Дин Кунц - Ключи к полуночи
— Почему я должен был убрать его? — спросил Алекс.
Петерсон допил бренди и достал из кармана упаковку мятно-ромовых "Lifesavers". Он предложил леденцы Алексу и Джоанне. Те отказались, а он отправил один себе в рот.
— ЦРУ решило, что из смерти сенатора надо извлечь максимум пользы, что его статус русского разведчика должен быть раскрыт миру, но так, чтобы КГБ продолжал думать, что сам план "Зеркало" не был разоблачен. Мы не хотим разрушать мою позицию или восьми других агентов. Если бы ЦРУ само сорвало маску с Тома Шелгрина, КГБ определенно подумал бы, что его заставили рассказать о плане "Зеркало". Но если какой-то гражданский случайно раскрыл двуличие Шелгрина во время поиска его давно пропавшей дочери и если Шелгрин был убит до того, как ЦРУ допросило его, то КГБ, возможно, поверит, что план "Зеркало" все еще в безопасности.
— Но сенатор мне все рассказал, — произнесла Джоанна.
— Просто притворитесь, что он этого не сделал, — сказал толстяк. — Через несколько минут я уеду. Подождите полчаса, дайте мне время скрыться, а затем позвоните в швейцарскую полицию.
— Нас арестуют за убийство, — сказал Алекс.
— Нет. Не тогда, если вся история выплывет наружу. Вы убили этих людей, обороняясь. — Толстяк улыбнулся Джоанне. — Вы расскажете прессе, что ваш отец был советским шпионом. Он рассказал вам свою историю, когда лежал умирающий. Но ни слова о "Зеркале". Или других двойниках, вроде него.
— А что если я так не сделаю? — спросила Джоанна.
Толстяк нахмурился.
— Сейчас это было бы очень неумно с вашей стороны. Вы расстроили бы одну из самых продуманных операций контрразведки, касающихся холодной войны. Есть люди, кто не смирился бы с этим.
— ЦРУ?
— Правильно.
— Вы хотите сказать, что меня убьют, если я расскажу все?
— Давайте просто скажем, что они не смирятся.
Алекс произнес:
— Не угрожайте ей.
— Я не угрожаю, — сказал толстяк. — Я только констатирую факт.
— Что случилось со мной в Рио? — спросил Алекс.
— Мы украли у вас неделю вашего отпуска. ЦРУ финансировало нескольких биохимиков и ученых, продолживших исследования Ротенхаузена в области поведенческой инженерии. Мы воспользовались некоторыми методами Франца, чтобы внедрить вам программу.
— Поэтому я поехал в отпуск в Японию, — сказал Алекс.
— Да. Вы были запрограммированы ехать.
— И вот почему я остановился в Киото?
— Да.
— И в "Прогулке в лунном свете"?
— Да. Мы внедрили это и многое другое, и вы отлично выполнили свою программу.
Джоанна подалась вперед. Новый страх заполнил ее.
— Насколько... подробна была эта программа?
— То есть? — спросил толстяк.
— Алекс?.. — Она закусила губу и, глубоко вздохнув, спросила:
— Алекс был запрограммирован влюбиться в меня?
Петерсон улыбнулся.
— Нет. Уверяю вас. Нет. Но, клянусь Богом, хотел бы я подумать об этом раньше! Это было бы гарантией, что он будет следовать точно программе.
Алекс подошел к бару и налил себе еще бренди.
— Москва заинтересуется, почему вы не убиты с остальными.
— Вы скажете полиции и прессе, что был толстяк, но он улизнул. Единственное описание происходящего, какое вы дадите, будет следующее. Вы скажете, что я стрелял в вас. Вы ответили мне тем же. У меня кончились патроны. Вы погнались за мной, но я убежал под покровом темноты.
— А как я объясню смерть Урсулы Зайцевой? — спросил Алекс. — Ведь у нее не было оружия? Понравится ли швейцарцам убийство безоружной женщины?
— Мы вложим в ее руку семимиллиметровый автоматический пистолет, — сказал толстяк. — Поверьте мне, Алекс, вас не отправят в тюрьму. У ЦРУ здесь есть друзья. Если понадобится, они будут задействованы. Но я думаю, это лишнее. Все эти убийства были самозащитой.
Следующие пятнадцать минут они сочиняли и заучивали историю, которая объясняла бы все, не упоминая толстяка и его роли в гибели Шелгрина.
Наконец Петерсон встал и потянулся.
— Пожалуй, мне пора. Не забудьте подождать полчаса, прежде чем позвоните в полицию.
Глава 85
Они стояли у открытой двери и смотрели, как толстяк поплелся в ночь и снег, вниз, к огням Сант-Морицы. Через минуту он исчез из виду.
Алекс закрыл дверь и посмотрел на Джоанну.
— Ну?
— Думаю, нам надо сделать так, как он сказал. Если мы расскажем о плане "Зеркало" и испортим игру ЦРУ, они убьют нас. Я не сомневаюсь в этом. И ты знаешь, что убьют.
— Они убьют нас в любом случае, — сказал Алекс. — Они убьют нас, даже если мы сделаем так, как они хотят.
Джоанна заморгала.
— Почему?
— Это случится примерно так, — сказал Алекс. — Мы позвоним в швейцарскую полицию и расскажем им нашу историю. Сначала они не поверят нам. Они задержат нас. Но через день, или два, или три они обнаружат, что твои отпечатки совпадают с Лизиными. И другие факты найдут свое объяснение. Тогда они поймут, что наш рассказ — правда. Они отпустят нас. Мы расскажем эту историю прессе именно так, как Петерсон хотел, чтобы мы рассказали ее. Все газеты мира поместят ее на первой полосе. Русские будут ужасно растеряны. Со временем все утихнет, и мы заживем нормальными жизнями. Тогда кто-нибудь в ЦРУ забеспокоится о нас, о паре гражданских, расхаживающих с этим большим секретом. Они пошлют кого-нибудь за нами. Я больше, чем уверен.
— Но что мы можем сделать?
Он думал об этом уже тогда, когда толстяк помогал им сотворить для полиции измененную версию правды.
— Это банально, но сработает. Вот что мы сделаем. Это единственное, что мы можем сделать. Мы не станем звонить в полицию. Мы просто уйдем отсюда. Со временем тела найдут. Сегодня вечером или завтра мы приедем в Цюрих и отсидимся там в отеле. Мы напишем полный отчет обо всем, включая план "Зеркало" и все, о чем рассказал нам Петерсон, мы сделаем сотню копий с этого отчета. Мы разместим их в сотне адвокатских контор и банков в десяти или двадцати странах. К каждой копии мы приложим инструкции, что в случае, если нас убьют или мы просто исчезнем, надо разослать копии в крупные газеты. Затем мы пошлем одну копию Петерсону в Мериленд, а еще одну — в ЦРУ, сопровождая их письмами, объясняющими, что мы сделали.
— Это сработает?
— Это лучше.
За двадцать минут они обошли весь дом, вытирая все, чего они могли бы касаться.
Они нашли фургон, в котором их привезли сюда из отеля. Их багаж все еще был в нем.
Ровно через полчаса после ухода Петерсона они уехали из дома Ротенхаузена и кровавой бойни в нем. Дворники работали, как метрономы, и снег затвердевал на них, превращаясь в лед.
— Мы сегодня не сможем выехать из этих гор, — сказала Джоанна. — Дороги будут непроходимы. Куда мы поедем?
— На железнодорожную станцию, — сказал Алекс. — Может быть, там будет последний поезд куда-нибудь.
Такой поезд был.
Они сидели в почти пустом вагоне, держась за руки. Поезд догромыхал до полуночи и затем перевалил за нее.
