Кристофер Райх - Клуб патриотов
— Привет, Карнак, — произнес Франсискас.
— Давненько меня никто так не называл. И кстати, я не люблю это прозвище. — Гилфойл жестом приказал охранникам выйти. Оставшись наедине с Франсискасом, он встал возле двери. — Где ты нашел отпечатки? — спросил он.
— В материалах Ковача, — охотно ответил Франсискас.
— Да неужели? По-моему, я хорошо все просмотрел. Где именно?
— А это что, так важно? Ну, перебирал папки с его делами и нашел.
— Надеюсь, они при тебе?
Франсискас посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Ты сам бывший коп. Кто же носит улики с собой?
— Оставил их в Нью-Йорке? Мы обыскали твой письменный стол и твой дом. Или есть другое место, куда следовало заглянуть? И чтобы ты знал: мы стерли тот файл из базы данных. И сейчас у тебя единственная копия отпечатков мистера Джаклина. Это для тебя плюс.
Франсискас пожал плечами:
— А если я отдал их Биллу Макбрайду?
— Я бы Макбрайду не доверил даже квитанцию из прачечной. Ладно, детектив, хватит! Эти отпечатки должны быть у нас.
— Не хочу расстраивать, но у меня правда нет их с собой.
— А если поискать?
— Да сколько угодно, — ответил Франсискас и, подняв руки, повернулся вокруг себя. — Но этот лотерейный билетик мой. Я как чувствовал.
— Снимай пиджак и брюки.
— Это ничего не даст.
— Снимай, — сказал Гилфойл.
Вручив ему свои пиджак и брюки, Франсискас смотрел, как он тщательно проверяет их, выворачивая карманы, прохлопывая лацканы, прощупывая швы. Всю эту работу проделывал Гилфойл, но именно Франсискас чувствовал, как силы потихоньку оставляют его. Несколько раз к горлу подкатывала тошнота, и боковое зрение стало каким-то расплывчатым. Гилфойл взял с табурета бумажник детектива и просмотрел, что внутри. Выложил деньги, кредитные карты, затем всякие записки, которые Франсискас в то или иное время считал важным сохранить. Закончив, он положил бумажник обратно на табурет рядом с кредитными картами, полицейским жетоном и удостоверением.
— Детектив, мне нужны эти отпечатки. Немедленно.
— Я понимаю, — сказал Франсискас. — Всем нужны отпечатки с пистолета, из которого застрелили полицейских Шеперда и О'Нилла, а также Дэвида Бернстайна.
Гилфойл потер подбородок. Вдруг он снова посмотрел на табурет, где лежали бумажник и полицейский жетон. Отодвинув их в сторону, он схватил удостоверение детектива, торопливо раскрыл обложку и подсунул ноготь под фотографию. Разочарованно вздохнув, он бросил обложку на пол.
— Детектив Франсискас, ты не понимаешь, во что вляпался? Мистер Джаклин — важный человек. У меня, признаюсь, к этим отпечаткам тоже есть свой интерес. И я не вижу причины, почему бы нам не отпустить тебя, когда ты их отдашь. Мы живем в мире улик, а не слухов. Я знаю людей твоего типа: они не донкихоты и не сражаются с ветряными мельницами. Ты такой же, как я. Реалист. Отдай отпечатки, и ты — свободный человек. Тебя тут же отвезут в аэропорт. Даю слово.
Франсискас с отвращением смотрел на него.
— Плохо, что ты больше не служишь, — умеешь убеждать. Гладко говоришь.
— Отпечатки, детектив! Или отдай их мне, или скажи, где взять.
Франсискас покачал головой:
— Я не пойду на сделку с мешком дерьма. Ты убил Тео Ковача. И возможно, не без твоего участия позаботились о Шеперде и О'Нилле. Ты хотел завалить Болдена, а вместо этого подстрелил его девушку. Ты напакостил на моем участке, и я хочу, чтобы ты за это ответил.
Вот так. Франсискас высказался. Он хотел, чтобы его слова произвели должное впечатление, но в холодной, неуютной конюшне они прозвучали как-то тускло и неубедительно. Стоя босиком на бетонном полу, раздетый и дрожащий, он чувствовал себя глупо. Хуже: он чувствовал, что проиграл.
— Мне пора возвращаться к столу, — сказал Гилфойл, пригласив обратно охранников. — Ребята, постарайтесь, чтобы детектив стал поразговорчивее.
Обеденные столы были установлены в огромном шатре, раскинутом на теннисном корте. Стены украшали белые шпалеры, увитые живыми бугенвиллеями. Специально для торжественного ужина настелили паркетный пол. Высокие обогреватели, словно деревья, возвышались среди столов. В дальнем конце шатра соорудили сцену, где оркестр с излишней живостью исполнял музыку, которой следовало быть ненавязчивой.
Когда после первого блюда убрали тарелки, Джаклин прошелся между столами. Заметив в баре Ги де Вальмона, он приблизился к нему.
— Ну как, Джей-Джей? Довольны? — спросил де Вальмон. — Непогода, а гостей полон дом. По-моему, все отлично получилось.
Джаклин окинул взглядом собравшихся:
— Никогда не видел, чтобы они вели себя так непринужденно. Напомни пригласить в дом всех, кто имеет отношение к нашим фондам.
— Да они все здесь. Все до единого. — Де Вальмон оглядел импровизированный обеденный зал, называя вкладчиков по именам, когда они попадались ему на глаза. — Вон ребята из «Армонка», Джерри Гильберт из «Гросс пойнт», «брамины» из «Гарвард эндоумент»…
— Даже этот крот из «Калперс» приперся, — прошептал Джаклин. — Знаешь, это здорово впечатляет, когда на таких мероприятиях объявляются калифорнийские либералы.
— Я уже договорился с «Дженерал моторс» еще о паре сотен миллионов, — сообщил де Вальмон. — Так что вечер ожидается отличный.
Джаклин просиял.
— Президент обещал представить Франсез Тависток. Она принесет нам чистыми еще полмиллиарда.
— Вы уже официально согласовали с президентом Рэмзером, что он станет членом нашей компании?
— Приличия, Ги, приличия. Будет даже лучше, если он годик подождет, поездит с лекциями. Помни: торопиться не стоит. — Джаклин обнял де Вальмона за плечи. Неприятности дня рассеивались как дым. — Десять миллиардов. Мы почти у цели.
Музыка звучала все тише, по мере того как Дженни поднималась наверх. У перил на лестничной площадке стоял агент Секретной службы. С минуты на минуту ожидался приезд президента. Дженни сделала несколько шагов в сторону женского туалета. Кивок головы дал ей свободный проход.
Узкий коридор с ярко-синей дорожкой на деревянном полу был хорошо освещен. Пройдя мимо туалетной комнаты, Дженни открыла соседнюю дверь. В Длинном зале было темно, на полу метались тени от шуршавших за окном веток. Она прикрыла за собой дверь и секунду подождала. Призраки. Она чувствовала, как они, спрятавшись по углам, наблюдают за ней. Библия Линкольна, локон Гамильтона, щепка от гроба Вашингтона — прямо как мощи святых.
Совещания начинались в полночь. Сначала произносилась молитва…
Дженни включила верхний свет. Сходство с настоящим Длинным залом производило жуткое впечатление. «Зачем нужна эта копия? — спрашивала она себя, шаг за шагом продвигаясь вглубь комнаты. — Помогает любителю истории избавиться от ностальгии? Или есть другая причина?» Кроме стола, в центре комнаты здесь были еще невысокий комод, письменный стол и застекленный шкафчик. Она открыла каждый ящик, подергала каждую дверцу. И ничего не нашла.
Они вели записи, говорил Саймон Бонни. Их всех очень беспокоило, что подумают о них потомки.
Дверь в смежную комнату была заперта. К такой замочной скважине подошел бы старинный церковный ключ, слишком большой, чтобы уместиться в обычном кармане. Тут тоже Джеймс Джаклин в точности воспроизвел оригинал. Дженни провела рукой поверх дверного косяка, затем заглянула в верхний ящик стоявшего рядом шкафчика. Ключ лежал там. Всего один оборот, и замок легко открылся. Все до последней детали работало и было как настоящее. Она вытащила ключ, и дверь бесшумно отворилась, приглашая ее войти.
Книги. Вдоль трех стен от пола до потолка выстроились стеллажи. Четвертую занимало подъемное окно, из которого открывался вид на лужайку перед особняком Джаклина. Притворив за собой дверь, Дженни включила антикварную настольную лампу с зеленым стеклянным абажуром. Все пространство на полках занимали книги. Старинные книги в кожаных переплетах, с тесненными золотом названиями, уже такими потертыми, что их невозможно было прочитать. Она провела рукой по кожаным корешкам. В комнате пахло плесенью и сыростью, словно ее не проветривали годами. Дженни огляделась. В тусклом свете казалось, что книги сомкнулись над ней, собираясь взять ее в плен и оставить в прошлом. Она вытащила один том: Фрэнсис Паркман «Франция и Англия в Северной Америке». Рядом стояло первое издание автобиографии Улисса Симпсона Гранта. На форзаце она обнаружила автограф автора: «Эдмонду Джаклину, гражданину и патриоту, с благодарностью за годы верной службы». Дженни вернула книгу на место, чувствуя, как в такт музыке подрагивает под ногами пол. Она посмотрела на часы. Ее не было среди гостей уже шесть минут. Приложив ухо к двери, она прислушалась, но никаких подозрительных звуков из коридора не доносилось. Все было тихо.
