Дин Кунц - Холодный огонь
— Так вы ничего не знаете об Атланте? — спросил он Холли, заметив ее недоумение.
С улицы донесся странный шум, заставивший Холли насторожиться. Она не сразу сообразила, что непонятные звуки напоминают пронзительный клекот птиц, защищающих свои гнезда. Холли подумала, что птицы вьются над крышей и их крики отражаются эхом в дымоходе камина. Ничего страшного. Птичьи голоса постепенно отдалились и затихли Она вернулась к прерванному разговору.
— Вы говорите, Атланта? Боюсь, что мне ничего не известно.
— Ничего удивительного, что он не рассказывал даже вам. Он никогда не станет об этом говорить.
— Что произошло в Атланте?
— Это случилось в маленьком ресторанчике, который назывался «Дворец Утенка Дикси»…
— Боже мой, — прошептала Холли. То самое место, которое она видела во сне.
— Наверное, вам приходилось об этом слышать. — Старик поглядел на нее печальными глазами.
Холли почувствовала, как ее лицо исказилось гримасой горя. В этот миг она думала не о родителях Джима, не о Генри, который их любил, а о Джиме.
— Боже мой… — Она умолкла, не в силах вымолвить ни слова, и слезы застлали ей глаза.
Генри погладил ее по руке, и Холли благодарно сжала его большую ладонь. Некоторое время она сидела молча, пытаясь прийти в себя.
На другом конце комнаты, где смотрели телевизор, то и дело слышался звон колокольчиков и рев медных труб — там вовсю разворачивалась захватывающая телевикторина.
Родители Джима погибли не так, как он рассказывал. Вымышленная автокатастрофа была одним из способов ухода от кошмарной действительности.
Она знала правду. Знала, но отказывалась в нее верить. Последнее сновидение оказалось не предостережением, а еще одним воспоминанием Джима, которое он бессознательно спроецировал на ее мозг. Во сне она превратилась в другого человека: она стала Джимом. Точно так же, как две ночи назад побывала в облике Лены Айренхарт. Окажись у нее под рукой зеркало, она бы узнала в нем не себя, а десятилетнего Джима; точно так же в окне мельницы Холли увидела отражение лица Лены. Страшное зрелище залитого кровью ресторана ожило в памяти с новой силой, а по спине пробежала дрожь.
Она поглядела в окно. Вид пустого двора наполнил ее страхом.
— Они выступали в клубе, — заговорил старик. — А обедать любили в ресторанчике, который запомнился Джиму еще по прошлому приезду в Атланту.
— Кто был убийца? — дрогнувшим голосом спросила Холли.
— Сумасшедший. Представляете, ни за что ни про что умереть из-за какого-то психа!
— Сколько погибло людей?
— Много.
— Сколько, Генри?
— Двадцать четыре.
Холли представила ад, в котором оказался маленький Джим. Представила, как он ползет по развороченным трупам. В воздухе стоит тяжелый запах крови и рвоты. Отовсюду слышатся крики ужаса и предсмертные хрипы. Она услышала сухой треск автоматных очередей:
«Та-та-та-та-та-та…» — и плач молоденькой официантки. Зрелище было невыносимым. Весь ужас существования, вся жестокость человечества воплотились в одном диком кошмаре. Даже взрослому потребовалась бы целая жизнь, чтобы оправиться от страшного потрясения. Для ребенка исцеление вообще могло оказаться невозможным. Единственным способом не потерять рассудок оставался мир фантазий, несовместимый с отвратительной действительностью.
— Джим был единственный, кому удалось спастись, — сказал Генри. — Опоздай полиция на пару секунд — и все. Они успели пристрелить психа в самый последний момент. — Рука старика слегка сжала ладонь Холли. — Джима нашли в углу на теле Джеми, его отца… он был весь в отцовской крови.
Холли вспомнила конец сна: убийца неотвратимо приближается к ней, пиная стулья, отодвигая столы. Она забивается в угол и оказывается прижатой к мертвому мужчине. Сумасшедший подходит ближе, еще ближе, целится ей в лицо. Она не хочет видеть свою смерть и отворачивается…
Холли вспомнила, как проснулась, захлебываясь несуществующей рвотой.
Если бы она успела взглянуть в лицо убитому, она бы узнала отца Джима.
Комната отдыха снова огласилась птичьими криками. Двое стариков подошли к камину, им показалось, что одна из птиц залетела в дымоход и теперь бьется там с пронзительным клекотом.
— В отцовской крови… — тихо повторила Холли. Понятно, что даже спустя много лет гибель родителей остается незатянувшсйся раной на сердце Джима.
Мальчик знал не только то, что лежит на теле убитого отца, но и то, что его мать тоже среди мертвых. В один миг он потерял обоих родителей, остался сиротой.
* * *Джим сидел на скамейке во дворе приюта. Поблизости никого не было.
Конец августа — обычно время засухи, но день выдался на удивление хмурый. Темное небо нависало над головой, точно перевернутая пепельница. Цветы на клумбах поблекли, утратили живость красок. Дул слабый ветерок, и верхушки деревьев покачивались, словно ежились от холода.
Что-то должно случиться. Какое-то несчастье.
Джим вспомнил, как Холли говорила, что ничего не произойдет, если он сумеет держать себя в руках. Нужно только держать себя в руках — и они в безопасности.
Однако он чувствовал, что беда приближается.
Беда.
До его слуха доносились пронзительные крики птиц.
* * *Крики стихли.
Холли отпустила руку Генри и, достав из сумочки носовой платок, высморкалась и вытерла глаза. К ней вернулась способность говорить, и она сказала:
— Он винит себя в том, что случилось с его родителями?
— Я знаю. Джим никогда об этом не говорил, но я видел, что он винит себя за то, что не сумел их спасти.
— Но почему? Ведь ему было всего десять лет. Что он мог сделать против взрослого мужчины с автоматом?
Яркие глаза Генри на мгновение потухли. Асимметрия в лице стала еще заметнее. Он печально сказал:
— Я много раз говорил ему то же самое. Сажал к себе на колени, убеждал, что нельзя так себя казнить. Лена тоже с ним разговаривала. Но все без толку. Он просто возненавидел себя.
Холли украдкой посмотрела на часы. Одиночество Джима слишком затянулось. Однако нельзя прервать рассказ Генри как раз в тот момент, когда она вплотную приблизилась к разгадке.
— Все эти годы я не переставал об этом думать, и похоже, мне кое-что удалось понять, — продолжил Генри, — но когда понял, было слишком поздно: Джим вырос, и мы много лет не говорили об Атланте. Честно сказать, к тому времени мы вообще перестали разговаривать.
— И что вам удалось понять?
Генри взял в ладонь здоровой левой руки слабую кисть правой и стал молча разглядывать шишковатые костяшки пальцев, обтянутые тонкой морщинистой кожей. Холли поняла: старик колеблется, рассказывать или нет ей о своих догадках.
— Я люблю его, Генри.
Он поднял голову и взглянул Холли в глаза.
— Помните, вы сказали: Джим никогда не станет говорить о том, что случилось в Атланте. Вы правы, не станет. Я знаю, он любит меня, но многое в его жизни остается для меня тайной. Он точно стиснутый кулак, который не хочет разжаться. Если так получится, что я выйду за него замуж… Мне необходимо знать всю правду. На тайнах семейную жизнь не построишь.
— Понимаю, конечно, вы правы.
— Скажите, Генри, почему Джим обвиняет себя в смерти родителей? Ведь он просто убивает себя. Если есть хоть малейшая надежда ему помочь, вы должны мне рассказать то, что вам известно.
Старик вздохнул и наконец решился:
— Возможно, после того, как я сейчас скажу, вы решите: Генри Айренхарт совсем выжил из ума, но поверьте, я говорю чистую правду. Не стану разводить канитель, скажу только: у моей жены Лены была очень сильно развита способность к предчувствию. Не то, чтобы она могла видеть будущее. Нет, она не сумела бы угадать, кто выиграет скачки или где ты окажешься через год. Но иногда… например, ее за неделю вперед приглашают на воскресный пикник, а она возьми да и скажи: в воскресенье будет дождь. И точно, как она и говорила, с самого утра соберутся тучки и льет как из ведра до самого вечера. Или возьмите другой случай: забеременеет соседка, а Лена сразу скажет, парень у нее будет или девчонка. И ни разу не ошибалась.
Холли чувствовала, как соединяются последние части головоломки. Перехватив смущенный взгляд Генри, она ободряюще погладила его по больной руке.
Окинув ее долгим взглядом, старик спросил:
— Вам приходилось видеть, как Джим делал удивительные вещи, похожие на колдовство?
— Да.
— Тогда вам, наверное, ясно, к чему я клоню.
— Наверное.
Тишину комнаты опять нарушили резкие, пронзительные крики. Сидевшие перед телевизором убрали звук и стали оглядываться по сторонам, пытаясь определить, откуда раздаются странные звуки.
Холли повернулась к окну. В небе ни одной птицы. Волосы у нее зашевелились от ужаса. Она знала причину своего страха: появление птиц связано с Джимом. Она вспомнила, как он озирался по сторонам на кладбище и беспокойно следил за полетом черной стаи по пути из Нью-Свенборга в Солванг.
