Юрий Черняков - Чудо в перьях
Бодров склонился к ее уху, что-то шепнул.
— Вы так думаете? — Она посмотрела на меня. Ни малейшей ненависти в глазах. Одна только усталость. — Да какие еще протоколы. Есть же ваш указ на этот счет! Разве в нем дело? Ну покажите ему, раз требует.
— Желательно, — кивнул я. — Любопытно посмотреть, как это теперь делается.
Бодров встал, обошел стол, поднес мне бумагу. Я даже не взял ее в руки. Просто читал, пока он ее держал.
— Сядьте, Игорь Николаевич, — сказал председатель. — Павел Сергеевич все прекрасно понимает… Мы — это инициативная группа граждан нашего города, взявшая на себя ответственность… Что еще? Может, скажете, что не будете нам подчиняться?
Я покосился на полковника Анатольева, сидевшего у самого края длинного стола. Он настороженно поднял голову, среагировав на ключевое словосочетание «не будете нам подчиняться».
— Там посмотрим… — Я положил ногу на ногу. — Вы говорите, спрашивайте! Что там у вас?
— Ну ты подумай! — возмутились соратницы. — Пришел, как к себе домой! Ногу на ногу. Вы почему так себя ведете? Вы где находитесь?
Людмила Константиновна сморщилась, по-видимому, у нее сильно болела голова, подняла руку.
— Ничего, товарищи, потерпим. Товарищ еще не понял, что произошло. Он не владеет информацией. Отсюда его неадекватное поведение. Сегодня были такие вот, похоже вели себя… И как потом уходили? Просили прощения или говорили спасибо. Но речь не о том… Да, кстати, где этот поп, Павел Сергеевич, что был с вами? Ну этот, нарушивший слово? Отец Никодим, мне тут подсказывают.
— Далеко, — сказал я. — А вы хотели бы его аттестовать?
— Хотелось бы… Хотя тут компетенция, скорее, епархии. Но подозрительно, знаете ли, с какой готовностью он целовал крест.
— Наверно, оно того стоило, — сказал я. — Он освобождал детей.
— Для чего? — спросила Людмила Константиновна. — Чтобы отправить их после этого в публичный дом?
— Это вам надо с ним говорить, — сказал я. — Уж он бы вам ответил.
— Мы все время говорим не о том, Павел Сергеевич, вам не кажется? — сощурилась она. — Вы все время уводите нас в сторону. А нас люди ждут! И это притом, что вы опоздали… Так вот, начнем.
— Вы хотели сказать — продолжим, — поправил я. — Основное для себя вы уже услышали. Не правда ли?
— Не перебивайте! — вдруг крикнул Бодров. — Вы не у Радимова в кабинете! Вы теперь не его телохранитель. А всего лишь руководитель городской и краевой филармонии! И потому ведите себя! — Он брызгал слюной.
— Как вы, кстати, попали туда? — спросила Людмила Константиновна, снова поморщившись от крика Игоря Николаевича. Просто голова разламывалась.
— Молча, — сказал я. — Пригласили, попробовал. Получилось.
— Но, я слышала, у вас нет музыкального образования? Вы хоть ноты знаете?
— Откуда! — спросил я. И нога сама собой спустилась с ноги. — Откуда мне их знать? Или выучить? Или Краем за Игоря Николаевича руководить, или ноты учить. Третьего не дано.
— Никогда бы не подумала, что такая тонкая и деликатная работа, как руководство хором и оркестром, может стать синекурой! — сказала Людмила Константиновна. — И вы-то, Игорь Николаевич… сами в рот смотрели Павлу Сергеевичу!.. Прекрасно зная, что прежний хозяин пригрел для своего верного вассала теплое местечко в благодарность, а теперь вдруг вспомнили, что он всего лишь телохранитель!
— Давайте поменяемся, — предложил я ей. — Вы в филармонию на мое место, а я на ипподром, к вашим лошадям. И посмотрим!
— Какая наглость! — возмутились дамы, усердно ставя минусы в своих табличках. — И он еще смеет!
— Никак не поймете, Павел Сергеевич, что ваше время кончилось! — спокойно сказала Людмила Константиновна, переждав крик. — Мистика, которой старательно окружал себя ваш бывший шеф, кончилась! И больше вам не удастся дурачить людям головы.
— Кончилась или вы ее отменили? — уточнил я.
— Запретили, — сказала она. — Вам так больше нравится?
— Ну-ну, — пожал я плечами. — Так на чем остановились? Хотите, я вам другого руководителя хора порекомендую? Никакой мистики, это гарантирую.
Они подозрительно уставились на меня.
— Дурака валяет… — сказал доселе молчавший полковник Анатольев. — Чувствует себя незаменимым.
— А что, Павел Сергеевич в роли руководителя там на месте? — спросила Людмила Константиновна. — Вы, Дмитрий Павлович, это проверяли?
— Проверил по своим каналам, — подтвердил он. — Пишут о своеобразной манере. Особенно в иностранной прессе. Говорят, что отсутствие нотной грамоты добавляет шарму.
— Просто — шарм, — поправил я. — Это слово не склоняется на нашем с вами языке. Вы же интеллигентный человек, товарищ полковник. Раз в год в филармонии бываете. С супругой. Или кто она вам?
— Здесь мы задаем вопросы! — не выдержала Людмила Константиновна. — Не забывайтесь!
— Как в сказке! — сказал я. — И заговорила рыбка человеческим голосом… Но, может, вы, товарищ полковник, сумеете им объяснить, что музыка, которую я играю, это сплошь мистика? И потому ее слушают. А Моцарт вообще был масоном.
— Речь о другом, Павел Сергеевич! — снова взяла себя в руки председатель. — Мы не собираемся отвергать все, что внес в нашу жизнь Андрей Андреевич. Было немало разумного и интересного. Но жизнь идет, и вы сами видите, что многое не выдержало проверки временем. Например, эта неуклюжая попытка вернуть нас в XVIII век! Нам хотели силой насадить так называемую куртуазность со всей его нелепой и кровавой атрибутикой. Шпаги, дуэли… А сколько жертв?
— Люди стали отменно вежливы, — заметил я. — Стали избегать конфликтов и ссор на бытовой почве. Даже то, как вы сейчас со мной разговариваете, свидетельствует об исправлении нравов благодаря нововведениям.
Кое-кого проткнули на дуэлях это верно, но насколько меньше стало бытовых убийств! Вон товарищ полковник не даст соврать.
— Опять мы не о том! — поморщился полковник Анатольев. — Вы говорите об исправлении нравов, а сами увели невесту, потом вторую, не говоря о ребенке, у сержанта Нечипорука. Так что не надо, Павел Сергеевич, а то, знаете ли, даже неловко за вас…
— Увел? Невесту? Ребенка? — приободрились директрисы, уже примирившиеся с ролью статисток. — Расскажите, Дмитрий Павлович!
— Это тема для другого, отдельного разговора, — снова поморщился полковник. — Я уже начал жалеть, что начал… Но мы-то рассчитываем на вашу лояльность, Павел Сергеевич! На вашу порядочность! Я буду обеими руками за то, чтобы вы оставались на месте дирижера в нашей филармонии. И не нужно вам это директорство, не нужно… Только отвлекает вас от творчества.
— Короче… — Я встал и подошел к столу. — Что вы вокруг да около? Хотите меня купить? Я понял. Называйте цену. Письмо против Андрея Андреевича не подпишу, говорю заранее. Что еще?
— Вы сядьте! — указала мне на стул, как на скамью подсудимых, Людмила Константиновна. — Вам все объяснят. Я не скажу ни слова, пока не сядете!
Я опустился снова на свое место, положил ногу на ногу. Сидящие за столом на сей раз проглотили это молча. Ведь что-то им от меня надо! Уж не знаю, по какой части, но очень надо!
— Мы собираемся закрывать ЭПД, — сказала председатель. — Но Центр отнюдь не собирается снижать с нас норму валютных выплат.
— Так не закрывайте! — удивился я. — Кто вас заставляет?
— Совесть заставляет! И гражданский долг! — закричала Людмила Константиновна. — Вы еще расскажите, на сколько снизилось благодаря этому мерзкому заведению количество изнасилований и абортов! И не смотрите так!
— А вы не кричите так, — сказал я. — Конечно, не снизилось. И вы не хуже меня знаете почему. Ему дали карт-бланш на его эксперименты, думали, что страна подхватит, но беда в том, что Радимов — единственный и неповторимый на всю державу, чего ему не простили! Поскольку другие не могут! Да, была веселая, карнавальная мистификация! Но что теперь будет взамен? Что вы предложите?
— Странный вы человек, Павел Сергеевич! — примирительно сказала Людмила Константиновна. — Сейчас говорите одно, а сами делаете другое… Мне-то казалось, что вы кое-что поняли, что вам хватило мужества признать, хотя бы для себя… Скажите, для чего вы устроили в свой хор племянницу Романа Романовича? Ведь она не умеет петь?
— Я остаюсь хормейстером? — спросил я.
— Остаетесь, остаетесь… — отмахнулась она. — Но вы не ответили.
— Тогда это мое дело, кого я к себе беру, а кого выгоняю. Я и товарищу Бодрову предложил место в нашем коллективе. Будет открывать рот с нужным выражением на лице. На тот случай, конечно, если не пройдет вашу аттестацию.
Они переглянулись… Даже попытались возмутиться, но как-то вяло и на всякий случай.
— Вот как? — спросила Людмила Константиновна. — А вы всех к себе берете?
