Александр Смоленский - 210 по Менделееву
– Только ты и помнишь. Ты же филолог… – скептически произнес Духон. – Только говори яснее, не наводи тень на плетень. У нас, можно сказать, близкий человек погиб.
– А я и говорю вполне ясно, – парировал наезд Багрянский. – Помните, что случилось с Офелией, как погибли ее брат Лаэрт и, конечно, принц датский Гамлет? Между прочим, из-за Полония…
– Что ты несешь? Нашел время лекции читать. При чем вообще тут полоний? Во времена Гамлета полоний не был даже открыт. Или ты о старике Полонии, еще об одном персонаже Шекспира?
– В самую точку. Многие литературоведы спустя века увидели в его персоне символ вселенского лицемерия, лжи и интриганства. И они, пожалуй, правы. Хм, сделать свою дочь проституткой, сына – убийцей… и все ради собственного влияния, ради сиюминутных интриг… Вот я и спрашиваю вас, господа, не напоминает ли вам наша история о невольном присутствии в ней шекспировского Полония? Страсти-то тоже шекспировские, нешуточные…
– Ну и загнул ты, Багрянский, – покачал головой Духон. – Хочешь сказать, что феномен полония был открыт не в двадцатом веке, а пятью веками раньше? Как-то туманно ты изъясняешься…
– Кто спорит, я не философ и не литературовед с прикладным уклоном. Но феномен книжного Полония жив и гуляет по миру. Может, в нашем случае это очередной привет от него? Страшный привет… – Журналист тяжело вздохнул.
– Все может быть, – согласился банкир-пенсионер, несколько озадаченный его неожиданным взглядом на вещи. – Все может быть. Надо будет подумать на досуге о том, что ты сказал, старик. Но меня, по правде, сейчас больше интересует бытовая сторона. Например, успел ли передать Свиридов своим боссам на Лубянке или за «Стенкой» флэшку?
– Вопрос не в бровь, а в глаз! – горько усмехнувшись, заметил Мацкевич. – Я, например, считаю, что Свиридов ничего передать не успел. Слишком мало у него было времени. Но с другой стороны, не исключено, что его «открытие» никто не захотел слушать. Слишком щекотливая история… И признаться, меня преследует иной вопрос: как оказался Интеграл на Можайке, в районе Одинцова? Что он там потерял, тем более с утра пораньше?
– Может, накануне навестил любовницу в том районе? – сделал предположение Духон. – Что вы так на меня смотрите? Настоящим разведчикам, в отличие от литературно-киношного Штирлица, иногда надо сбрасывать свою сексуальную энергию.
– Знаете, Александр Павлович, а ваше предположение очень даже резонно. Но тогда получается, что к гибели Интеграла мог приложить руку вовсе и не Куратор… – задумчиво произнес Мацкевич.
– Кто же тогда? – в один голос воскликнули друзья.
– Не знаю. Но узнаю непременно. Обещаю. А сейчас мне надо срочно вернуться в Москву.
– И там продолжить гадание на кофейной гуще! – язвительно спросил Багрянский.
– Не надо так. Мы никогда не гадаем, мы анализируем. Так что не обижайте, пожалуйста, людей моей профессии.
Мацкевич вдруг выложил на стол серебристый предмет, похожий на дамскую зажигалку.
– А это ещё что за штукенция?! – вновь в один голос спросили друзья.
– Тоже флэшка, а на ней точная копия завещания текста Люсинова. Я её сделал по просьбе самого Игоря. Он вдруг решил в последний момент подстраховаться.
– Что я говорил? Он предчувствовал недоброе! – воскликнул Духон.
– Кто бы спорил… – поддакнул Багрянский.
Мацкевич быстро собрался и, пообещав звонить, исчез.
Лондон, вновь наши дни
Двое давно не молодых мужчин неспешно прогуливались по Гросвенор-скверу, время от времени возмущаясь портящим весь вид этого прелестного местечка Лондона железобетонным зданием американского посольства.
Четверть часа назад они покинули «Коннут-отель», где с удовольствием позавтракали, и казалось, теперь ничто не могло омрачить их безоблачного утреннего настроения. Что, увы, не раз случалось в последние их визиты в Великобританию.
Тот, кто постарше – абсолютно седой, в ярко-красной спортивной куртке, именно в этот момент собрался напомнить своему спутнику в легком пальто из отличной кожи и кепке, плотно надетой на рано облысевшую голову, об одном из таких эпизодов.
– А «Миллениум» стоит как ни в чем не бывало… Столько грязи всплыло вокруг него, смерти, предательства, а этому монстру хоть бы что. – Мужчина в красном кивнул в сторону мрачного здания отеля рядом, чей отталкивающий облик не способно было «освежить» даже множество флагов на фасаде.
Его спутник лениво бросил взгляд на отель, скрытый обильной зеленью вековых деревьев, и столь же лениво буркнул:
– Не преувеличивай. Что «Миллениуму» станется?! Такая реклама… Теперь он – еще одна лондонская достопримечательность. Но ты хорош, не можешь не испортить настроение.
– Да! Я возмущаюсь! – несколько театрально и излишне громко откликнулся собеседник в куртке, дав волю эмоциям. – Потому что никому – ни в Лондоне, ни в Москве, – нет дела до истины, до того, что же на самом деле тогда здесь произошло. И главное, чем все закончилось. Все дружно потеряли интерес к трагедии. Умело делают вид, будто вообще ничего и не было.
– Что за мерзкая у тебя привычка не к месту вспоминать всякие гадости… Зачем? – безучастно спросил тот, что в пальто и кепке. – Те, кому надо, и без тебя информированы. А толпе, дружочек, знать необязательно. Все давно улетучилось – ни цвета, ни запаха, ни свидетелей. Так что не надо возмущаться. Живи. И пусть твои воспоминания тебя же…
Мужчина не закончил фразу, так как его неожиданно беспардонно толкнул странный прохожий. Англичанин явно давно не приводил себя в порядок – не стригся, не брился и, судя по источаемым «ароматам», столь же давно не мылся. Его грязно-серый макинтош не мог скрыть худобу, а взгляд – дикую одержимость.
Именно взгляд почти одновременно подсказал приятелям, гуляющим в сквере, что столкновение на тропинке произошло не случайно. Где-то когда-то с этим человеком они уже встречались. Впрочем, вспоминать было недосуг, потому что незнакомец, нервно оглядываясь, вдруг заговорил:
– Я знал, знал, господа, что вы здесь появитесь! Рано или поздно, но появитесь. Поэтому все время справлялся в отеле. Я еще тогда понял, что вы только в «Коннуте» и останавливаетесь. Сами понимаете, старые связи… Я уже вчера был уведомлен, что вы приехали.
Его опасения были, видно, не напрасны – из дальнего угла сквера к троице спешили два дюжих полицейских.
– Мы ничего не покупаем и не подаем. Оставьте нас в покое! – брезгливо отшатнулся мужчина в красном.
– Но как же? Я все и раскрыл! И про ваших соотечественников Люсинова с Полевым. И про нашего, местного, выродка Лэнга. И про засланных убийц. Обо мне писали газеты! Я выступал с докладом перед премьер-министром… А они отобрали у меня дело и упекли в лечебницу… Никому тут, господа, истина не нужна. Видимо, она опасней, чем отравление полонием. Но я их игр не понимаю. Так и знайте! Поэтому там, в лечебнице, времени даром не терял. Поверьте, господа!
Полицейские были уже шагах в десяти.
– Сейчас меня опять задержат и не дадут объясниться… – пролепетал бомж. – Вот, возьмите. Это я все по памяти записал, когда стал выздоравливать…
Прикрыв свои действия телом от глаз полицейских, он ловким движением сунул за пазуху мужчине, вступившему с ним в разговор, пухлую тетрадь, свернутую трубкой и стянутую резинкой.
Полицейские между тем тоже не мешкали. Один из них, приблизившись, схватил незнакомца в объятия и быстро потащил в сторону от иностранцев. Второй вежливо осведомился, не причинил ли им бродяга (он именно так и выразился – «бродяга») вреда или неудобств.
– Не понимаем по-английски, – нашелся что ответить мужчина в кепке и для пущей убедительности отрицательно закачал головой. Затем он благодарно отвесил служителям порядка поклон и, решительно взяв приятеля под руку, потащил его в сторону отеля.
– Как ты думаешь, наш паб уже открылся? – спросил он на подходе к отелю. – И завезли ли туда свежий «Джеймесон»?
– Зачем гадать, возьмем и проверим. Заодно заглянем в тетрадочку, – с пониманием откликнулся спутник.
Через несколько минут на их столике в пабе под названием «Адли» уже стояли два двойных виски и две пинты пива (конечно, «Гиннесса», которое можно было пить без опаски только на этом и соседнем острове). Выложив на стол тетрадь, приятели с любопытством прочитали: «Записано собственноручно старшим инспектором Скотланд-Ярда Барлоу».
– Вот видишь, записано собственноручно. То-то! – со значением произнес один из друзей.
– Постой, постой… Не сбивай меня. Не тот ли это Барлоу, который приставал к нам с разными вопросами, когда тут случилась история с полонием?
– Точно, старик. Тот самый полицейский. Только сильно опустившийся. Ну и память у тебя! Ведь пять лет прошло…
