Дуглас Кеннеди - Крупным планом
Зазвучал голос Люси Чэмплейн. Судя по голосу, ей было лет тридцать, говорить она умела искренне, что всегда приветствовалось на общественных радиостанциях.
— Всего несколько недель назад, до того как в газете «Монтанан» появилась его первая фотография, никто не слышал о Гари Саммерсе. Ему было под сорок, и в Маунтин-Фолс он совсем недавно приехал из Коннектикута, где жил до этого. Он был свободным художником, который много лет пытался пробиться в Нью-Йорке, но сумел привлечь внимание к своим работам только в Монтане. Как говорит Стюарт Симмонс, редактор «Монтанан»…
Здесь вступил негромкий голос Стю:
— Я впервые познакомился с Гари после того, как несколько его фотографий привлекли внимание нашего фоторедактора Анны Эймс. И с того момента как мы с Анной увидели его портреты жителей Монтаны, мы поняли, что встретились с настоящим талантом.
Тут снова заговорила Люси:
— Вскоре после того, как «Монтанан» начала печатать снимки Саммерса, он попал в эпицентр пожара, который уничтожил большую часть заповедного леса у озера Муз, одною из крупнейших лесных массивов штата. Его великолепные снимки пожарных, выполняющих свою опасную работу, и особенно офицера, преклонившего колени у тела погибшего коллеги, получили признание по всей стране и удостоились престижного разворота в «Тайм». Джуди Уилмерс, владелица галереи «Новый Запад» в Маунтин-Фолс и близкий друг Гари Саммерса, вспоминает, как недоверчиво фотограф относился к своему неожиданному успеху…
Теперь брали интервью у Джуди. Она была непривычно мрачной.
— Полагаю, что Гари так долго прозябал в неизвестности, что, когда он вдруг стал востребован как фотограф, он несколько растерялся. И хотя он согласился выполнить два задания, от «Нэшнл джеографик» и «Вэнити фэр», его главной заботой была открывавшаяся выставка «Лица Монтаны» в моей галерее…
И снова Люси Чэмплейн:
— Выставка открылась два дня назад, вызвав огромный интерес в штате, где к чужакам, как правило, относятся с подозрением — особенно тем, кто осмеливается высказать свое собственное отношение к жителям Монтаны. Но в разгар вечеринки, посвященной открытию, Гари Саммерс внезапно ушел…
Опять Джуди:
— Народу собралось тьма, Гари никогда не отличался общительностью, и все это сосредоточенное на нем внимание, скорее всего, показалось ему чрезмерным, потому что он сказал другу, что выйдет на улицу — глотнуть свежего воздуха. Господи, как бы мне сейчас хотелось, чтобы он никуда не ходил…
Вступила Люси Чэмплейн:
— Примерно через час Саммерс уже сидел за рулем машины и ехал по шоссе 200, опасной извилистой дороге, ведущей через Скалистые горы и Континентальный водораздел. Было поздно, видимость плохая, и, сделав очередной поворот, он оказался на пути большого грузовика. Гари вильнул, чтобы избежать столкновения, но потерял контроль над машиной и слетел с дороги в заросшую деревьями долину, где он сделал некоторые из своих наиболее запоминающихся снимков. Он не выжил в этой катастрофе…
Завершающие слова Джуди Уилмер. Казалось, она вот-вот расплачется.
— Это не просто бессмысленная трагедия — это, прежде всего, огромная потеря. Потому что, судя по тем немногим фотографиям, которые остались после него, нет сомнений, что Гари Саммерс обязательно бы стал одним из величайших фотографов Америки нашего поколения. Теперь же этого никогда не произойдет…
Я положил голову на руки. И подумал: теперь я буду реально знаменитым — посмертно.
Выхода не было. Даже если я вдруг объявлюсь в Маунтин-Фолс живым и здоровым, налетят фотографы со всей страны, и моя фотография появится во всех газетах.
Я не знал, что мне делать. Оставалось только бежать. Но куда я могу бежать? И на какие деньги? Я проверил бумажник. У меня оставалось всего восемьдесят долларов наличными. Верно, у меня все еще была целая стопка банковских и кредитных карточек, и я помнил все нужные коды наизусть. Но по опыту своей работы в отделе доверительного управления я знал, что «Кемикал банк» и различные компании, выдающие карточки, заморозят счета Гари, как только узнают о его кончине. К счастью, сегодня была суббота, а это значило, что, даже если кто-нибудь в банке услышал эту историю по радио, они, скорее всего, не закроют его счета до начала работы в понедельник.
Если бы я смог каким-то образом выбраться отсюда сегодня, я бы смог снять как минимум две тысячи долларов с этих четырех карточек сегодня и повторить эту операцию в воскресенье. Я мог бы еще успеть ухватить пару тысяч с утра пораньше в понедельник, до того как в Нью-Йорке откроются банки. Шести тысяч баксов хватит, чтобы спрятаться и обзавестись новыми документами.
Тут, однако, имелась проблема. Ближайшим городом была Хелена. До нее не меньше семидесяти миль по головоломной дороге. Мое колено до сих пор сильно болело. Мне в моем состоянии даже выбраться на шоссе 200 будет тяжело.
Я вышел из домика и прохромал к берегу озера, наполняя легкие свежим воздухом и проверяя, выдержит ли мое покалеченное колено путешествие до основной дороги, откуда я автостопом мог бы добраться до Хелены.
Тут я увидел туристов. Молодая пара, лет двадцати с небольшим, на древнем микроавтобусе, который напомнил мне дни учебы в колледже в семидесятые. Я с облегчением увидел, что номера у машины вашингтонские. Они разбили лагерь примерно в ста ярдах о того места, где я стоял. Поставили маленькую палатку и в данный момент готовили завтрак на небольшой походной печке. Когда я подошел поближе, то разглядел, что они были типа Эдди Бауэра, оба блондинистые, чистенькие, оба в теплых рубашках и оба слегка оторопевшие при виде избитого типа, хромающего в их сторону. Они сразу же вскочили на ноги. По их напряженным лицам я понял, что они боятся, что я окажусь дружески настроенным местным серийным убийцей.
— День добрый, — сказал я. — Простите, что беспокою.
— Ничего страшного, — сказал парень. Но выражение его лица говорило обратное.
— Меня зовут Дейв Мэннинг, — представился я. — Живу вон в том домике. Он принадлежит моей подруге. Послушайте, со мной произошел дикий несчастный случай вчера вечером, когда я ехал на своем горном велосипеде. Попал в чертовски глубокую яму, и меня отбросило прямо на дерево.
— Ох! — вздохнула женщина. — И как вы себя чувствуете?
— Лучше, чем велосипед, который совсем покорежило. Вы откуда, ребята?
— Из Сиэтла, — ответил парень.
— В отпуске? — спросил я.
— Да вроде того, — сказал он. — Только что сдали экзамены. Мы выпускники Вашингтонского университета. Факультет ботаники.
— Тогда вы попали в подходящее место.
Женщина сказала:
— Мы Хауи и Пегги. Вам нужен доктор или какая-нибудь другая помощь?
— Ну, мне сейчас больше всего нужно добраться до Хелены. Моя подруга забросила меня сюда вместе с великом в четверг, но она собиралась присоединиться ко мне только во вторник, а я очень беспокоюсь о своем колене, надо бы им заняться поскорее. У вас случайно не найдется мобильного телефона?
Я рискнул, понадеялся, что телефона у них нет. Так оно и оказалось.
— Это не наш стиль, — сказал Хауи. — Но послушайте, мы собирались остаться здесь только часов до двух, затем собирались направиться в Бозман.
— Хелена по пути, и если вы не возражаете…
Они переглянулись. Я видел, что они прикидывают, не могу ли я случайно оказаться поклонником Джеффри Дамера.[28] Наконец парень пожал плечами и сказал:
— Ладно, мы не против, только вам придется сидеть на полу сзади.
— Тогда мы в два к вам постучим, — пообещала Пегги.
— Я вам ужасно благодарен, — сказал я и потащился назад в домик.
Мне сразу стало легче. По крайней мере, я нашел способ выбраться из этой заброшенной дыры. К пяти часам я уже буду в Хелене. Я воспользуюсь банкоматами, куплю себе новую одежду, затем найду автобусную станцию и сяду в первый же автобус, направляющийся на восток. Завтра к середине дня я окажусь где-нибудь вроде Бисмарка в Северной Дакоте — городок средней величины, где с избытком банкоматов. Еще один налет на карточки, ночь в гостинице, в четыре утра последний набег на банкоматы, затем я избавляюсь от карточек и поеду автобусом в какой-нибудь большой, приятный и анонимный город. Даллас, к примеру. Или Хьюстон. Шести тысяч мне хватит на пару месяцев и на новые, чистые документы, с которыми я смогу начать…
Что? Новую жизнь?
Я отказывался думать об этом. Или о том, что уже потерял свои две предыдущие жизни. Или о том, что никогда больше не увижу Анну Эймс. И о том, что моя смерть снова повергнет ее в тоску. И как каждый день и каждый час я буду горевать о ней так же, как об Адаме и Джоше.
Все, о чем я мог сейчас думать, это сон. Я не спал уже две ночи. Я остро нуждался в сне, чтобы остаться вменяемым на остаток дня. Поэтому, как только я дошел до хибары, я завел старый будильник, поставил его на половину второго и пристроил около кровати. Четыре часа сна не оживят меня полностью, но хоть сколько-то помогут.
