Эрик Ластбадер - Плавучий город
Звон колокола Тиньто по-прежнему проникал в комнату, и от этого в спальне было особенно тягостно. Притворив за собой дверь, Танака Джин подумал о том, как глупо было надеяться, что такой человек, как Тёса, станет раскрывать тайны преступного мира кому бы то ни было, не говоря уже о прокуроре Токио. Сделать это ему бы не позволила гордость.
Прокурор вернулся домой только в три часа ночи: пришлось заняться бумажной работой. Ее всегда было много, когда происходило убийство или самоубийство, даже если не требовалось серьезного расследования.
* * *Наохиро Усиба еще не спал, он сидел на старом набивном стуле и читал при свете лампы. Танака Джин прошел в кухню, налил в стакан порцию чистого виски высотой в три пальца, выпил залпом и налил новую порцию.
Услышав, что прокурор вернулся, Усиба отложил книгу и тоже прошел на кухню.
— Что случилось? — спросил он.
— Тёса мертв, — бесстрастно ответил Танака. — Не захотел, чтобы его допрашивали, предпочел засунуть в рот пистолет и нажать на спуск.
— Не могу сказать, что я порицаю его, — вздохнул Усиба. — Такой конец надо было предвидеть, а я этого не сделал. Тогда Кен показался Наохиро очень умным, ведь это он предложил использовать Танаку Джина, чтобы покарать Тёсу. Кто знал, что тот покончит с собой?! Получилось, что он, Усиба, приговорил к смерти человека, который прежде был его другом!
Нет, он должен, должен был все предвидеть, ибо слишком хорошо знал Тёсу. Тот был гордым и ранимым человеком и не мог допустить, чтобы его имя трепали в прессе. Не хотел, чтобы его унижали в суде и бросили в тюрьму. Усиба знал, что, окажись он сам на месте Тёсы, он совершил бы сеппуку — ритуальное самоубийство. Умереть по собственному выбору, в назначенный самим собою час — это было бы проявлением достоинства, невозможного в иных обстоятельствах.
Отдаться на милость врагам, позволить ограничить жизненное пространство стенами зарешеченной камеры — это казалось Наохиро немыслимым.
«Я убил его! Я убил его!» — повторял Усиба, расхаживая по комнате. Эта мысль была подобна лезвию ножа, вонзившегося в его сердце. Да, Тёса предал их дружбу; он предал внутренний совет и подверг опасности Годайсю из желания отомстить Николасу Линнеру. Но достаточно ли это для того, чтобы вынести смертный приговор человеку?
— Усиба-сан, — обратился к дайдзину прокурор, — надо спать, я устал после долгого дня.
Наохиро понял, что Танака сказал это ради него. Он никогда не унизил бы его, спросив напрямую: «Вы, наверное, плохо себя чувствуете?»
— Я тоже устал. Но в последнее время мне не спится. Замучила бессонница.
Танака Джин налил себе еще виски.
— Да, я вас понимаю. Сам разучился отдыхать, измотан до предела. Мечтаю вырваться в отпуск, но пока эта мечта для меня несбыточна. — Он покачал головой и вздохнул. — Наверное, я плохой хозяин. Совсем не уделяю вам внимания. Хотите что-нибудь выпить?
— Спасибо, не хочется.
Оба уселись в глубокие европейские кресла. Прокурор выглядел изможденным и бледным. Усиба взглянул ему в лицо и сказал:
— Вам кажется, что вы потерпели неудачу. Не казните себя, всего не предугадаешь.
— Да, разумеется. — Танака Джин пригубил виски и вздрогнул. — Когда видишь смерть другого человека, думаешь о том, что тебя ждет такой же конец. Небытие, забвение...
Слушая Джина, Усиба вдруг понял, почему тот стал прокурором: он боялся умереть! И, каждый день сталкиваясь с гибелью людей, старался приглушить свой навязчивый страх перед смертью.
— Да, все это печально, — проговорил Усиба после короткой паузы.
— Смерть отвратительна! Независимо от того, кто умер и при каких обстоятельствах.
Любопытно, подумал Наохиро, что такое говорит прокурор Токио, Танака Джин, который отправил на смерть немало опасных преступников.
— Но, возможно, смерть Тёсы — исключение из правил.
Танака взглянул вверх, оторвавшись от своего бокала.
— Почему?
— Я всегда думал, что этот человек уже давно развращен чужеземной моралью, американскими ценностями. Вы наверняка видели в его квартире статую Мэрилин Монро. Платье на ней настоящее, оно было сшито для актрисы и стоило Тёсе больше, чем ваше годовое жалованье. Боюсь, он относился к современной Японии с презрением. Страна пустых символов — вот как он ее называл. Полагаю, он потерял в нее веру и решил умереть, как воин нынешних дней. Смерть прежде бесчестия.
— И это делает его смерть какой? Легче переносимой или более понятной?
— Ни то, ни другое. Просто этот его поступок не был пустым символом.
Виргиния — Токио — Вьетнамское Нагорье
Лаборатория экспериментальной ядерной физики УНИМО, где работал Дуглас Серман, находилась в глуши сельской Виргинии. Для того, чтобы любопытные соседи не совали сюда свой нос, на главной дороге была установлена надпись «Академия верховой езды Найф-ривер. Въезд по предварительному уведомлению». Конечно, четверть Вашингтона знала о том, что в этих местах находится исследовательский центр УНИМО, но мало кто задавал вопросы.
В семидесятые годы, в разгар вьетнамской войны, одно из военных ведомств проводило здесь сложные эксперименты с химическим оружием, испытывая его на животных, главным образом на крысах. Ходили слухи, что испытания проводились и над людьми из числа военнослужащих, не спрашивая при этом их согласия. В те времена по всему периметру объекта были установлены шесть рядов колючей проволоки, которая находилась под напряжением. Ограждение патрулировали вооруженные наряды со сторожевыми собаками. Проникнуть в эту лабораторию было равносильно самоубийству. Сделать это так никто и не решился даже в самые трудные дни ныне благополучно почившей холодной войны. Что же до террористов, то они, как правило, предпочитали привлекать к себе внимание, разрушая общественные здания или бесценные произведения искусства, а не сверхсекретные объекты. Подобная акция все равно бы осталась никому неизвестной, а это террористов не устраивало — они жаждали популярности.
Покидая борт самолета, Кроукер больше всего желал лечь и проспать целую неделю; однако до пятнадцатого оставалось лишь тридцать шесть часов. Кроме того, ему постоянно приходилось помнить о людях Бэда Клэмса, которые вряд ли позволят ему надолго задержаться в одном месте.
Коллега Мэйджора обещал связаться с самолетом по радио, как только Том покинет операционную, и, действительно, за час до посадки в Вашингтоне, когда соседи Кроукера по салону выстроились в очередь в туалеты, симпатичный стюард вручил ему сложенный листок бумаги с последними новостями. Однако прогнозировать что-либо было преждевременно.
Из гигантского, раскинувшегося как спрут аэропорта имени Даллеса Кроукер позвонил Маргарите.
— Лью, что...
— Нет времени, дорогая, — задыхаясь, сказал он. — Я хочу, чтобы ты взяла Фрэнси и уехала.
— Но я...
— Делай, как я говорю. Возьми с собой пару крепких ребят! — Кроукеру пришлось собрать всю свою волю, чтобы не кричать на нее. Сердце бешено колотилось в его груди, Если Бэд Клэмс пытался нанести ему удар в Лондоне, то можно ли было надеяться, что он отказался от своей угрозы убить Маргариту? Рисковать ее жизнью он не имел права.
— Лью, скажи мне, что произошло?
— Маргарита...
— Ради Бога, Лью, с тобой все в порядке?
— Пока да. Но хочу сказать, что твой враг стал моим врагом.
— Чезаре?
— Очко. Пожалуйста, Маргарита, сделай так, как я сказал.
— Да, конечно, но, Лью...
— Поцелуй от меня Фрэнси, — торопливо проговорил Кроукер, озираясь. — Когда доберешься туда, куда поедешь, позвони и оставь мне сообщение. — Он дал ей телефон «Зеркала». — Но не оставляй адреса. Найди в окрестности телефонную будку и сообщи ее номер, а также время, в которое ты будешь там каждый день. Договорились?
— Да, да, но, Лью... о Боже, не вешай трубку. Лью? Он слышал ее прерывистое дыхание. Он напугал ее.
И отлично. Теперь она предпримет все необходимые меры предосторожности.
— Я люблю тебя, что бы ни случилось, что бы...
— Я тоже люблю тебя. — Он закрыл глаза, вызывая ее образ в своем воображении, как будто бы хотел силой воли перенести ее к себе. Больше всего на свете он желал поцеловать ее, прижать к своей груди, охранить от зла. Повесив трубку на хромированный рычаг, Кроукер выждал мгновение, чтобы сосредоточиться, и затем позвонил сенатору Дедалусу.
— Мне нужен пропуск в лабораторию УНИМО.
— Где вы, черт возьми, были?
— В Лондоне, — ответил Кроукер, зная, что в этот момент сенатор обшаривает все уголки своего похожего на компьютер мозга, пытаясь понять, зачем Кроукеру понадобился пропуск в лабораторию УНИМО.
— Вы нашли то, что искали?
— И да, и нет.
— Что это значит?
— Я смогу вам ответить, когда попаду в лабораторию.
— Черт побери, старина, у УНИМО дюжина лабораторий. Какая именно вам нужна?
Дедалус находился во главе списка подозреваемых лиц, которые нанесли урон репутации правительственного агентства безопасности. Кто-то передавал продукцию УНИМО — образцы перспективного вооружения, которые во многом превосходили современный уровень, — Року и Мику Леонфорте в их Плавучем городе около Сайгона. Это не мог быть отец Мика, Джонни Леонфорте, он же Леон Ваксман, ибо он умер. И хотя у Кроукера не было полной уверенности, все же ему представлялось, что не сам Серман стоял во главе всей организации.
