Хайд - Расселл Крейг
Поллок узнал очертания человеческого сердца.
Констебля из Лейта вырвало, но Поллок не обратил внимания на звуки за спиной. Он знал, что перед ними вырезанное сердце человека, повешенного над рекой, – частного сыщика Фаркарсона. На несколько мгновений полицейские безмолвно застыли под взором сотни кроваво-красных глаз и размалеванного одноглазого монстра. Затем Поллок бросил через плечо Маккосленду, который еще не до конца оправился:
– Идите скорее, позовите своих коллег.
Поллок смотрел на гниющее сердце, облепленное мухами, и слышал за спиной быстрые шаги констебля из Лейта вниз по ступенькам. Потом со стуком открылась входная дверь и раздался отчаянный сигнал полицейского свистка. Молодой сыщик направился к Томсону – тот стоял поодаль, таращась на мешанину из лихорадочных мазков, штрихов, пятен, которые складывались в безумные узоры на стенах, и, наверное, пытался примириться с тем фактом, что за все годы службы ничего подобного ему видеть не доводилось.
Пока Поллок шел по чердаку, одна половица качнулась у него под ногой. Он присел и, прощупав пальцами края рассохшихся досок, отыскал ту, которая была плохо закреплена. Достал перочинный ножик, просунул лезвие в щель и нажал – приподнялся целый квадрат из половиц.
– Несите сюда свечу, – велел он Томсону, и тот молча выполнил указание, по-видимому, решив больше не напоминать, кто тут самый старший по возрасту.
Свою свечу Поллок поставил рядом с открывшейся в полу дырой. В тайнике лежали три свертка, и молодой человек достал сначала самый большой. Это оказалась кожаная сумка-скрутка с двумя застежками на ремешках. Он раскатал сумку на полу. В свете свечей заблестели лезвия двух клинков. Поллок и Томсон переглянулись.
– Похоже, вы нашли орудия убийства, – сказал последний.
– Боюсь, что как раз орудия убийства здесь нет, – покачал головой Поллок. – Смотрите – вот пустое гнездо для третьего кинжала.
Он знал, что это такое. Короткий клинок – шотландский скин-ду, «черный нож». Его сосед той же формы, но с длинным лезвием – боевой дирк. У обоих кинжалов рукояти были из оленьего рога или из кости с резным кельтским орнаментом и плоскими круглыми навершиями, похожими на щит. Оружие горцев.
Оставив раскатанную сумку с кинжалами на полу, он достал из тайника три блокнота в черных кожаных переплетах, перевязанные красной лентой. Такие же были в квартире убитого частного сыщика Фаркарсона. В третьем свертке, тоже перевязанном красной лентой, была стопка листов бумаги – Поллок положил ее на пол, развязал ленту, поднес первый лист поближе к зыбкому пламени свечи. Вся страница была исписана синими чернилами, мелким, убористым, аккуратным почерком. Поллок принялся читать, пытаясь разобраться, что у него в руках. Страницы казались разрозненными, как будто не хватало целых фрагментов текста, и пестрели специальными терминами. Медицинскими.
Когда до Иэна Поллока дошло, что он читает, у него заломило затылок.
– Боже мой… – пробормотал он – скорее себе под нос, нежели обращаясь к Томсону. – Это же пропавшие страницы из дневника доктора Портеуса…
– Того самого, кому глаза вырезали? – спросил Томсон.
Поллок кивнул, продолжая читать, и брови у него сами собой сходились на переносице от напряжения, пока он пытался разобраться в записях психиатра. Он чувствовал себя вором, тайным соглядатаем, узнавая все больше о том, что доктор Портеус поверял своему дневнику о болезни капитана Хайда.
Когда Маккосленд взбежал на чердак по скрипучим деревянным ступенькам с толпой констеблей, молодой сыщик добрался до шестой страницы, и его осенило. Он резко вскочил, выронив стопку листов:
– Господи… Боже мой, нет…
– Что? – спросил Томсон. – В чем дело?
Поллок развернулся к нему:
– Надо спешить! Немедленно едем в «Круннах»!
Поллок бросился было к лестнице, но Томсон схватил его за рукав:
– Да что стряслось-то? Что вы прочитали?
– Психиатр все записал – все подробности лечения. Поверить не могу… Боже, в голове не укладывается… – Молодой человек уставился на Томсона расширенными бешеными глазами. – Я знаю, кто убил Фаркарсона и Портеуса. Это был Декан! Но Декан не Фредерик Баллор! – Он лихорадочно достал карманные часы. – Хайд уже в «Круннахе». Я должен его остановить. Надо остановить его, пока он не нашел Элспет Локвуд…
Глава 62
Хайд приготовился действовать. Шаги по гравию приближались, и он вжался спиной в стену особняка, подняв здоровую руку, в которой сжимал полицейскую дубинку.
Как только человек завернул за угол, капитан обрушил на него мощный удар, пришедшийся в область шеи, а когда тот начал падать, ударил в висок. Не прошло и пары секунд, и враг уже лежал у его ног ничком без сознания. Хайд перевернул его на спину и сразу узнал – на лице человека виднелись синяки от их недавней встречи, правая рука была перевязана. Это был тот самый преследователь, которого Хайд зверски избил в подворотне, тот, кто нанес ему ножевое ранение, тоже лишив на время возможности пользоваться правой рукой.
Левой Хайд оттащил бесчувственного противника в тень стены и вышел из-за угла. Луна, снова прорвавшая облачную завесу, залила сиянием окружающий ландшафт, выстроив четкую геометрию теней и света. Хайду нужно было проникнуть в дом, пока его не застал очередной дозорный. Капитан, разумеется, не знал, сколько еще подручных Баллора ждут его внутри. Так или иначе, короткая дубинка отправилась обратно в карман – теперь все вопросы при столкновении с врагом будет решать револьвер.
Он двинулся было ко входу в чулан, но остановился – его снова охватило знакомое странное чувство. Опять все вокруг показалось ему ненастоящим, эфемерным и нездешним, словно заработали неумолимые механизмы сна. Он взглянул на небо и обнаружил, что луну теперь окружает множество концентрических ореолов, словно свет, как эхо, отражается от небосклона. Ночная тьма казалась ему не просто чернотой, а колышущимся океаном бархатисто-темных оттенков – глубоких изумрудно-зеленых и густо-синих, ультрамариновых и фиолетовых. Он запрокинул голову, обводя взглядом очертания темной громады «Круннаха», и у него перехватило дыхание от всепоглощающего чувства, что он уже стоял на этом месте в этот час бесчисленное множество раз и будет стоять здесь еще тысячи и тысячи ночей, что время свернулось спиралью и затянуло его в свои неисчислимые складки.
– Господи, умоляю, – прошептал он, – только не сейчас. Сейчас я не могу потерять память…
И вдруг мороз продрал его до костей – знакомый пронзительный, звенящий, неукротимый вопль разорвал ночь, как острый, зазубренный, дрожащий от напряжения клинок. Тот же вопль Хайд слышал у реки Лейт – скорбный крик банши.
«Это не по-настоящему, – сказал он себе. – Соберись. Это не по-настоящему».
И резко напрягся, различив в темноте какое-то движение. Выпроставшись из мрака, по усыпанной гравием дорожке, неслышно ступая, шла маленькая фигурка. Она остановилась в десятке футов от Хайда.
Девочка в лохмотьях подняла к нему перепачканное землей лицо. Мэри Пейтон, «дитя из ведьминой колыбели», прижала указательный пальчик к губам.
– Тсс-с… – услышал Хайд, хотя ее губы не шевелились. – Он идет. Он может нас услышать. Cù dubh ifrinn приближается.
Капитан зажмурился так крепко, что под веками вспыхнули зигзаги света. А когда он открыл глаза, видение изменило форму – теперь призрак был чуть выше, и лицо перестало быть безучастным: его искажал страх. Хайд узнал Нелл Маккроссан – девочку-подростка с мельницы, ту, что столкнулась с Хайдом в ту ночь, когда он нашел повешенного над рекой Лейт.
– Вы слышали это опять, сэр? – спросила она. – Слышали прачку? Слышали, как вас звала ban-sith?
– Не сейчас! – прошипел Хайд сквозь стиснутые зубы. Он еще раз закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, наполняя легкие стылым, очистительным ночным воздухом. А когда снова открыл их, видение исчезло, и окружающий мир теперь опять казался солидным и настоящим. Но Хайд знал, что это ненадолго.
