Эдди Шах - Оборотни
Окрестности стали другими, сельская местность менее населенной, меньше техники на полях. Дороги были с выбоинами, их мало ремонтировали с 1944 года. Деревни и городки, которые они проезжали, выглядели жалкими, с полуразвалившимися строениями. Прилизанные «мерседес-бенцы» и «БМВ» перемешивались с дымящими и громыхающими «трабантами», «вартбургами» и «ладами». Среда, которой не хватало динамики предпринимательства.
Затем появился Нордхаузен — промышленный центр, превратившийся в экологическую катастрофу. Это был древний город, имевший богатые традиции пивоварения. Но перед Второй мировой войной в нем построили заводы по выплавке стали и производству боеприпасов. С тех пор (при коммунистах это утвердилось) Нордхаузен стал известен прежде всего металлургией, выбрасывавшей в атмосферу свой неочищенный, черный дым, который отравлял окружавшую его красивую сельскую местность. Деревья в лесах величественных гор Гарца стали постепенно чахнуть. А сам Нордхаузен из-за вечной копоти и чада превратился в грязный город с грязными людьми, которым ничего не оставалось делать, как тяжело работать и много пить, а затем опять идти на работу и опять же пить. Город получил в последние годы крупную помощь в двадцать миллионов фунтов для очистки. Но потребуется еще много лет, прежде чем Нордхаузен зазеленеет, вздохнет свободно от бремени экологически опасных производств.
Они въехали в город с запада через Гунцероде по растрескавшейся дороге 243, которая вела мимо «ИФА моторенверк», где когда-то производили велосипеды, а теперь поднялись до выпуска мотороллеров. Было почти пять часов вечера, когда они наконец достигли центра Нордхаузена.
Машина увязла в массе узких вагончиков, сновавших между расположенными у дороги фабриками. Миновав три светофора, они въехали в городской центр, на широкий бульвар, имевший довольно ощутимый холмистый рельеф. Множество лавок, забегаловок, контор по услугам находилось в стороне от проезжей части. Мелькнули витрины «Макдоналдса», рекламы американских пищевых товаров быстрого приготовления.
— Не купить ли здесь гамбургер или пиццу? — спросила проголодавшаяся Билли.
— В отеле. Мы скоро там будем. — Это было решение, о котором Эдему пришлось вскоре пожалеть.
Уточнив направление, он обнаружил, что проехал слишком далеко. Повернули назад к «ИФА моторенверк» и там еще направо. Через девять кварталов однообразных, сложенных из квадратных плит домов для рабочих спросили Йоркштрассе. «Куротель», пятиэтажная башня из стекла и некрашеного бетона, гордость восточногерманской архитектуры 1950-х годов, находился здесь.
Тучная и не очень приветливая регистраторша, согласно культурной норме своих сограждан, немного говорила по-английски. Эдем счел ненужным говорить по-немецки и потому усиленно жестикулировал, чтобы заставить ее понять себя. В конце концов с помощью других служащих, которые владели английским не лучше, чем она, удалось договориться о двух комнатах.
— Зачем же две? — спросила Билли, когда они поджидали едва работавший лифт, чтобы подняться на третий этаж.
— Так безопаснее.
— Для кого?
— Для нас обоих. Если мы подвергнемся нападению, за нами останется лишнее укрытие.
— Глупость, — сказала она и слегка ткнула его в бок, заметив усмешку Эдема.
Комнаты их были соседние и одинаковые: жалкое проявление спартанского комфорта, имеющего целью подольше держать гостя в вестибюле отеля.
— Не доверяю я этим постелям, — ворчала Билли, кидая свой чемоданчик на кровать и наблюдая, как из нее поднялось облако пыли. Это была узкая, на одного человека, кровать с тонким, как вафля, матрасом, протертым посредине. Коричневое шерстяное одеяло, по всей видимости, находилось здесь со времени основания отеля. Обстановка состояла из небольшого стола, одного стула с пластмассовым сиденьем, прикроватного шкафчика с выдвижными ящиками. Гардероб заменяло углубление в стене без дверцы, но с металлической планкой, протянутой поперек.
Она зашла к Эдему, который развешивал свои немногие вещи в стенном углублении.
— Это называется европейским гостеприимством? — спросила она.
— Это называется европейской культурой.
— Я не могу оставаться здесь. Это еще хуже того места в Новом Орлеане.
— Это все, чем мы располагаем.
— Вы дрянь! — старалась она развеселиться, оглядывая комнату. — Вы действительно знаете, как вести себя с молодой женщиной, крутой парень?
— Помилуйте, это же роскошь в сравнении с некоторыми местами, где мне случалось переспать.
— Переспать?
— Это означает то, что вы слышите. Вы не в более худших условиях.
— Я полагаю, что у них не водится обслуживать номера?
— Еще одна скверная капиталистическая привычка.
— Но я проголодалась.
— Тогда пошли поедим.
Пища была, как и ожидалось, отвратной. Сосиски с кислой капустой и черный хлеб. Традиционное немецкое меню.
Они пришли к согласию, что это все равно следовало попробовать.
— Но ведь мы могли съесть пиццу в городе, — напомнила она ему. — Все кончено, я не буду без рассуждения следовать вашим советам.
Когда они проходили мимо регистратуры, дежурного на месте не оказалось. Эдем быстро наклонился над столом и, открыв регистрационный журнал, стал его просматривать.
— Внимание! — предупредила его Билли, увидев движение в комнате позади.
Эдем положил журнал на место и отступил от стола. В тот же момент появилась полная регистраторша.
Эдем улыбнулся, покачал головой в знак того, что ему ничего не нужно, взял Билли за руку и подтолкнул к лифту.
— Ну? — спросила она, когда за ними закрылась дверь.
— Следующий этаж над нами. Номер 416.
— Итак, вы оказались правы. — Она почувствовала трепет возбуждения. — Вы, как всегда, правы. Вы утвердительно качаете свои права. — Она хлопнула его по ладони в знак победы. — Вы нашли его, мой крутой. Ну что, посетим ученого?
— Пока еще рано. Он вышел.
— Откуда вы знаете?
— Ключ висел в регистратуре.
— Да, вы действительно ушлый парень.
Было восемь часов вечера, когда Эдем увидел Гуденаха, возвращавшегося с Йоркштрассе. Он был в пальто и шел немного наклонившись вперед, защищаясь от колючего ветра. Он прихрамывал, на что сразу же обратил внимание Эдем, вспомнив пароход на Миссисипи. Он еще и пошатывался, вероятно, выпил. Гуденах вошел в отель, но Эдем не покидал своего поста, подождал минут пять, убеждаясь, что никто за ним не следует. Потом вместе с Билли они поднялись на четвертый этаж и подошли к номеру 416.
Удостоверившись, что они одни, Эдем постучал в дверь.
— Bitte? — услышал он голос ученого.
— Полиция, — ответил Эдем.
Наступило короткое молчание, затем была снята предохранительная цепочка, и дверь немного приоткрылась. Он увидел, как у Гуденаха от удивления изменилось лицо, когда он узнал человека из Нового Орлеана, узнал и потянул на себя дверь. Но Эдем подставил под косяк ногу, а потом сильно нажал на дверь, преодолев сопротивление изнутри.
— Что вам нужно? — закричал перепуганный Гуденах, когда оба они вошли в комнату. — У вас здесь нет никаких прав.
— Мы здесь только для того, чтобы помочь вам, мистер Гуденах, — сказал Эдем, закрывая за собой дверь. — Только для этого. Вам может угрожать опасность. — Он почувствовал запах вина; очевидно, выпито было немало.
Гуденах, ослабленный алкоголем, не мог до конца понять ситуацию при своем опьяненном состоянии, что нужно им и что делать ему.
— Успокойтесь, мистер Гуденах, — сказала Билли, надеясь, что присутствие женщины в какой-то мере его успокоит.
— Я американка. Этот джентльмен — англичанин. У нас было задание оберегать вашего друга, мистера Триммлера. Мы хотим выяснить, что произошло. И помочь вам, если вы окажетесь в беде.
Говоря это, она коснулась своей рукой руки Гуденаха.
— Мы действительно находимся здесь для помощи, — успокаивала она его.
— А кто еще знает, что я нахожусь здесь?
— Никто. Насколько я могла в этом убедиться.
— А ваши люди? Они ведь знают?
— Пока нет.
Он отступил назад и присел на край кровати. Ему было непонятно, почему они оказались здесь.
— Как же вы нашли меня?
— Власти проследили вас до Франкфурта, сэр, — вмешался Эдем.
— И что же теперь?
— Они продолжают вас разыскивать.
— Не понимаю. Как вы оказались здесь? Как могли вы узнать?..
Билли снова взяла инициативу:
— Мой коллега слышал разговор между вами и мистером Триммлером.
— Какой разговор?
— В Новом Орлеане, в отеле «Хилтон», — вмешался Эдем и продолжал, пытаясь смягчить остроту: — Мой номер был рядом с вашим. Это была простая случайность, ничего более.
— Вы что, шпионили за нами?
— Нет.
