Энди Макнаб - Все под контролем
Набирая номер, я чувствовал тяжесть в желудке, как подросток, который звонит, чтобы назначить первое в жизни свидание. Зарядила ли она его? Включила? Почему бы и нет? Она никогда не подводила меня прежде.
Работает.
На миг я почувствовал себя ребенком, который пришел в магазин сластей с папой и с трудом сдерживает свое возбуждение. Потом возникли новые тревожные вопросы. А что, если Эван забрал ее телефон? Повесить трубку или попытаться сблефовать и, возможно, узнать, где Келли?
Впрочем, времени на раздумье не оставалось. Гудки прекратились, последовала пауза, после чего я услышал тихий, нерешительный голос:
— Алло, кто это?
— Привет, Келли, это я, Ник, — сказал я, изо всех сил стараясь говорить как мистер Небрежность. — Ты одна?
— Да, ты меня разбудил. Уже едешь?
Голос у нее был усталый и растерянный. Я с трудом пытался придумать ответ; к счастью, Келли сама продолжила беседу:
— Эван сказал, что мне, может, придется побыть с ним, потому что ты уезжаешь. Ведь это неправда, Ник? Ты же сказал, что меня не бросишь.
Слышно было плохо. Мне пришлось закрыть пальцем второе ухо, чтобы различить голос Келли сквозь дождь, барабанящий но стеклу будки. Водитель грузовика по соседству громко и сердито кричал, споря со своим боссом, повторяя, что никуда не поедет дальше с испорченным спидометром и не собирается терять права только ради того, чтобы отвезти несколько ящиков чертовых анораков[79] в Карлайл. К этому добавлялся гул движущегося по автостраде транспорта и голоса людей возле мастерских. Усилием воли я заставил себя отключиться от всего этого и сосредоточиться на разговоре, потому что не мог попросить Келли говорить погромче.
— Конечно, ты совершенно права, я тебя никогда не брошу. Эван соврал. Я узнал о нем кое-что плохое, Келли. Ты все еще в доме?
— Да, лежу в кровати.
— А Эван?
— Тоже. Хочешь с ним поговорить?
— Нет, нет. Дай подумать.
Мысль бешено работала, я старался придумать, как лучше сказать ей обо всем.
— Конечно, я еду за тобой. Собственно, я уже скоро буду. А теперь слушай. Мне нужно, чтобы ты сделала одну вещь — очень трудную и очень опасную. Только сделай это для меня, и все будет позади.
Сказав это, я почувствовал себя последним подонком.
— Мне ведь не придется снова убегать, правда?
— Нет, нет, нет… на этот раз все по-другому. Но это самая шпионская работа из всех шпионских.
Я не хотел давать ей времени на раздумье, поэтому продолжал:
— Но сначала я хочу кое-что проверить. Ты ведь в постели? Заберись под одеяло и говори со мной только шепотом, ладно?
Я слышал каждый шорох, когда она пряталась под одеялом.
— Что ты собираешься делать, Ник?
— Во-первых, посмотри на переднюю панель телефона и нажми номер. Тогда он зажжется. Скажи мне, видишь ли ты изображение батарейки. Сколько блоков на этом изображении? Видишь?
Раздалось поспешное шебуршание.
— Вижу.
— Сколько блоков на изображении?
— Три. Три блока. Один мигает.
— Хорошо.
На самом деле ничего хорошего: два блока означали, что Келли не подзаряжала телефон и батарейка села почти наполовину, а мне потребуется уйма телефонного времени, чтобы руководить ею на протяжении всего процесса.
— Что это за шум? — спросила она.
Водитель грузовика разозлился уже не на шутку и что есть мочи орал в телефон; от рулета, который он держал, телефонная будка наполнилась паром, как парилка.
— Ничего страшного. Келли, я буду говорить тебе, что делать, но ты должна постоянно слушать меня по телефону. Сможешь?
— А почему Эван плохой? Что?..
— Слушай, Келли, Эван хочет сделать мне больно. Если он узнает, что ты делаешь это для меня, он сделает больно и тебе. Ты поняла?
Я слышал постоянный шорох; Келли явно все еще пряталась под одеялом. Затем донеслось очень тихое:
— Да.
Это было уже совсем не похоже на радостного кролика. Я не сомневался, что мог бы изложить все гораздо лучше, просто у меня не было времени даже на то, чтобы подумать.
— Если Эван проснется, — сказал я, — или если телефон перестанет работать, я хочу, чтобы ты тихо, очень тихо ушла из дома. Спускайся к дороге и спрячься за деревьями, пройдешь через те самые большие ворота, через которые Эван подъезжал к дому. Ясно, как идти?
— Да.
— Прячься там, пока не услышишь, как подъезжает и останавливается машина, но не выходи из укрытия, пока она не прогудит два раза. Тогда выходи. Поняла? Я буду в машине. Синяя «астра», ладно?
Последовала пауза.
— А что такое ас… астра, Ник?
Черт, ей было всего семь, и она была американка. Этого и следовало ожидать.
— Я приеду на синей машине, остановлюсь и заберу тебя.
Я заставил ее повторить это и для пущей ясности добавил:
— Так что, если Эван проснется и увидит тебя, скорее беги к деревьям и прячься. Потому что, если Эван застанет тебя за тем, что ты для меня делаешь, мы никогда больше не увидимся. Не подведи меня, ладно? И помни: не выходи из-за деревьев, даже если Эван будет тебя звать, хорошо?
— Хорошо. Так ты приедешь и заберешь меня, да?
Все-таки она продолжала сомневаться, пусть самую капельку.
— Конечно. Теперь прежде всего вылезай из постели, положи на нее телефон и оденься — очень медленно и тихо. Надень красивое теплое пальто. И кроссовки. То есть возьми их, но пока не обувай.
Я услышал, как она положила телефон и стала шарить по комнате.
Скорее, черт тебя возьми!
Я взял себя в руки.
Прошло почти две минуты, прежде чем я услышал:
— Я готова, Ник.
— Теперь слушай меня очень внимательно. Эван не друг, он пытался убить меня. Понимаешь, Келли, он пытался убить меня.
Молчание.
— Почему? Я… я не понимаю. Ник… ты ведь сказал, что он твой друг.
— Знаю, знаю, но все меняется. Хочешь помочь мне?
— Да.
— Хорошо, тогда делай в точности, что я скажу. Положи кроссовки в карманы пальто… Так, теперь спускайся вниз. Возьми телефон с собой. Все нормально?
— Да, взяла.
Время истекало, деньги у меня кончались.
— Запомни: ты должна делать все очень тихо, иначе разбудишь Эвана. Если это случится, беги из дома и прячься, обещаешь?
— Вот те крест.
— Хорошо, теперь осторожно, очень осторожно спускайся по лестнице. И не говори со мной, пока не дойдешь до кухни. С этого момента мы должны разговаривать только шепотом. Поняла?
— Да.
Я услышал, как открывается дверь, и представил, как она проходит мимо ванной слева. Перед ней, через полплощадки и примерно в двенадцати футах, будет дверь в комнату Эвана. Закрыта она или открыта? Поздно спрашивать. Еще несколько шагов, и она окажется наверху главной лестницы, возле старинных дедушкиных часов. Телефон донес до меня их медленное, тяжеловесное тиканье; это напомнило мне какой-то фильм Хичкока.
Звук удалялся очень медленно; хорошая девочка, она, должно быть, спускается очень осторожно. Только раз я услышал, как скрипнула доска, и снова подумал о двери в комнату Эвана. Оставляет ли он ее открытой на ночь? Не помню.
Спустившись с лестницы, она должна была повернуть направо, к кухне.
Я попытался представить, где она сейчас, но она словно растворилась в тишине. Наконец до меня донесся еле слышный скрип сопротивляющихся петель; это была дверь на кухню. Я почувствовал укол вины из-за того, что отправил маленькую девочку на такое, но она поняла, что к чему, — пусть приблизительно. К черту все, решение принято; остается просто довести дело до конца. Если все сработает — отлично; если нет — она погибнет. Но не попытайся я, она все равно бы погибла, так что проехали.
— Я на кухне, — прошептала Келли, — но здесь почти ничего не видно. Можно зажечь свет?
Это был самый громкий шепот, какой я когда-либо слышал.
— Нет, нет, нет, Келли, ты должна говорить очень медленно и очень тихо. И не зажигай свет — разбудишь Эвана. Просто делай все помедленнее и все время слушай меня. Если чего-нибудь не поймешь, спроси и помни: если что-то случится или услышишь шум, остановись и мы оба послушаем. Договорились?
— Да.
Моя просьба разговаривать потише вызывала дополнительные трудности: было труднее услышать ее. Водитель грузовика закончил, хлопнул трубкой и бурей устремился в «Бургер кинг». Его место заняла женщина, которая принялась без конца переливать из пустого в порожнее, разговаривая с подружкой.
Кухня представляла собой два соединенных помещения: комната и коридор, упиравшийся в стену загона для овец. В коридоре находилась теплица, а все кухонные причиндалы длинным рядом разместились под ней. Там были растения на подставках и большой круглый деревянный стол посередине; я надеялся, что Келли не заденет чего-нибудь, что с грохотом упало бы на пол из паркетин для сквоша. Вспомнив ночь, когда мы «спасали» эти деревяшки, я передернул плечами при мысли о стольких годах дружбы, доверия и даже любви. Я почувствовал, что меня опустили, использовали, надо мной надругались.
