Стивен Кинг - Конец смены
Какое-то длинное мгновение единственными слышимыми звуками является гул большого двигателя снежной машины, и вой зимней бури Евгения, которая набирает силы.
Холли говорит:
— Боже, да у него даже палец не на крючке. Помогите мне кто-нибудь, я, наверное, не смогу…
И — выстрел.
— Последняя выходка Брейди, — говорит Джером. — Бог ты мой.
36Ходжес добраться до «экспедишна» не может, но Джером способен подсадить его в кабину «сноу-кэта». Холли садится рядом на внешнее место. Джером залезает за руль и запускает двигатель. Хотя он сдает назад, а потом объезжает то, что осталось от тела Бэбино, он говорит Холли, чтобы не смотрела до первой горки.
— За нами кровавый след, — объясняет он.
— Фу-у-у.
— Точно, — говорит Джером. — «Фу-у-у» — это подходящее слово.
— Тёрстон говорил, что у него есть снегоходы, — говорит Ходжес. — О танке «Шерман»[72] он ничего не говорил…
— Это «такер сноу-кэт» и вы ему «Мастер Кард» не предлагали. Не говоря уже о великолепном «джипе вранглере», который меня в эти дебри прекрасно довез, спасибо ему.
— А он действительно мертв? — спрашивает Холли. Ее осунувшееся лицо обращено к Ходжесу, а большая шишка на лбу, кажется, заметно пульсирует. — Совсем, совсем?
Ответ: нет — еще нет. Пока — благодаря удивительной способности мозга самовосстанавливаться — из головы бог знает скольких людей не вымоются его скользкие следы. Но через неделю — может, месяц — Брейди уже сгинет.
— Да, — говорит он. — И, Холли, — спасибо за тот текстовый рингтон. Там, где ребята кричат «хоумран!».
Она улыбается:
— А что же тогда пришло? Что за сообщение?
Ходжес с трудом вытягивает из кармана телефон и говорит:
— Чтобы я скис… — и смеется. — Я же совсем забыл!
— Что? Покажи-покажи-покажи!
Он разворачивает телефон так, чтобы Холли прочитала эсэмэску от его дочери Элисон из Калифорнии, где, без сомнения, солнечно:
«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ПАПА! 70 ЛЕТ — И ВСЕ РАВНО ТЫ ПРИ ВСЕЙ СВОЕЙ СИЛЕ! БЕГУ В МАГАЗИН, ПОТОМ ПЕРЕЗВОНЮ. ХХХХ ЭЛЛИ».
Впервые, с тех пор Джером вернулся из Аризоны, на сцене появляется верный Тайрон Экстазный Кайф[73]:
— Вам семсят лет, масса Ходжеса? Силы небесные! И вам с лица и на день не даш более шиссят девять!
— Ну хватит, Джером! — говорит Холли. — Понимаю, что тебя это бавляет, но звучит это очень по-дурацки и невежественно.
Ходжес смеется. Смеяться больно, но что поделаешь. Он остается в сознании до самого «Гаража Тёрстона». Ему даже удается несколько раз слабенько затянуться косяком, который Холли подкуривает и дает ему. Потом накатывается темнота.
Видимо, это оно и есть, думает Ходжес.
С днем рождения меня, думает он.
И уже ничего не думает и не чувствует.
После
Пит Хантли значительно меньше знакомый с больницей Кайнера, чем его давний коллега, который ходил сюда, как на молитву, к одному давнему пациенту, ныне покойному. Пит останавливается и спрашивает дорогу дважды: у общей регистратуры и на входе в отделение онкологии, — пока находит палату Ходжеса, но она оказывается пустой. К поручням на стене прикреплена связка воздушных шариков с надписью «С днем рождения, папа!». Шарики плавают под потолком.
Заглядывает медсестра, видит, что Пит смотрит на пустую кровать, и улыбается ему.
— Солярий в конце коридора. Там празднуют. Кажется, вы еще не опоздали.
Пит идет туда. В солярии стеклянный потолок, и там много растительности — чтобы поднимать настроение пациентам, чтобы обеспечивать их кислородом, а может, и для того, и для другого. Возле одной из стен четверо играют в карты. Двое из них лысые, у третьего к руке подсоединена капельница. Ходжес сидит прямо под окном в потолке, раздавая торт своей банде: Холли, Джерому и Барбаре. Кажется, Кермит отпустил бороду — и она белоснежная, Пит вспоминает, как с детьми ходил в торговый центр смотреть на Санта-Клауса.
— Пит! — Ходжес улыбается. Он начинает вставать, и Пит машет ему: мол, сиди, не надо. — Садись, съешь тортик. Элли купила его в пекарне Бейтула. Это у нее с детства любимое место.
— А где она? — спрашивает Пит, подтягивая стул и садясь рядом с Холли. У нее левая часть лба перевязана, а у Барбары нога в гипсе. Только Джером имеет бравый и здоровый вид, а Пит знает, что парня в охотничьем лагере едва не превратили в гамбургер.
— Уехала утром обратно на свой берег. Она смогла взять отгул только на два дня. У нее еще в марте будет отпуск на две недели, и она говорит, что еще приедет. Если надо.
— А ты как себя чувствуешь?
— Неплохо, — говорит Ходжес. Его глаза движутся вверх и влево, но только на мгновение. — Мной занимаются трое онкологов, и первые анализы неплохие.
— Фантастика! — Пит берет кусок торта, который ему протягивает Холли. — Ой, это многовато.
— Будь мужиком, ешь, — говорит Ходжес. — Слушай, а вы с Иззи…
— Мы все обдумали, — говорит Пит и откусывает. — О, как классно. Нет ничего лучше хорошего морковного тортика со сливочным сыром, чтобы поднять сахар в крови!
— И поэтому пенсионная вечеринка…
— Там же, и в то же время. Официально ее никто и не отменял. Я все также рассчитываю на твой первый тост! И не забудь…
— Ну конечно, придет и твоя бывшая жена, и нынешняя пассия, все должно быть чинно-благородно. Понимаю, понимаю.
— Только когда мы все разрулим. — Слишком большой кусок торта стремительно тает. Барбара увлеченно наблюдает это быстрое поглощение.
— Мы в беде? — спрашивает Холли. — Что скажешь, Пит?
— Да нет, — говорит Пит. — У вас все четко. Вот, собственно, с тем я к вам и пришел.
Холли откидывается на спинку стула так, что со лба отбрасывается несколько седеющих прядей.
— Вы наверняка всех собак на Бэбино повесили, — говорит Джером.
Пит указывает на Джерома пластиковой вилкой:
— Правду говоришь, юный воин-джедай!
— Наверное, вам будет интересно, что Йоду озвучивал знаменитый кукловод Фрэнк Оз, — говорит Холли. Оглядывается. — Ну, по крайней мере, мне это интересно.
— А мне торт очень интересен! — радуется Пит. — Можно еще? Может, маленький кусочек?
Барбара берет на себя честь наделить его тортом, и «кусочек» получается не такой уж маленький, но Пит не возражает. Он откусывает и спрашивает, как у неё дела.
— Прекрасно, — опережает ее Джером. — У нее парень завелся. Зовут Дерис Невилл. Будущая звезда баскетбола.
— Замолчи, Джером, он мне не парень.
— А наносит визиты, словно твой парень, — говорит Джером. — То есть каждый день, с тех пор, как ты ногу сломала.
— Нам есть о чем поговорить, — с достоинством отвечает Барбара.
Пит говорит:
— А что касается Бэбино, так в администрации больницы нашли видео с камер наблюдения, как он ночью, когда его жену убили, пришел в больницу через черный ход и переоделся рабочим. Может, из шкафа шмотки спер. А через пятнадцать — двадцать минут переодевается в то, в чем пришел, — и уходит.
— А других видео нет? — спрашивает Ходжес. — Из «Ведра»?
— Да есть что-то, только там лица не видно, он натянул бейсболку, — и не видно, как он к Хартсфилду в палату заходит. Адвокат мог бы что-то из этого высосать, только Бэбино уже перед судом не предстанет.
— И всем по барабану, — заключает Ходжес.
— Точно. Городская полиция и полиция штата с радостью все повесила на него. И Иззи рада, и я рад. И я мог бы спросить — между нами, девочками, — а там, в лесу, погиб именно Бэбино? Только мне не очень хочется это знать.
— А какую роль в этом сценарии играет Библиотечный Эл? — спрашивает Ходжес.
— Да уже никакую. — Пит отодвигает тарелочку. — Элвин Брукс покончил с собой вчера вечером.
— О Боже, — говорит Ходжес. — Под стражей?
— Да.
— А почему за ним не следили? После всего этого?
— Да следили, и ни у кого из задержанных ничего колюще-режущего храниться не должно, а он где-то спрятал шариковую ручку. Или охранник ему дал, или другой задержанный. Он все стены и нары исписал буквами Z, и себя тоже. Потом вытащил металлический стержень оттуда и им…
— Хватит, — говорит Барбара. В зимнем свете, который падает на них сверху, она очень бледная. — Мы поняли.
— И что думают? — спрашивает Ходжес. — Что он был сообщником Бэбино?
— Он попал под его влияние, — говорит Пит. — И они оба попали еще под чье-то влияние, но давай в такое не углубляться, ладно? Главное, на чем стоит сосредоточиться, — это что вы вне подозрений. В этот раз не будет благодарностей, статей в газете или халявных услуг…
— Ну и пусть, — говорит Джером. — У нас с Холли все равно есть четыре года до конца еще той халявы.
