Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2
Идя по дорожке сада к дому, он с удивлением заметил, что входная дверь распахнута настежь. На ступеньках крыльца стоял молодой человек и разговаривал с женщиной, силуэт которой четко вырисовывался в дверном проеме.
— Да, Роберт, — мелодичный голос Мелани словно таял в вечернем воздухе, — благодарю вас. Это было великолепно! Да, пожалуйста, приходите и завтра вечером. Нет-нет, он придет не раньше десяти, так что у нас будет уйма времени.
Слова эти ножом полоснули по сердцу доктора Морроу. Он быстро отступил в кусты и замер, ожидая, когда незнакомец пройдет мимо.
После того случая были и другие, различавшиеся лишь небольшими вариациями. Решив не показывать свою осведомленность о происходящем, Морроу до полуночи просиживал в лаборатории, хотя работа его от этого практически не продвигалась. Да и неудивительно — мысли его были заняты другим. В воображении нескончаемо множились сочиненные им же самим образы, приобретшие за истекшие полгода особую живость и красочность: его милая, его божественная Мелани, скинув маску лицемерия, которую она носила в общении с ним, нежно воркует с молодым человеком, забыв про его любовь, растоптав его чувство, предав их счастье…
И все эти долгие, мучительные дни он не мог избавиться от гнетущего чувства несправедливости, от ощущения собственного бессилия и подавленности. Постепенно в его мозгу стала зреть и набирать силу другая мысль, которая, как ему казалось, имела большее право на существование, нежели горькие переживания и выматывающее долготерпение.
И этот день настал.
Доктор Морроу поднялся со стула, выключил в лаборатории свет, прошел в свой маленький кабинет и начал делать какие-то пометки на листочке блокнота.
Часом позже он вышел из здания — пружинящей, помолодевшей походкой, с улыбкой на губах.
Прошла неделя. Как-то утром супруги мирно сидели за столом и завтракали. Просмотрев газетные страницы, посвященные модам и светским сплетням, Мелани дошла до отдела объявлений — о свадьбах, днях рождения, кончинах. Интересного там было мало, и она уже собиралась перевернуть страницу, как вдруг увидела нечто странное. Она трижды перечитала это объявление, отказываясь верить собственным глазам.
Скончалась миссис Мелани Морроу, тридцатилетняя супруга и нежная спутница доктора Фрэнка Морроу. Смерть наступила внезапно, в их доме. Похороны пятнадцатого, в 11 утра. Приглашаются только близкие. Пожалуйста, без цветов.
— Фрэнк, — еле слышно прошептала она, — это ты поместил объявление о…
— Естественно я, дорогая, — с отсутствующим видом подтвердил доктор.
— Но Фрэнк, — в ее голосе слышалась близкая паника. — Что все это значит? Ты решил так пошутить?
— Нет, моя милая, это не шутка.
— Но почему, зачем? Что ты хоч… — она не смогла договорить. Сокрушительным ударом муж выбил ей передние зубы, и она потеряла сознание.
Доктор Морроу быстро перетащил потерявшую сознание Мелани в соседнюю комнату и осторожно положил на диван. Потом со свойственной ему тщательностью он выбрал шприц, иглу и, взглянув на часы, ввел какую-то жидкость в вену Мелани.
— Вот так-то, моя милая, неверная женушка, — приговаривал он. — Полежи пока здесь — твое время еще не наступило.
Похоронное бюро, куда он заблаговременно позвонил, работало оперативно и уже через полчаса прислало своих сотрудников. После тривиальных слов утешения в адрес убитого горем мужа они незамедлительно приступили к своим обязанностям. Приехавший вскоре после них врач — давний друг доктора Морроу быстро составил заключение о смерти и выдал разрешение на захоронение. Сидя с ним в кабинете, Морроу с тревогой прислушивался к голосам служителей похоронного бюро — не дай Бог, если они что-нибудь обнаружат… Но он сделал все как надо: укол подействовал великолепно, и сотрудники похоронного бюро с уверенностью проделывали обычные манипуляции над трупом, проявляя при этом присущий им профессионализм.
После их ухода Морроу вновь остался наедине с женой, тело которой было обряжено в роскошный саван. На небольшой подушке покоилась голова с аккуратно уложенными огненно-рыжими волосами.
Улыбнувшись, он осторожно отвернул края савана, достал толстую швейную иглу и накрепко пришил руки жены к ее груди; потом так же старательно сшил вместе бедра и ступни. Работал он быстро, с вдохновением, как когда-то в годы молодости делал свою лучшую операцию, а когда наконец закончил, аккуратно обрезал концы ниток и расправил складки савана. Потом опять вдел нитку в иголку и старательно сшил губы. После этого доктор налил себе полный стакан виски.
Процедура похорон прошла спокойно, как и планировалось. Присутствовали лишь самые близкие друзья, в круг которых доктора ввела Мелани. Горестные покачивания голов, скорбно прижатые к груди руки, белоснежные платочки, поминутно подносимые к уголкам глаз. Под конец кортеж автомашин медленно проследовал к городскому крематорию. Ларчик с личными вещами усопшей покоился на крышке гроба. Играла похоронная музыка…
В назначенное время чья-то рука нажала нужную кнопку, и гроб стал плавно опускаться в черный люк.
Глубоко внизу служащий крематория, увидев гроб, легонько присвистнул:
— Красота! Но дело есть дело. И если уж эти чертовы буржуа поставили меня на это место, я сделаю все, чтобы не только отработать свои денежки, но и разбогатеть.
Он даже крякнул от удовольствия: хорошо сказано, хотя никто и не слышит. Затем резким движением он распахнул створки печи и, толкнув гроб, покатившийся на металлических горизонтальных роликах, быстро затворил створки. Лязгающий, тягучий звук понесся ввысь, ударяясь о стены подвала, лифта и, наконец, траурного зала, к тому времени уже опустевшего.
Мелани тоже услышала этот звук. В сущности, это было ее первым ощущением, первым соприкосновением с реальной действительностью после долгого забытья. Поначалу она ничего не могла понять и лишь чувствовала себя странно стесненной — руки, ноги, рот и… темнота, скрывавшая очертания гроба. Она попыталась было приподнять его крышку, хотела закричать, но, как только нитки врезались в мякоть ее губ, внезапно поняла все: и тот некролог в газете, и удар мужа, и… неожиданно быстро нарастающий жар.
Боже праведный, да ведь она в гробу, ее сжигают! Сжигают заживо!!! Слепая паника охватила Мелани, она вся задрожала, тело ее изогнулось, она попыталась повернуться в одну сторону, потом в другую… Должно быть, так сражается душа грешника в чистилище, разрывая кожу, выдергивая из собственного тела куски мяса — нитки все же поддавались! — она уже заливалась собственной кровью, начинавшей закипать на дне гроба.
Поздно! Языки сильного пламени начисто проели его тонкие стенки и набросились на беззащитное тело. Последним ощущением женщины было медленное течение двух густых струй — то было все, что осталось от ее лопнувших глаз…
Получасом позже служащий крематория отложил газету, выключил газ и привычным жестом смахнул в лоток скопившийся в печи пепел.
Часы пробили пять, когда доктор Морроу разделался с пятой порцией спиртного. «Отличный денек, — подумал он. — Раз и навсегда покончил с неверной женушкой. Теперь можно спокойно заняться работой, от которой пришлось ненадолго отключиться. И ради кого? Ради этой?!»
Резкий стук в дверь прервал его раздумья: кому это он мог понадобиться в такой день?
В дверях стоял Роберт — тот самый тайный посетитель Мелани. Под мышкой он держал завернутый в бумагу широкий плоский предмет.
— Добрый вечер, доктор, — приветливо улыбаясь проговорил он. — Во-первых, поздравляю вас с днем рождения, а во-вторых, вот, пожалуйста, — он протянул Морроу сверток.
«Черт, со всеми этими делами совсем забыл, что у меня сегодня день рождения, — подумал доктор. — Но что все это значит? И что он мне сует?»
— Что это такое? — раздраженно спросил он.
— Как что? А вы разве не знаете? Хотя, понимаю. Видите ли, я художник… — начал объяснять он, одновременно разворачивая бумажные листы и доставая из них большой поясной портрет Мелани.
Как верно он уловил выражение ее глаз, поворот головы и эти искорки света в медно-золотистых волосах…
— Так вот, — продолжал он, — ваша жена пригласила меня с тем, чтобы к вашему дню рождения я написал ее портрет. Мы хотели держать все это в тайне, чтобы получился настоящий сюрприз. Приходилось работать вечерами, пока вы были в лаборатории. Целых полгода вкалывал, но, думаю, вам понравится.
Комната бешено закружилась, стены, как живые, двинулись на доктора Морроу. Он с трудом поднял веки, и взгляд его упал на изящную надпись, притаившуюся в левом нижнем углу портрета:
«Фрэнку, моей единственной любви, от Мелани».Дэвид Грант
