Майкл Коннелли - Поэт
— Слушай, — произнес я, поставив кофе на пол салона и разведя руками в извиняющемся жесте. — Мне искренне жаль. Если в случае с Уорреном или в остальных подозрениях я ошибался, тогда извини. Что делать, приходится смотреть на веши с той позиции, в которой находишься. Если я не прав, значит, не прав.
Последовало гнетущее молчание. Показалось, что мяч пока на моей половине поля и нужно сказать что-то еще.
— Больше ни слова об этом, — солгал я. — И кажется, ты переживаешь из-за меня и Рейчел? Извини, так вышло.
— Сказать по правде, не стоит извиняться. Мне нет до тебя дела, как нет дела до Рейчел. Она так не думает и, конечно, поделилась с тобой. Увы, она ошибается. Кстати, оказавшись на твоем месте, я предпочел бы развернуться и слинять от нее куда подальше. С ней постоянно случается «что-то еще». Попомнишь ты мои слова.
— Посмотрим.
И я тут же выкинул услышанное из головы. Как бы не так: впустить его комплексы в мои собственные мысли о Рейчел...
— Джек, ты никогда не слышат про «Раскрашенную пустыню»?
Я удивился.
— Да, название слыхал.
— Видел хоть раз?
— Нет.
— Знаешь ли, если связался с Рейчел, значит, ты попал. Она — это та же «Раскрашенная пустыня». Прекрасная на вид, да вот... Джек, за этой красотой нет ничего и холодно, как в той пустыне ночью.
Захотелось ответить так, чтобы пришлось побольнее, однако в последнюю секунду я остановился, ощутив в его словах лишь горечь и злость.
— Она решит позабавиться с тобой, — продолжил Торсон. — И начнет валять с тобой дурака, как с игрушкой. То захочет с тобой быть, то расхочет. И наконец исчезнет, рано или поздно. Она от тебя уйдет.
Я продолжал молчать. Отвернувшись, просто смотрел в окно, чтобы не видеть Торсона даже боковым зрением. Через пару минут, свернув на гаражную стоянку к одному из офисных зданий, он сообщил, что мы приехали.
* * *Наведя справки в просторном холле юридического центра Фуэнтеса, мы оба молча проследовали в лифт и поднялись на седьмой этаж, где увидели дверь, первую по правой стороне, с отделанной красным деревом табличкой «Юридическая контора „Краснер и Пикок“». Войдя внутрь, Торсон предъявил секретарше свое удостоверение и жетон, спросив, где можно увидеть мистера Краснера.
— Простите, но сегодня мистер Краснер участвует в утреннем заседании.
— Вы уверены?
— Совершенно точно. Он представляет обвинение. Вернется после ленча.
— Вернется куда? И где заседает суд?
— Вернется сюда. А сейчас мистер Краснер в здании уголовного суда.
* * *Перегонять машину мы не стали, добравшись до уголовного суда пешком. Обвинение заседало на пятом этаже, в огромном зале, отделанном мрамором, вместившем довольно много народу: адвокаты, обвиняемые, родственники обвиняемых.
Торсон подошел к одной из помощниц, сидевших в первом ряду за барьером, и спросил, кто из присутствующих адвокат Артур Краснер. Она указала на коротышку с редкими рыжими волосами и словно налитым кровью красным лицом. Тот стоял у перил, ограждавших место для выступающих, разговаривая с другим мужчиной, в добротном костюме, без сомнения, тоже юристом.
Торсон приблизился к ним, что-то неразборчиво бормоча о еврейских гномах с неразменными шиллингами в карманах.
— Мистер Краснер? — спросил он, бесцеремонно вмешавшись в разговор.
— Да, что вам угодно?
— Можно на два слова? И лучше пройдемте в холл.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Я дам объяснения в коридоре.
— Можете объясниться здесь, в противном случае в холл вы пойдете один.
Торсон раскрыл свой бумажник, продемонстрировав удостоверение и жетон. Я увидел, как беспокойно забегали маленькие поросячьи глазки Краснера.
— Так, хорошо. Полагаю, вы уже поняли, в чем суть разговора, — сказал Торсон.
Посмотрев на второго адвоката, он добавил:
— Надеюсь, вы нас простите?
В коридоре Краснер продолжил свою адвокатскую буффонаду:
— Ладно, у меня слушание через пять минут. О чем это вы?
— Мне показалось, вы уже поняли, — заметил Торсон. — Вопрос об одном из ваших клиентов, Уильяме Гладдене.
— Никогда о нем не слышал.
Краснер сделал попытку проскользнуть мимо нас и вернуться в зал суда, но Торсон невозмутимо протянул руку и жестко приставил к груди адвоката.
— Я бы попросил, — сказал Краснер. — Вы не имеете права ко мне прикасаться. Не трогайте меня.
— Вы знаете, о чем речь, мистер Краснер. У вас будут серьезные неприятности, поскольку именно вы утаили правдивые данные об этом человеке.
— Вы заблуждаетесь. Я не имел понятия, кто он на самом деле. Это дело рассматривалось на основании известных мне фактов. Кем бы он ни оказался, меня, как адвоката, это не интересовало. Нет и быть не может подобной улики, и меня нельзя заподозрить в особом умысле.
— Не мелите воду в ступе, советник. Поберегите аргументы для судьи. Где Гладден?
— Не имею представления. И если бы даже имел...
— То не сказали бы нам? Это неправильная позиция, мистер Краснер. Если позволите, я кое-что вам расскажу. Прочитав записи вашего выступления в защиту мистера Гладдена, я понял, что они создают о вас дурное впечатление. Конечно, если вы понимаете, что я имею в виду. Не кошерное впечатление. Что, вероятно, вызовет проблемы.
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Как случилось, что после ареста он позвонил именно вам?
— Не знаю. Я не спрашивал.
— Его направили?
— Полагаю, да.
— Кто?
— Не знаю. Я же сказал, что не интересовался.
— Вы педофил, мистер Краснер? Вас интересуют маленькие девочки или маленькие мальчики? Может, и те и другие?
— Что?
Мало-помалу аргументы Торсона заставили адвоката отступить к мраморной стене, и Краснер заметно сник. Держа перед собой папку с бумагами, он словно пытался защититься. Но одних бумаг явно недоставало.
— Ты же знаешь, что я имею в виду, — продолжал мой напарник, нависая над Краснером. — Отвечай, почему из всех городских юристов Гладден выбрал именно тебя?
— Я же вам отвечаю! — заверещал Краснер, привлекая взгляды находившихся поблизости. Понизив голос до шепота, адвокат продолжил: — Не знаю, почему он выбрал меня. Просто позвонил по телефону, а мой номер есть в справочнике. Это свободная страна!
Торсон помедлил, словно предлагая адвокату говорить, но тот замолчал.
— Вчера, просматривая материалы, я обратил внимание, что Гладден вышел на свободу уже через два часа пятнадцать минут после заседания суда. Как же он успел внести залог? Ответ простой: в тот момент деньги уже были у вас. Нет? Тогда вот в чем вопрос: как вы получили деньги, если Гладден находился в тюрьме всю ночь?
— Электронным переводом, это законный путь. Вечером мы обсудили мой гонорар и возможную величину залога, а на следующее утро он сделал перевод. Мне даже не понадобилось этим заниматься. Я... Вы не имеете права стоять здесь и обливать меня грязью.
— Я имею право делать то, что должен. И ты мне охеренно не нравишься. Я уже проверил, что имеет на тебя местная полиция. Я много узнал о тебе, Краснер.
— О чем это вы говорите?
— Не догадываешься? Скоро поймешь. Они идут к тебе, коротышка. Из-за тебя этот подонок ходит по улицам. И ты только посмотри, что он делает!
— Я не знал! — извиняющимся тоном проговорил Краснер.
— Конечно, никто ничего не знал. У тебя есть телефон?
— Что?
— Те-ле-фон. Мобила есть?
Торсон шлепнул свободной рукой по папке, которую держал адвокат. Его движение заставило Краснера нервно дернуться.
— Да-да, есть. Телефон у меня есть. Но вы не...
— Уже лучше. Доставай его и звони секретарше. Пусть она распечатает информацию об электронных переводах на твой счет. Скажи ей, что я буду в конторе минут через пятнадцать и сниму копию.
— Вы не имеете права... У меня свои расчеты с... в том числе и с данным клиентом. Хранить тайну я обязан по закону, и не важно, что он совершил. Я...
Торсон снова шлепнул рукой по папке, прервав речь Краснера на полуслове. Было очевидно, что агенту нравится шпынять недомерка.
— Давай же звони. Тогда я сообщу местным, что ты нам помог. Звони скорее, или следующую жертву повесят прямо на тебя. Потому что ты знаешь, о ком и о чем мы толкуем.
Краснер нехотя кивнул и полез в свою папку за телефоном.
— Так-то лучше, советник, — сказал Торсон. — Вижу, вы уловили суть.
Пока Краснер звонил в контору и дрожащим голосом отдавал распоряжения, Торсон стоял молча, наблюдая за ним. Мне еще не приходилось видеть, чтобы роль «плохого» полицейского играли с таким профессионализмом, особенно в отсутствие напарника, то есть «хорошего» полицейского.
Не знаю, восхищало меня мастерство Торсона или шокировало, но из вальяжного позера Краснер превратился в дрожащее желе. Как только адвокат сложил мобильник, Торсон задал вопрос о сумме перевода.
— Шесть тысяч долларов.
— Пять в счет залога и одна вам, за услуги. Как же так? Почему не выжать из него больше?
