Питер Джеймс - Одержимый
92
Тени от его пальцев плясали на клавиатуре под настольной лампой «Стейнвей».
Иногда Томасу казалось, что эти клавиши – клавиши рояля «Стейнвей», а он – великий музыкант, вкладывающий всю душу в игру. В такие минуты он сидел в своей комнате, отделенный от всего мира, освещенный экраном монитора, под его руками пощелкивала клавиатура, его тело покачивалось, вторя ритму струящихся по экрану слов.
Слова приходили из пространства, изливались из его рук. Он был просто бездушным проводником между создателем и компьютерным экраном. «У тебя руки хирурга», – говорила ему мать. Да, узкие ладони, длинные красивые пальцы, ухоженные, гладкие, идеально обработанные ногти.
Она расстроилась, когда он бросил медицинскую школу. Расстроилась и рассердилась.
– Ты же понимаешь, что у тебя не все в порядке с головой, Том-Том?
Почему он ушел оттуда?
Это было так давно, что было практически невозможно вспомнить. Томас уже не был уверен, что все происходило так, как он себе это представлял. Люди в школе постоянно злились на него, но злились по абсолютно дурацким поводам. Может, из-за того, что он ударил суку медсестру в лицо, когда она засмеялась в ответ на его просьбу потрогать паровозик. Из-за этого поднялась действительно сильная шумиха. Мать оказалась права насчет этой девки. Но из-за чего же он все-таки ушел? Столько всего исчезло из памяти, и с каждым часом становится все хуже и хуже. Но не в это утро. В это утро с памятью было на удивление хорошо.
Он чувствовал себя как полностью заряженная батарея. Его тело, обласканное шелком халата, купалось в прохладном летнем воздухе. Он был вымыт, выбрит, наодеколонен, готов. Сегодня большой день. Похороны Коры Барстридж в Брайтоне. Затем мастэктомия в Кингз-Колледже. А потом уже он прооперирует подстилку доктора Майкла Теннента.
У него было мало анестетиков – он их все извел на Тину Маккей и маленького ублюдка репортера Джастина Флауэринга, стараясь, чтобы они прожили подольше и испытали как можно больше боли. У него были бланки с фамилией доктора Сандаралингема, но, скорее всего, они ему не понадобятся. Будет интереснее, если Аманда Кэпстик будет в сознании.
Гораздо интереснее.
На экране монитора мерцал курсор. Плотные занавески в комнате были задернуты. Томас отвечал на электронное письмо, пришедшее ему несколько минут назад с другого конца света.
«Джо!
Как всегда, приятно получить от тебя письмо. Я уже лучше справляюсь со своей потерей – спасибо, что спрашиваешь. Гор Видал – по-моему, это был он – сказал, что все мы движемся к небытию, только на разных скоростях. Как это верно! Переживать утрату тяжело. Насколько я помню, твоя мать тоже умерла не так давно? Жаль, что ты не смог приехать на похороны, – это было нечто. Народу пришло столько, что пришлось задействовать полицию, чтобы сохранить порядок. Конечно, людей можно понять – ведь моя мать была так известна и любима. По телевидению сейчас постоянно идут передачи, посвященные ей. Мне больно их смотреть, поэтому я совсем перестал смотреть телевизор.
Да, в Лондоне сейчас жарко – очень жарко! Ты ведь, без сомнения, думаешь, что мы, бедные лондонцы, постоянно живем в тумане, смоге, дожде? Вообще-то это так, но сейчас – жара. В Гонконге, я полагаю, тоже жарко?
Ты читал о квантовых вихрях? О них была статья в Nature. Я считаю, что правительство использует их для управления сознанием. Электромагнитное воздействие на мозг – мы говорили об этом. Сеть американского правительства, расположенная на Аляске, потребляет энергии столько же, сколько десять мегаполисов. Для чего им столько энергии?
Не пропадай!
Твой друг Томас».
В дверь позвонили.
Томас взглянул на экран компьютера. Восемь часов. Почтальон с кипой писем с соболезнованиями? Вряд ли – прошло слишком много времени. Хотя, возможно, их сортировали на почте. Возможно, мир наконец осознал, что случилось.
Интересно, я покормил существо? Вчера вечером я точно относил ему еды. Надо не забыть и о завтраке. Сегодня ему понадобится вся его сила. Да, Аманда, чем ты сильнее, тем большую боль сможешь вынести!
Он вышел в холл. Восемь утра. Да, наверное, это почтальон. Шлепая тапочками по плитам пола, он прошел мимо часов с маятником, мимо лакированного стола, подошел к двери, отодвинул верхнюю и нижнюю задвижки и посмотрел в глазок. Перед дверью стоял незнакомый человек в костюме и галстуке. Линза «рыбий глаз» сильно искажала его лицо, делая похожим на пузырь.
Конечно, дверь открывать совсем не обязательно.
Томас не понимал, кто такой этот мужчина: свидетели Иеговы и мормоны ходят парами, почтальоны носят форму.
Он прислушался. Если существо в убежище и издавало какие-либо звуки, сюда они не доносились.
Осторожнее.
Он открыл дверь – спокойный и расслабленный. Так открыл бы дверь любой человек в роскошном шелковом халате, который счастлив ощущать себя живым в такое прекрасное утро.
– Да? Доброе утро.
Незнакомец оказался высоким массивным человеком в дешевом костюме. Его бычьей шее было тесно в вороте желтой рубашки. Проницательные глаза. Немного детское лицо. Светлые, коротко стриженные волосы.
– Вы Томас Ламарк? – Несмотря на мягкий акцент северного Лондона, в голосе незнакомца была определенная доля властности.
– Да. Что вам угодно?
– Детектив-констебль Ройбак из лондонской полиции. – Он показал Томасу удостоверение. – Извините за столь ранний визит, сэр. Может быть, вы смогли бы уделить мне несколько минут вашего времени?
Увидев, как резко подпрыгнул кадык Томаса Ламарка, детектив-констебль Ройбак понял, что этот человек на самом деле вовсе не так спокоен, каким хочет казаться. Но это в общем-то могло ничего не значить – по своему опыту он знал, что многие совершенно невинные люди нервничают в присутствии полиции.
Голос Томаса Ламарка остался таким же спокойным:
– Вы немного не вовремя, офицер. Я собираюсь на похороны.
Томас мысленно выругался. Он не собирался этого говорить.
Детектив, похоже, смутился.
– Извините… Кто-то из близких?
– Нет, не совсем. Просто иногда в жизни приходится брать на себя обязательства – ну, вы понимаете.
Чего тебе надо?
– Конечно.
Они продолжали смотреть друг на друга – безмолвный стоп-кадр на верхней ступеньке лестницы.
– Мне нужно всего пять минут, и я уйду, – сказал Ройбак.
В его голосе была настойчивость, обеспокоившая Томаса. Восемь часов. Еще есть время. Максимум полчаса на то, чтобы разделаться с полицейским, отнести шлюхе завтрак и одеться. Надо узнать, что этот человек знает.
– Входите, пожалуйста. Хотите кофе? Колумбийский сорт, просто восхитительный. Рекомендую. Из-за эпидемии кофейной ржавчины в этом году его сложнее найти, чем обычно. Попробуйте, не пожалеете. Уверяю вас.
– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
Они прошли внутрь. Томас заметил, что детектив внимательно рассматривает портрет его матери, написанный маслом: окруженная фотоаппаратными вспышками, она выходит из лимузина.
– Моя мать, Глория Ламарк, – гордо сказал он. – На премьере своего фильма «Вдова из Монако».
– Ах да. Она недавно скончалась. Примите мои соболезнования. Если не ошибаюсь, когда-то она была весьма известной актрисой.
Томас едва сдержал взорвавшийся внутри его гнев. Когда-то!
Сжав кулаки так, что побелели костяшки, он провел детектива в большую гостиную и поднял занавески на окнах. Каждый дюйм стен был занят фотографиями и портретами Глории Ламарк. Томас обратил внимание детектива на фотографию, на которой его матери пожимали руку лорд Сноудон и принцесса Маргарет.
– Ваша мать очень красива, – сказал Ройбак.
– Была. – Слово вырвалось сквозь сжатые зубы.
Нервы Томаса были на пределе. Он отвернулся от полицейского и несколько раз глубоко вдохнул. Плохо, все плохо. Надо успокоиться, а этот человек действует мне на нервы. Он пригласил детектива сесть на диван, сам сел на краешек дивана напротив и снова попытался успокоиться, но безуспешно: мысли метались, мозговые волны, скорее всего, представляли собой сплошные пики и провалы.
Ройбак вынул из кармана записную книжку и раскрыл ее. Томас Ламарк собирается на похороны. Вчера детектив из Суссекса, Гленн Брэнсон, тоже говорил, что собирается сегодня на похороны. На те же самые? Вряд ли.
Он посмотрел Томасу прямо в глаза:
– Мистер Ламарк, 16 марта этого года вы отдали свою рукопись под названием «Авторизованная биография Глории Ламарк» в издательство «Пелхам-Хаус». Верно?
Это было неожиданно – неожиданнее удара кулаком в живот. И все же не совсем неожиданно. Томас знал, что рано или поздно кто-нибудь додумается проверить его, придет полицейский, будет задавать рутинные вопросы. Он давно знал все ответы, давно решил, что будет говорить.
