Том Нокс - Метка Каина
Мартинес перестал заниматься с ней любовью. Он просто не мог больше этого делать. Некогда они испытывали друг к другу пылкую страсть… а теперь? Дэвид то и дело представлял себя кусающим Эми, ее белую женственную плоть, кусающим до крови…
Это была бездна, пучина, но он должен был заглянуть в нее, должен был добраться до глубин собственной души, найти свою истинную сущность. Потому что в ближайшие дни ему должно было понадобиться все его хладнокровие. В ближайшие решающие дни. Решающие часы, решающие минуты.
3.07, 3.08, 3.09.
Возможно, Саймон и не появится. Они ведь отправили ему только одно электронное письмо из Амстердама и получили быстрый короткий ответ: «Да».
В почтовом ящике Дэвида обнаружилось также и еще одно весьма удивительное сообщение — от Фрэнка Антонеску, старого адвоката его деда в Фениксе. Антонеску тоже провел кое-какое расследование, самостоятельно, благодаря своим связям в налоговом управлении, где кто-то явно благоволил к нему, и постепенно, «после разных махинаций», все же выяснил, откуда взялись те деньги.
От католической церкви.
Большие суммы, сообщал Антонеску, были «выплачены не только вашему деду, но и еще некоторому количеству людей, сразу после войны. Они обозначаются как „деньги Гюрса“. Почему — представления не имею. Мои парни из налоговой тоже в полном замешательстве».
Значит, в воздвигавшемся строении общего решения была уложена еще одна балка. Но план здания целиком можно было понять только после того, как они доберутся до Збирога. И найдут результаты опытов Фишера.
3.16, 3.17, 3.18.
Появится ли Саймон вообще? Может быть, с ним случилось что-то ужасное? Может быть, до него успел добраться Мигель?
— Вон он! — вскрикнула Эми.
Немного неряшливый, запыхавшийся, веснушчатый блондин лет сорока на вид бежал к ним через полный народа зал. Он смотрел на Дэвида и Эми.
— Дэвид Мартинес?
— Саймон Куинн?
Не слишком молодой ирландский журналист окинул взглядом всю троицу и застенчиво улыбнулся.
— А вы, должно быть, Эми. А вы…
— Ангус Нэрн.
Они обменялись рукопожатиями, завершая официальную часть знакомства. Но потом Дэвид и Саймон пристально посмотрели друг на друга, и обоим одновременно стала понятной полная абсурдность подобной сухости.
И они обнялись. Дэвид сжал в объятиях человека, которого никогда прежде не видел, сжал, как потерянного брата. Которого никогда не имел.
А потом снова нахлынуло напряжение, все развивающийся ужас ситуации охватил их. Эми напомнила, как постоянно напоминала в последние три дня:
— Мигель продолжает охотиться на нас…
Страх Эми перед Волком как будто стал еще сильнее после того, как они сбежали из Намибии. И это, как предполагал Дэвид, могло усилить ее подавленность. Неутомимость их преследователя лишала девушку силы воли. Может быть, она на самом деле уже сдалась на милость Мигеля, признала его победу. Он ведь всегда так или иначе находил их; возможно, Волк отыщет их и теперь и покончит наконец с этим делом.
Если только они не доберутся до документов первыми.
Все вместе быстро направились к взятому напрокат автомобилю.
Ангус проверял их путь по карте. Он подсказывал, куда повернуть, и вскоре они выбрались из пригорода Нюрнберга на холмистую равнину и покатили к чешской границе. По дороге Саймон рассказал им о том, что его брата похитили члены Общества. Похитили и измываются над больным человеком.
Дэвид, сидевший за рулем, даже в зеркало заднего вида без труда рассмотрел искреннее горе в глазах журналиста. Горе — и чувство вины. Когда Саймон закончил свою исповедь, несколько минут все молчали. Судьба того человека, Тима, тоже теперь была в их руках.
Это было уже слишком…
Граница приближалась. Старый добрый железный занавес. Прямо среди полей — пустых, пожелтевших — стоял заброшенный таможенный пост и лежали старые мотки колючей проволоки. Но теперь границу представляла только блестящая стеклянная будка — совершенно пустая. Им даже не пришлось показывать паспорта.
Наконец Саймон заговорил:
— Но почему Нюрнберг? Почему мы встретились именно там?
Ангус объяснил, что они решили собраться все вместе в большом городе, где легко затеряться, рядом с границей Чешской Республики. Чтобы запутать того, кто может их преследовать.
Саймон кивнул.
— А тот замок?
— На карте обозначено, что он находится в городе под названием Збирог. Но на самом деле вход в него в двух милях в стороне, в маленькой деревушке, которая называется Псков[92]. Оттуда тянется подземный ход. А начинается он в какой-то старой синагоге.
И снова Саймон кивнул. Он вел себя в высшей степени сдержанно.
Они продолжали путь. По другую сторону границы все было совсем не похожим на такое близкое германское процветание. Все выглядело как будто ссутулившимся, неопрятным и смиренным. А вдоль дороги на Пльзень стояло множество женщин лет под тридцать, в крохотных юбочках и в светлых париках.
— Проститутки, — объяснил Ангус.
— Не понял? — вскинулся Саймон.
— Они тут появились уже несколько лет назад. Зарабатывают. Клиенты съезжаются сюда со всей Германии. Водители грузовиков, бизнесмены. И еще эти женщины продают гномов.
— Гномов?.. — переспросила Эми.
Шотландец показал на маленький магазинчик у дороги. Перед ним были выставлены рядами ярко раскрашенные садовые скульптурки — гномы и разные другие столь же забавные зверюшки.
— Из-за разницы в налоговом законодательстве гномы здесь намного дешевле, так что немцев это тоже привлекает. Едут за блудом и за гномами!
Он сухо засмеялся. Его никто не поддержал. Однако Дэвида порадовало то, что Ангус все еще может смеяться. Шотландец единственный среди них сохранял еще некий заряд положительной энергии, реальный оптимизм. Его интеллектуальная потребность узнать результаты работы Фишера, его чистое любопытство, его самолюбивое желание узнать, был ли он прав, заставляло их — вот ведь ирония! — двигаться и двигаться дальше.
Но вскоре в машине опять замолчали, и автомобиль продолжал спешить к Пльзени. Ангус держал на коленях дорожную карту. Теперь их окружал густой лес. Морось перешла в настоящий дождь.
— Ладно, — сказал наконец Ангус, — хватит уже всем сидеть и дуться! Давайте хоть чем-нибудь займемся. Давайте поможем Саймону! Расскажем всю историю до настоящего момента. Бедняга ведь находится в свободном поиске, ему нужно узнать что-то интересное, что обеспечит его будущим. Давайте-ка выложим все, что нам известно.
Все были так напряжены, так подавлены, так напуганы, что Дэвид приветствовал внезапно возникшую идею. Говорить. Им нужно просто говорить. О чем угодно. И они этим и занялись. Дэвид вел машину, и все они принялись складывать вместе кусочки головоломки, каждый добавлял свою порцию в общую картину. А Саймон при этом постоянно что-то записывал в свой блокнот.
Потом журналист откинулся назад. Его голос даже хрипел от избытка чувств, но, по крайней мере, он был в состоянии говорить.
— Так, ладно. Это… ох, да… теперь я вижу. Значит, на настоящий момент нам известно вот что…
Дэвида окатило мучительной тоской; он вдруг нелепо испугался, что Куинн сейчас повернется, покажет на него пальцем и заявит: «Ты, конечно, кагот».
Саймон заговорил:
— Эта тайна зародилась три тысячи лет назад, когда в Вавилоне писали Библию. В разных местах Книги Бытия разбросаны намеки на то, что на земле изначально существовали люди кроме Адама и Евы…
Эми смотрела в окно, напряженно всматриваясь в машины, идущие перед ними и позади. Возможно, искала красный автомобиль.
Саймон продолжил:
— Загадка, рожденная этими хитроумными намеками, всегда мучила людей. Но всерьез она превратилась в проблему христианского мира в пятнадцатом и шестнадцатом веках, во время преследования басков и каготов. — Саймон посмотрел на Ангуса. Это был странный взгляд. — Баски действительно всегда как бы стояли в стороне — у них свой, уникальный язык, своя культура и общественное устройство, необычная кровь и так далее. Их народ, возможно, зародился еще в доевропейский период, за тридцать тысяч лет до Рождества Христова. И их очень долго преследовали именно за то, что они… другие. Пик этих преследований пришелся на 1610–1611 годы, когда массово сжигали баскских ведьм и колдунов на основании так называемой эпидемии снов басков…
Они обогнали крошечную «Шкоду», старую машину еще коммунистической эпохи. В автомобиле сидели старый фермер с толстой женой. Их автомобильчик еле полз со скоростью не больше тридцати километров в час.
Саймон заговорил снова:
— Загадка каготов похожа на баскскую, только тут дела обстояли еще хуже. Каготы — метисы… или были метисами. Они жили в тех же регионах, что и баски. Скорее всего, они и произошли от басков, скрестившихся в VIII и IX веках с темнокожими сарацинами. И таким образом они с самого начала оказались в стороне от мира христиан — а к этому добавилось еще и клеймо язычников. Поэтому они тоже подвергались преследованиям. И к XVII веку это уже достигло убийственного пика: каготов прибивали гвоздями к церковным воротам… Побочным результатом этих преследований и изоляции стало нарастание генетических проблем в сообществах каготов…
