когда-нибудь начнет рассказывать о реальных событиях, над ним вся полиция обхохочется.
Лангер снова взглянул на огни, обдумывая последнюю фразу, гадая, отстранит ли его от расследования шеф Малкерсон, если написать, что Арлена Фишера специально положили на рельсы перед ожидавшимся поездом.
– Давай, пошевеливайся, – подстегнул его Макларен. – Еда доставлена.
Лангер виновато вздрогнул, поднял глаза, словно школьник, которому никогда не доставалась парта у окна. Макларен, Джино и Магоцци выкладывали на большой стол в отдел убийств пахучие бумажные пакеты.
– Почти все, – пробормотал он, повернувшись обратно к компьютеру.
– Кончай скорее, – добродушно буркнул Джино. – У меня кишки к спине прилипли.
Магоцци на него покосился:
– Где это ты набрался?
– Чего?
– Таких красочных выражений.
– У отца. Он был очень красноречивый.
Магоцци наткнулся на пакет с чесночными рулетами, принюхался.
– Что значит красноречивый?
– Красиво говорил. Слушайте, куда подевались Тинкер с Петерсоном? Вы же вместе работаете?
– Нет. У нас тут кругом журналисты, а шеф не подпускает Петерсона к камерам после того, как он обозвал наглым хреном наглого хрена с третьего канала.
– Обалдеть, – радостно охнул Джино.
– Не то слово, – согласился Макларен. – В любом случае у Тинкера завтра с утра отгул, поэтому, когда Лангер раскроет дело, вся слава достанется мне.
Лангер улыбнулся, начал распечатывать рапорт, встал, потянулся. Хорошо сидеть в офисе после работы, заниматься текущим расследованием, слушая треп коллег… Впервые за долгие годы кажется, будто все снова будет в порядке.
Доедая пятое жаренное на открытом огне куриное крылышко, он старался припомнить, остался ли «Маалокс»[8] в нижнем ящике стола, и тут Магоцци задал вопрос, после которого показалось, что всего «Маалокса» на свете не хватит.
– Ты ведь близко знаком с Марти Пульманом?
Он продолжал жевать, стараясь потянуть время. Не думайте, будто Аарон Лангер начнет говорить с полным ртом. Проглотил кусок, как застрявшую в горле лохматую собачонку.
– Практически совсем его не знал, пока не занялся убийством жены.
– Он без конца в шею нас погонял, жутко злился – подхватил Макларен. – Нельзя винить беднягу. Страшно подумать, что пережил.
– Не сомневаюсь, – кивнул Магоцци. – Знаете, мы с ним сегодня столкнулись на месте происшествия.
– Ничего удивительного, – пробормотал Лангер. – Марти всей душой любил старика.
– Дело в том, что он совсем плохо выглядит…
– Живой труп, – подтвердил Джино.
– …поэтому и спрашиваю. Мы с Джино обсуждали вопрос. Он обоим нам не понравился, подозреваем, что попал в беду, из которой самому не выбраться, думали, если вы близко сошлись…
– Нет, – перебил Лангер, взглядом прося у Макларена подтверждения. – Ни один из нас с ним не сблизился.
– Правда, он в полном упадке, – подтвердил Макларен. – Честно сказать, стал живым трупом задолго до смерти жены. Все отрицает?
Джино угрюмо кивнул:
– Говорит, нынче утром проснулся на кухне рядом с пустой бутылкой из-под виски, что делал вечером и ночью, не помнит. Спрашиваю: «Марти, ты ушел в запой с той поры, как уволился из полиции?» Он подумал секунду и говорит: «Чем объясняются провалы в памяти».
Макларен поморщился, отодвинул от себя остатки какого-то только что съеденного животного.
– Представляю, как скатился вниз по дорожке. Не помню, чтобы во время следствия хоть раз его видели трезвым. Похоже, держался только с помощью Мори.
Магоцци вопросительно поднял брови.
– Мори? Ты так хорошо его знал, что по имени называешь?
Макларен смущенно поежился:
– Его с первого взгляда можно было узнать. Такой был человек, понимаете? Известие нынче утром нас просто убило. Можно подумать, мало несчастной семье досталось. Еще скажу – убийца не здешний. Ни один человек, когда-либо встречавшийся с Мори, не стал бы его убивать.
Магоцци скомкал салфетку, отодвинулся от стола:
