Ридли Пиерсон - Двойная ложь
— Дети, мистер Гоин, всегда попадают в неприятности. — Фрэд понимал, что отчаяние Гоина никакого отношения к поезду не имеет. — И кто им поможет, кроме родителей? Вы нужны вашей девочке, сэр. Так что идемте со мной.
— Что ты знаешь!.. — поднял голову Гоин.
— Больше, чем вы думаете, сэр. — С этими словами бармен отправился в хвост поезда, но удалялся с достоинством, не опускаясь до бегства.
Гоин рухнул в кожаное кресло у стены и потянулся к ближайшему оставленному стакану. Виски. То, что нужно. Он ясно вспомнил, как сам изучал представленный проект сидений, проводил часы, анализируя предложенный французами план вагона-ресторана. Столько мелочей. Огромное количество мелких, почти незаметных усовершенствований. Но эти мысли лишь ненадолго отвлекли его, и перед глазами снова всплыл ужасающий в своей откровенности образ Гретхен.
Он глянул на часы. До истечения ультиматума оставалось три минуты, в течение которых он должен во всем сознаться. Ну и черт с ним, со сроком. Он придет и уйдет, этот срок. Единственная оставшаяся исповедь будет теперь перед Богом.
За какие-то минуты Гоин с высоты своего положения опустился до самого дна, ниже которого ничего и представить невозможно, и жестокость падения вызвала у него единственное желание: лечь и умереть на месте. Он мечтал дать Америке нечто великое, стабильное, надеясь и полагая, что его имя будет занесено в анналы истории. А подобные исторические свершения редко обходятся без жертв. Альваресу предложили смириться с тем, что он оказался жертвой, но предложение, запоздало сообразил Гоин, оказалось очень неудачным. И с тех пор ситуация только ухудшалась. Действительно, смерть и скорбь ужасны, но сделанного не вернуть, поэтому надо жить дальше, а поезд — это нечто материальное, бессмертное, важное для страны, для всего человечества.
— Идем, Билл. — Кто-то пролил вино на костюм О’Мейли. Казалось, что он залит кровью. Он грустными глазами пригласил Гоина присоединиться к нему. — Мы еще ищем его. Если найдем в ближайшие пару минут, возможно, все еще изменится к лучшему.
Гоин медленно покачал головой. Он поднял взгляд к черному экрану телевизора.
— Ты думаешь?
В вагоне-ресторане было пусто, лишь валялись сигареты, мусор и пустые пластиковые стаканчики.
— Мы его поймаем, — заверил О’Мейли. — И больше о нем никто никогда не услышит.
— Может, это просто монтаж. Ты же знаешь, какие чудеса можно сотворить с помощью современной техники. Приклеить чужую голову к чужому телу — запросто.
— Конечно, так оно и есть, — согласился О’Мейли.
— Голос похож на ее, но наверняка есть способы и голос имитировать. Правда?
Лицо О’Мейли исказилось от горя.
— То, что произошло, никакого отношения к тебе не имеет. Никакого, понятно? Ты чист, Билл. Даже Андерсен. Если кто-то попытается навесить его убийство на тебя, ты ни при чем, все делал я.
— Только Гретхен имеет отношение ко мне, — поправил его Гоин. — Я ее подвел, вот в чем дело. И никогда у меня с ней не получалось. Ни-ког-да. У меня просто нет такого таланта — быть отцом.
— Билл, надо убираться из этого вагона.
Гоин вздрогнул, поднял голову и, казалось, впервые заметил присутствие О’Мейли.
— Кит? — Он одним глотком опустошил стакан и завертел головой в поисках новой выпивки.
— Послушай, если не хочешь неприятностей, надо отсюда уходить.
— А я-то считал, что ты единственный, у кого кишка не тонка.
— Время не самое подходящее, Билл. — О’Мейли бросил взгляд на часы.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся к ним? Издеваешься, что ли? Чтобы дать интервью по поводу проститутки-дочери? — Гоин помолчал. — Черт с ним, пусть делает, что хочет. Я сдаюсь.
— Ты здесь ни при чем! — повторил шеф службы охраны.
— Ни при чем! — обронил Гоин, глядя на мертвый экран. — Ты все видел? Ты ясно меня слышишь и понимаешь? — Снова пауза. — Я сдаюсь.
О’Мейли нервно глянул на часы.
Указывая на телевизор, Гоин сказал:
— Подлец! Он знает все. Он упомянул о Генуе. Теперь еще Андерсен. И самое плохое то — и ты это знаешь не хуже меня, — что правда все равно вылезет наружу. На детекторе лжи, еще где-нибудь, но вылезет. — Он указал на пол, хотя там ничего не было. — Я не хочу, чтобы ты оказался втянутым в эту историю.
— Не хочешь, чтобы я оказался втянутым? Билл, ты свихнулся. Это ты не должен дать втянуть себя в неприятности.
— Ему все зачтется. — Гоин кивнул в такт собственным размышлениям и вернулся к обследованию брошенных стаканов, обнюхивая их, выискивая недопитое спиртное.
— Я не могу тебя тут бросить, — не унимался О’Мейли. — Ты пойдешь со мной.
— Не пойду. — Он сделал глоток, выудил из стакана мокрый окурок, уронил его на пол и отхлебнул еще.
— Ничего он с поездом не сделает, — заявил О’Мейли. — При той охране, которую мы поставили. При той технологии, что используется на поезде. Неужели ты не понимаешь, Билл? Ему главное — устроить шум. Все это пустые угрозы. Он вылез на публику, его послушали. Аудитория была очень признательна. Вот и все, что ему требуется.
— Да, и особенно внимательно слушали Гретхен! — выкрикнул Гоин. — О, Боже, — застонал он, роняя голову на грудь.
— Мы… у нас одна минута, Билл. — Лоб О’Мейли блестел от пота. — Если понадобится, я тебя выволоку отсюда. Представляешь, как это будет выглядеть? Ты только представь, что подумают люди!
Гоин посмотрел на него воспаленным взглядом.
— Она мне мстит. Понимаешь? Она решила стать такой девкой, которые мне нравятся. — Его голос сорвался на невнятное бормотание. — Она все… она все обо мне давным-давно знает.
— Билл, мы теряем время.
— Мое время уже ушло, — констатировал Гоин. — Я ее потерял, Кит. Она пробовала убедить меня публично признаться в Генуе. Тебе не сказал… просто, не мог. Так что, мое время кончилось, Кит. Мои часы уже остановились.
О’Мейли открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Затем нервно произнес:
— Мне надо проверить, как там мои ребята.
— Конечно.
Испуганный О’Мейли заторопился к задней двери.
Глава 39
Буквально в ту же секунду, когда Альварес запер раздвижную дверь, перекрывая Тайлеру обратный путь, из вагона-ресторана, опустив голову и ссутулясь, показался О’Мейли.
— Всем очистить передние вагоны и перейти назад! — рявкнул он, не удостоив подчиненного даже беглым взглядом. Форма была знакомой, и этого оказалось достаточно.
Альварес остался в соединяющем два вагона коридоре в одиночестве. Он смотрел в спину О’Мейли, который шагал по шестому вагону, по проходу между креслами. Только что ему представилась прекрасная возможность. Он находился в двух шагах, на такое расстояние они никогда прежде не сближались, и он этой возможностью не воспользовался.
Альварес увидел, как О’Мейли остановился в середине вагона, встретившись с одетыми в штатское двоими охранниками из своего отдела. Теперь численное преимущество на их стороне. Преследовать его нет смысла. Развернувшись, Альварес бросился в вагон-ресторан, зная, что взрыв может прозвучать в любую секунду.
Он увидел в кожаном кресле безвольное тело Уильяма Гоина — опущенная голова, подбородок уткнулся в грудь, вздрагивающие плечи. Гоин поднял затуманенный взгляд; на его лице проступило изумленное выражение, через секунду он уже был на ногах и летел в сторону Альвареса. Альварес сделал шаг вбок, вытянул ногу и подцепил бегущего. Гоин врезался головой в стойку бара, из рассеченной раны по черепу потекла кровь.
Схватив бутылку шампанского, Альварес занес ее над головой поверженного противника. В эту секунду убить врага ничего не стоило. Один-два хороших удара, и к тому времени, когда спасатели распилят обломки вагонов, никто не определит, что глава компании умер за минуту или две до катастрофы. Но Альварес опустил бутылку.
— Даже я не опущусь до вашего уровня.
— Берт? — окликнул его женский голос. Джиллиан!
Она вышла из-за угла, где стойка бара из нержавеющей стали соединяется со стенкой. Наверное, она пряталась с другой стороны, пережидая, пока поток пассажиров, бегущих от опасности, не иссякнет, не желая присоединяться к ним, отказавшись последовать даже за ним. Спряталась там, где ее никто не видел.
— Он не знал, что я здесь, — сказала Джиллиан.
— Джилли! — крикнул Альварес в отчаянии, не зная, как теперь спасти ее. — Ты же должна была…
— С ним, — она указала на Гоина, — был другой человек. Я все слышала. — Ее знобило от страха. — Берт, я слышала все. Тот, другой, убил твоего адвоката. Андерсена. Ничего делать не надо. Я выступлю свидетелем!
Гоин посмотрел на нее. Альварес не мог разобрать, смеется он или плачет.
Два выстрела прозвучали как два хлопка в ладоши, громкие и отчетливые. Альварес инстинктивно схватил бутылку из-под шампанского, разбил ее о стойку и поднял руку с оружием.
