Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять
— Кроме последнего тезиса — один к одному. Полиция-то вас все же не нашла. — Андрей сидел довольный, и Анна почувствовала это.
— Чему радуемся, господин сыщик? — Прозвучало это не слишком весело.
— Мне всегда нравились женщины не только красивые, но и умные.
— А при вашем несомненном обаянии, они тут же попадали в расставленные вами сети.
— Именно так.
— Ну, что касается сетей, тут мы еще посмотрим.
— Совершенно верно.
— Не ведете ли вы к тому, сэр, что я вляпалась в скверную историю и теперь нахожусь всецело в ваших руках? Может быть, надо было придушить вас, пока вы мурлыкали под моими пальцами на массажном столе?
— Это была бы смерть, достойная мужчины, но с большим удовольствием я бы умер в ваших объятиях, мисс.
— Я люблю игру, но та, что вы сейчас ведете, мне не по душе.
— Что касается игры — тут я с вами согласен — она действительно имеет место. Вернемся, однако, к тому моменту, когда мы ее с вами затеяли, то есть к тому, что я назвался Хьюзом и вы, заподозрив, что никакой я не Хьюз, игру подхватили. Потом — приключения у «Блэк-Найт-гарден» — первый криминал. Затем — обман полиции с участием миссис Роулз и Раффи — второй криминал. Мы уже повязаны с вами одной веревочкой, а впереди третий криминал. И вот какой. Факты, касающиеся Бертье, меня уже не интересуют. Он всего лишь орудие убийства, а мне нужны те, кто этим орудием воспользовался. Так вот, третья наша совместная акция будет заключаться в том, что Анна Элмс ни в каких следственных материалах фигурировать не будет. Я никому не позволю трепать ваше имя.
— Откуда вы взялись, сэр? От вашего благородства поташнивает.
— Не думаю, что вы говорите это искренне.
— Городецкий, вы сведете меня с ума!
— Надеюсь, вы не думаете, что меня это не устроит?
— Да пошли вы к черту! Кто вы в самом деле? Между прочим, Андрей Городецкий звучит еще более фальшиво, чем Арри Хьюз.
— Я русский, мисс Анна.
— Русский? — удивленно рассмеялась она. — Час от часу не легче. А что вы здесь делаете?
— Я здесь недавно. С декабря. Приглашен работать моим старым знакомым. Имя его едва ли вам что-нибудь скажет — Лоуренс Монд.
— Оно действительно ничего мне не говорит. И что же? Он выписал вас из Москвы?
— Из Бостона.
— А там вы что делали?
— Работал.
— А что вам не сиделось в России?
— Кое-кому я там очень мешал.
— А зачем вы все это мне говорите?
— Я хочу, чтобы вы были со мной столь же откровенны.
— Ради чего? Ради ваших прекрасных глаз? Или вы хотите сказать, что Анна Элмс интересует вас сама по себе?
— Да, и не только потому, что она чертовски хороша.
— Городецкий, от вас действительно можно сойти с ума.
— А почему бы и нет?
Глава девятая
Тень Кадзимо Митаси
Чем внимательней вчитывался Лоуренс Монд в материалы, связанные с убийствами в Бэдфул-каунти, тем чаще мысль его возвращалась в окрестности Бостона, в шале «Сноуболл». Второе крупное дело, которым суждено было заняться его агентству, и опять — множество странностей, несопоставимых деталей, а то и попросту откровенно нелепых фактов, уходящих за грани логики. То — заокеанское — дело Кирхгофа, под условным названием «Тройной трамплин», втиснутое в пыльную теперь уже папку, как прекрасно понимал и он сам, и его самоотверженные помощники, к сожалению, так и осталось незавершенным. Но если там, в Бостоне, ничего уже от него, Лоуренса, не зависело, то здесь все было в его руках: официальная и неофициальная информация, лаборатории, эксперты, собственные сотрудники и, разумеется, шеф полиции Доулинг — как надежное прикрытие в любых ситуациях, когда действовать приходится не то чтобы пунктуально и строго, с точки зрения закона, но, скорее, стремительно, без осечек.
Все чаще Лоуренс Монд ловил себя на том, что сравнивает эти две достаточно одиозные личности, отклоняющиеся от нормы, будто стрелка испортившегося прибора, — Пауля Кирхгофа и Жана Бертье. Интуиция подсказывала ему, что чем-то они неуловимо связаны. Как всегда в таких чрезвычайных ситуациях, хотелось взять лист бумаги и последовательно — «а», «б», «в» и так далее — уложить все данные в логическую схему. Что-то мешало ему сделать это. И, честно говоря, он знал, что: навязчивое желание добраться до истины, сопоставляя несопоставимое.
Так продолжалось до той поры, пока Мари, пунктуально выполняющая наказ отца — с помощью компьютера анализировать все новые данные, не положила ему на стол последний краткий отчет Городецкого о таксисте, совершавшем ночные рейсы на Рейн-стрит, 16, о визите Андрея в «Найт-гарден» и, конечно, об Анне Элмс.
Именно этот отчет постепенно направил мысль Монда не просто к некоему туманному миражу произвольных почти догадок, но уже к довольно конкретной и почти физически ощутимой цели.
В тот же вечер, убрав все бумаги в сейф, сунув в карман пачку фотографий Бертье и Кирхгофа, переодевшись в тяжелый махровый халат, он прошел в библиотеку, уединение в которой вошло у него уже в привычку — особенно в те моменты, когда требовалось либо просто скорректировать планы работы группы, либо даже круто изменить весь путь поиска.
И вот он сидит в кресле перед библиотечным столом, ноги чувствуют податливую ворсистую мягкость ковра, включена настольная лампа, фотографии веером рассыпаны перед ним. Но сам он откинулся в кресле, глаза прикрыты; он помнит все, что следует помнить и о Бертье, и о Кирхгофе; он пытается представить их сидящими здесь же, в библиотеке, по другую сторону стола…
Монду кажется, что он достаточно ясно видит их, хотя Жан Бертье знаком ему только по фотографиям…
Оба молоды, великолепно вылеплены природой и тренировками, блондин-австриец и брюнет-француз, прекрасная пара для какого-нибудь откровенно коммерческого боевика. Феноменальный прыгун с трамплина и не менее феноменальный снайпер. На счету того и другого по два убийства.
Сходство этим не исчерпывается. Оба смотрят в нацеленный на них объектив доверчиво, простецки, почти по-детски улыбаясь. Разве так улыбаются убийцы?.. И эта маниакальная привязанность. Одного — к идее тройного трамплина, другого — к видеотеке, сужающей чуть ли не всю вселенную до стандартных размеров обычной мишени тира. И вот один из них с фантастической тщательностью разрабатывает десятки вариантов тройного трамплина, а второй с монотонным однообразием сотни раз выводит одно и то же: «Снайпер должен стрелять… снайпер должен стрелять…»
И вдруг — моментальный взрыв, раскрепощение невиданного по силе энергетического потенциала, позволяющего одному руками вырвать оконную решетку, другому — распахнуть и закрыть за собой ворота, что не под силу сделать ни двоим, ни троим достаточно крепким мужчинам…
Монд усмехается. Ему кажется, что и сам он ищет сходство между ними прямо-таки с маниакальным упорством.
Есть, конечно же, и различие. И прежде всего — черт возьми! — Атлантический океан, разделяющий убийц. Хорошо бы увидеть, чем занят сейчас Чарлз Маккью… Он ведь тоже не менее мучительно должен сейчас там, в Бостоне, искать однозначные по точности ответы на ряд вопросов, что перед самым отъездом Чарлза поставил перед ним Андрей. И хотя ответы еще не получены, все же ясно одно: там, в шале «Сноуболл», — заказное убийство, совершенное уникальным киллером, для которого склоны гор, распадки и пропасти не помеха, а скорее до абсурда привычный и легкий путь, ну а тут…
Лоуренс Монд вновь откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза ладонью. Тысячу раз прав Доулинг, отославший в министерство отчет о деле с курьерской скоростью. Мертвых не поднимешь, а развязанные руки могут действовать теперь уверенней, чем при сложном разминировании любой сверхсекретной мины. Ибо Доулинг первый понял, что проделать спонтанно то, что проделал маньяк Бертье, невозможно, если нет за спиной надежных, направляющих и пока неизвестных сил. Внешняя сторона событий — одно, а вот, скажем, изнанка, изнанка… Весь образ жизни Бертье: безвылазное сидение дома, профессиональные тренировки, сменяющиеся бесконечным лежанием перед «Панасоником» на диване, — и вдруг… Нет, не вдруг. Надо было точно знать привычки Бэдфула-младшего, выбрать позицию для стрельбы, просидеть несколько ночных часов перед крохотным чердачным окошком… «Вдруг», скорее, касалось самоубийства Бертье, во многом необъяснимого. Молодец Хьюз! Как он быстро вцепился в Доулинга, сразу ощутив, что официальная версия — не более чем муляж, за которым суть подлинника теряется, как за густым туманом. Лишь Мари удалось убедить Хьюза в том, чего он сначала или не понимал, или не хотел понять: ведь на Доулинга сразу свалилось все — та же пресса, общественность, перепуганные чиновники… «Бэдфул есть Бэдфул», — кто только не повторял эту фразу! Ссылка на маньяка, пусть даже и ревнивого, никого не удовлетворяла. Всем подай результат расследования, в том числе и министру внутренних дел, поскольку Элтон Бэдфул не просто супермиллионер, но и историческая достопримечательность, магнат, имя которого носит замок, графство и прочее…
